Дирижабль - Кирилл Викторович Рябов

Слова путались. Он почти кричал, как сильно ее любит. И конечно, он виноват. Он совершил немало глупостей. И многие сцены в его книгах – ошибка. Он перепишет их заново ради нее. Инна внимательно смотрела и слушала. Фёдор распинался. Случайно плюнул в экран. Он уже готов был опять встать на колени и стоять хоть всю ночь. Но Инна перебила:

– А ты где сейчас? Ты у этого твоего Карцева? Постой, он не слышал наш разговор?

– Нет, нет. Он меня поселил в квартиру своей бабушки. Но ее тут нет. Она умерла. Я один.

– Хорошо, – сказала Инна. – Скажи еще раз. Ты любишь меня?

И Фёдор несколько раз повторил, что любит. Он не знает, как это доказать. Оторвать себе лицо? Съесть живую мышь?

– Федя, не говори глупости. Доказательство любви одно – отношение. И все. Понимаешь?

– Хочешь, я прямо сейчас брошу все и приеду?

– Ну нет. Я хочу, конечно. Но твоя работа важна. А недолгая разлука только укрепит отношения. Правда же? Покажи мне квартиру.

Фёдор переключил камеру.

– Тут я сплю. Там еще одна комната, побольше.

– Надо же, старая петербургская квартира, – сказала Инна. – Представляю, какая там атмосфера.

– А какой вид из окна!

Фёдор показал ей Львиный мостик:

– Нравится?

– Очень! Я тебе тоже сейчас кое-что покажу.

Инна стала опускать камеру. Она была в распахнутом халате на голое тело. Сидела в кресле, широко расставив ноги. Фёдору почудилось, что он чувствует ее запах. В последний момент Инна прикрыла пах ладошкой. Но ее средний палец пополз дальше и стал медленно двигаться. Затем на экране возникло ее ухмыляющееся лицо.

– Ты меня дразнишь, – сказал Фёдор.

– Дразню. И что ты мне сделаешь?

Инна снова опустила камеру. И продолжила себя ласкать. Фёдор сунул руку в трусы. Потом спустил их. Спохватился и поковылял от окна к кровати.

– Ты что там собрался делать? – спросила Инна. – Я сейчас отключусь.

– Нет, нет, пожалуйста. Я так скучаю. Я с ума сойду.

– Тогда просто смотри. Покажи мне вторую руку.

Она вернула камеру к лицу. Но плечо ее продолжало двигаться. Взгляд немного затуманился. Фёдор не отставал.

– Нет, Федя. Ты наказан! Иначе я правда закончу. В смысле отключусь. А потом закончу. Но ты этого не увидишь.

– Ладно. Я не буду.

– Умница. Хороший мальчик.

То, что одна рука была занята телефоном, ей нисколько не мешало. Инна трудилась так, будто пыталась распилить себя вдоль тела. У Фёдора пульсировали передние зубы. Все вокруг исчезло. Он смотрел и почти не дышал.

Инна слабо заскулила, потом протяжно застонала, изогнулась, задрожала и обмякла. Камера упала ей на грудь. Несколько секунд экран был темным. Слышалось лишь ее тяжелое дыхание. Потом появилось лицо.

– Ну вот, – сказала Инна. – Помирились. Разрешаю тебе пойти в ванную и побыть плохим мальчиком. А мне надо уже собираться. Федь, не теряйся. Пиши мне и звони.

– Да, любимая.

– Пока!

– Пока!

Он отложил смартфон и со спущенными штанами пошел в ванную.

Карцев явился к часу, как и обещал.

– А ты молодец, – сказал он с порога. – И правда, как огурец.

Сам он имел мрачный вид.

– Дело-то ответственное, – сказал Фёдор. – Как иначе.

– Хорошо, что ты так относишься.

Карцев прошелся по квартире, заглянул в комнаты.

– Как? Обживаешься?

– Нормально. Только соседи под утро устроили поебушки, разбудили меня. Но и хорошо. Вовремя.

