Виктор Лысенков - Тщеславие

Пал Палыч поинтересовался, как он себя чувствует. Сергей сказал, что болело, конечно, немного в костях, сейчас - совсем ничего. - "Ну и хорошо. Значит, потянешь...". Но сегодня они разгружали всего один двухосный вагон в нем было ровно восемнадцать тонн. Соли. Обычной соли. Закончив работу часам к двенадцати, Пал Палыч сказал: "Можно бы и по домам, да вдруг придет срочный груз".

Они сидели у костерка, понемножечку пили коньяк с чаем и когда уже зарозовело над Кара-Тау, поехали по домам - в первых, еще чистых автобусах и троллейбусах. Пал Палыч отвел Сергея в сторону и сказал: "Мы позавчера хорошо заработали. Вот тебе еще твоя тридцатка и сегодняшний червонец". Сергей сам не поверил такому заработку. Если так будут здесь платить, кормить и поить коньяком, он точно себе скоро купит "Волгу".

Уже через месяц Сергей знал все тонкости работы бригады. Пал Палыч предложил ему оформиться. Сергей откровенно сказал ему о дипломе, о том, кем он работал и сказал, что в отделе кадров скорее испускаются - подумают подослан. Мол, журналист меняет профессию. Что потом напишите - ужас! Пал Палыч спросил: "А как стаж? - "Да у меня его уже. Вместе со службой в армии двадцать восемь лет. Могу хоть завтра на пенсию". Другие члены бригады к нему не приставали с расспросами, а начальство по головам не считало грузчиков. Да и имел право бригадир при большой нагрузке хоть студентов брать.

В одну из ночей метрах в шестистах от них, фактически на пустыре, отцепили вагон. Он был нужен составу - случайно подцепили, но его ждал начальник "Мясорыбторга" республики. В вагоне был полугодовой лимит на икру. Сергей еще не знал этого. Только слышал, как Пал Палыч говорил: каждому - по сумке! Министр нервничал - наступала ночь, и если разграбят вагон - будет дело. Но деваться большому начальнику было некуда: вокруг станции "паслись" невимые "группы, они зорко следили, не брошен ли где без присмотра вагон на подходе к складам и тогда, если такой вагон попадался, недели слежки окупались сторицей. Иногда вагон отцепляли, так как на нем не было накладной, или получатель значился какой-то далекой Сибири. Пал Палыч хорошо знал потайную жизнь не только главной станции, но и номер два, откуда ночами машины вывозили в нужные магазины из таких вот потерянных вагонов ткани и сахар, вино и пылесосы - чего только по нашему разгильдяйству отправят не туда или напишут на вагоне мелом станцию назначения так, что свирепые казахские ветры с дождем и следа не оставят от небрежных надписей. Там синекура была куда круче: сотни "потерянных" вагонов стояли на путях и целая автобаза работала на вызов уже списанной, наверное, продукции...

Так он что - рыба и уже в банке? Он сам когда-то говорил об умерших: а, это консервы! И хотел посмотреть на себя со стороны. Но видел только в утреннем тумане развилки путей, и вон туда, за поворот, уходила их ветка кормилица. Он вспомнил, что они дотолкали тогда вагон до ворот базы, тут уже Пал Палыч ломиком сорвал пломбы, каждому из шестерых членов бригады отложили по двадцать банок икры - десять черной и десять - красной. Утром Пал Палыч сказал ему: "Возьмешь мою старую сумку. Но - прикрой. А сверху положи хлеб. И не ходи по путям: вон тем прулоком к третьему автобусу". Сергей вечером, до работы, зашел к Василию и занес по три банки икры ему одному зачем столько - новостей он сейчас не принимает, а так, поесть... Да и подойдет, наверное, новая икра. И вдруг его осенило: вот откуда наличка у Пал Палыча. Вот так, наверное, продают из вагонов коробки с шоколадом, растворимый кофе и кучу другого дефицита.

Сергей днем отсыпался и редко выходил к пивнушке - разве что угостить старых знакомых и выпить кружку пива - не больше. Работал он каждую ночь это было лучше, чем сидеть в доме и быть объятым тревогой. Бригада Пал Палыча была разделена на две группы. Во второй части был свой старший, но чуть ли не каждую ночь появлялся Пал Палыч - посмотреть за порядком. Иногда Сергей вынужден был работать и днем. И тогда по виду грузчиков никто не мог бы сказать об их достатке. А у каждого из них был свой дом, машины, а у Пал Палыча "Волга" и совсем новый "газик". Да, нужно было иметь слишком крепкую волосатую руку, чтобы простому смертному иметь эти вещи. "Волги" продавали только героям труда и народным артистам. Ну, да разве Пал Палыч - не герой труда? - Ни одного замечания - одни только благодарности. А на днях получил и звание ветерана труда: он здесь, на станции, отработал без перерыва двадцать пять лет.