Фёдору хотелось похвастать, что он помирился со своей девушкой. Без подробностей, конечно. Карцев перебил:

– Какие еще соседи?

– Ну сверху. – Фёдор показал пальцем на потолок. – Хорошо так стонали.

Карцев посмотрел вверх. Потом на Фёдора:

– Федь, ты на последнем этаже живешь. Ты чего? Там уже чердак.

Фёдор тоже посмотрел вверх:

– А кто же это тогда? Может, бомжи?

– Еблись?

– Ну.

– Или мыши пищали. А тебе почудилось.

– Тут есть мыши?

– Не знаю. Вряд ли. Но дом-то старый. Все возможно.

– Может, мне приснилось?

– А чего тебе снилось?

Фёдор запнулся и соврал, что не помнит.

– Ладно. Не бери в голову. Пошли.

Карцев приехал на своей унылой «Калине». Она стояла в конце переулка. У входа в рюмочную Фёдор заметил вчерашнего тезку-ханыгу. Тот покачивался и безостановочно широко зевал.

– Слушай, – сказал Карцев, когда отъехали. – Я тебе одну вещь вчера не сказал насчет Панибратова. Он непростой тип.

И сделал рукой движение, будто вворачивал лампочку.

– Во-первых, он бывший гэбист. Причем служил в Пятом управлении.

– Я с диссидентами не связан, – сказал Фёдор.

– Очень смешно!

– Чего ты так переживаешь? Чем он сейчас занимается?

– Официально сосисками, сардельками и колбасами. А неофициально – не знаю. Но знаю, что на сардельках столько не заработать, сколько у него есть. Думаю, он через кино хочет что-то отмыть.

– Через наше кино можно только смыть, – ответил Фёдор.

– Не скажи. Можно и заработать.

– Как ты вообще на него вышел?

– Ну так, – пожал плечами Карцев. – Искал инвестора. Через знакомых выяснил, что есть человек, который хочет вложиться в кино. Я подсуетился, пока не увели. А главное! Он смотрел мой фильм «Щекотунчик». И ему понравилось.

– «Щекотунчик»? Это о чем?

– Я тебе покажу. Он о киллере по прозвищу Щекотунчик. Криминальная драма. Любовь, смерть и вся хуйня.

– А во-вторых?

– Что «во-вторых»?

– Ты сказал, что, во-первых, он из бывших. А во-вторых?

– Я его немного побаиваюсь.

– Потому что он гэбист?

– Нет. За это я его презираю.

– А зачем тогда деньги у него берешь? – спросил Фёдор.

– Слушай, – задергался Карцев. – Только этого не надо! Совестью моей решил поработать? Эти деньги пойдут на искусство. А не на блядей и яхты. Благородное дело!

– Деньги, конечно, не пахнут, – сказал Фёдор.

Карцев злобно покосился на него:

– Не обижайся, Жень.

– «Не обижайся», конечно, как же.

– Я вот с девушкой своей помирился. И счастлив.

– Какой девушкой? У тебя есть девушка?

– Ну да. Я вчера немного рассказывал. Где-то перегнул, наверно.

– Я помню, что ли?

«Ну и хорошо», – подумал Фёдор.

Они остановились у старинного трехэтажного особняка.

– Офис его? – спросил Фёдор.

– Один из…

Карцев позвонил в массивную дверь. Выглянул охранник и впустил их. В вестибюле они по очереди прошли через рамку. Поднялись на последний этаж и очутились в небольшом холле. Навстречу вышла симпатичная черноволосая девушка.

– Господин Карцев? Господин Собакин? Меня зовут Зофия. – Она приложила руку к груди. – Через букву «з», не «с».

– А сокращенно как? – спросил Карцев. – Зоня?

– Мое имя не сокращается, – сказала она без улыбки. – Пожалуйста, подождите.

И зашла в кабинет.

Они сели на диванчик. Карцев полистал журнал. Хмыкнул.

– Это какой-то колбасный вестник. Тут сплошные сосиски и сардельки. О, еще шпикачки.

– Сам же говорил, – тихо