Сергей очень скоро заметил, что ему практически некуда девать деньги: чай, кофе, сухое молоко и сгущенное, коробки конфет и сахар, макароны и рыба - все, что прибывало к ним, они либо забирали тем же способом, что и икру, или покупали у кладовщика за смешные деньги. А ни за одну ночь Сергей меньше червонца не получал. А когда был крупный улов - как та же икра, например, получал до сотни. А почему он забыл об икре? Василий был рад подарку - тем более на носу были праздники. А о том, что он поступил правильно, понял из слов Пал Палыча: "Все правильно, Сережа... У нас жмотов не любят...".

Сергей не заметил, как начал полнеть. Работа ночью и целый день более чем сытная еда. Шоколад он ел прямо из коробок, колбасу - кружком, не нарезая, как это принято, пил сгущенку - пробив ножом дно. И сливки тоже. Себя он успокаивал: во мне должно быть много энергии, потому что день на день не приходится и иногда пашешь - как вол. Но вот он заметил, что не может влезть ни в один костюм. Пришлось ехать в "Богатырь" и купить аж шестидесятый размер. А когда проходил мимо парка, решил взвесится. Весы показали сто двадцать килограммов. "Вот это да! Ну пусть вся одежда с башмаками весят пять кг. Все равно - сто пятнадцать! А ведь вроде совсем недавно было девяносто. Да, вот что значит бросить спорт! Он давно не отжимался по утрам, и решил проверить, на что он теперь способен. Шестьдесят пять - и тупик. И это при том, что он занимается физической работой. Раньше, по утрам, он дважды с небольшим интервалом отжимался двести или триста раз, а когда хотел проверить свой запас прочности, то за один раз отжимался до ста семидесяти. Да, сдал... Теперь и женщины не так охотно шли на контакт с ним. Сорок шесть и раздувшаяся грудная клетка (хорошо хоть задница не поплыла, думал он. Но грудная клетка и живот становились необъемными. И надо думать, до чего он дошел! - один раз затащил к себе кладовщицу Веру. Жаль, конечно, что у нее было такое же имя, как и у последней женщины, где он чуть ли не собирался бросить якорь. Вера приходила к нему раза три, потом он начал ссылаться на дела, хотя Вера всегда привозила полную сумку того, что на складе. Сергей почти полностью потерял связь с внешним миром: на день он отключал телефон и вообще уже не знал, зачем он ему. Если вдруг приходилось ночевать одному, он его тоже отключал, помня, как напугал его звонок в ту ночь, с "отцом и дедушкой".

Он проработал чуть больше года на складе и уже не раз выручал мужиков у бочки растворимым кофе, копченой рыбой или колбасой твердого копчения. Лишнего он не брал: по номиналу. Хотя сам ни за что не платил ни копейки. Однажды он решил пересчитать деньги, которые он сбрасывал в ящик из-под телевизора и удивился: впору хоть "Жигули" покупай! Но у него не было прав, да и по утрам он уходил с работы, выпив иногда целый стакан коньяку. Чтобы лучше спалось. Он давно узнал, как добывает коньяк бригада. Иногда даже днем двое из их бригады с двумя ведрами с крышками и ломом подходили к вагону, в котором, они знали точно, привезли коньяк. Федор умело бил ломом в створ досок, бутылки разбивались и напарник подставлял под струю ведро. Если после этого коньяк еще тек - подставлял другое. В бригаде коньяк сливали в канистру, а некоторые уносили "лишнее" домой. Так ему однажды передал грелку Василий - попросил передать куму. Утром Сергей Пал Палыч отдал грелку, налитую под завязку. Сергей понюхал коньяк. Скоро он и себе приобрел в аптеке большую грелку и нередко стал получать свою долю. Пал Палыч только предупредил: "Если что не съешь - только проулком, до третьего номера. А грелку лучше всего привяжи к животу". А сверху, если у тебя сумка, положили хлеб. Да, хлеб. Опять поплыли туманы и облака стали похожими на булки станционного хлеба, только не было видно на этих округлых облаках корочки. Да, - догадался Сергей, - они там, сверху, и мне снизу не видно".

Вечером к нему зашел Василий и сказал: "На работу не ходи. Там большой шмон. Кума взяли... Из-за этих машин, будь они неладны! Говорил же ему - не надо две! Так он уверял, что в горы на охоту нужен "газон" и что записан он на сына. Сергей понял, в чем дело: в республику прислали нового второго русского секретаря и он быстро поменял кадры, особенно в БХСС, милиции и КРУ. И привез с собой нового прокурора. Чужие кадры много чего знали и начали шерстить. Ну, его Сергея, не достанут: он в бригаде не числился и никто там даже не знал его отчества, не то что фамилии: Серега и Серега. Вот и все. Так закончилась для него синекура, гораздо лучше даже киношной. Он ни о чем не волновался: найти его, человека без фамилии и даже отчества - ОБХСС не смогут. Да и выполнял он ту роль, что и другие случайные работники, какие же студенты, только у него было здесь постоянное место, в силу тех самых причин...