За закрытыми дверями - Майя Гельфанд

А потом она переоделась в новое симпатичное платьишко и выбежала, как нимфа, чтобы показать ему. Ее полные, белые, как подушки, руки колыхались, а отточенные ноготки (Беллочкина гордость!) как стрелы, мелькали возле глаз.

Глядя на нее, он понимал, что это возбуждение неспроста, и опасался того, что это – новый приступ. Он боялся ее безумия, и страх этот неизменно преследовал его. К счастью, она прочно сидела на лекарствах, и дозу приходилось периодически увеличивать. Он почувствовал, как внутри пробежал подлый холодок, а на лбу выступил пот. Только не это. Только не сейчас. О господи!

Он понимал, что это болезнь – неизлечимая и хроническая, что она прогрессирует и с ней все сложнее справляться, что дальше будет только хуже, что он не имеет права ее оставлять… Но ему слишком хотелось еще немного пожить!

Нет, этого он не вынесет.

– Прекрати! – вдруг крикнул Леонид.

– Что? – тут же осеклась Наталья.

– Я не могу больше, – тихо выдохнул он.

– Что больше?

– Не могу так жить… Я устал.

– Да? Ты устал? – взвилась Наталья. – А я не устала, ты считаешь?

– Сядь и успокойся! Ничего от тебя не надо! Ни барахло это вонючее, – он бросил на пол недавно купленные обновки, – ни все это дерьмо! Ничего не надо!

– Тогда катись к ней! Да-да, катись! – завопила Наталья, обливаясь слезами. Руки, как сломанные крылья, повисли безжизненно, и она напоминала цаплю, еле балансирующую на одной ноге.

Леонид недоверчиво уставился на нее.

– Ну, раз так, то мне, наверное, действительно нечего здесь делать. – Он порывисто стал выбрасывать свою одежду из шкафов.

– Ты не любишь меня! И никогда не любил! Ты сломал мне жизнь! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ненавижу!

– Господи, вы, бабы, можете думать о чем-то, кроме любви? – закричал он в отчаянии и тронул бородавку на шее, как всегда делал, когда волновался.

– А разве есть на свете что-то, заслуживающее внимания, кроме любви?

Он не нашелся как ответить – собрал маленький чемодан и вышел. Наталья еще немного покачалась на подкашивающихся ногах, упала и стала похожа на медузу, выброшенную приливом из моря на берег и обреченную на удушливую смерть.

Соне снова и снова снился один и тот же сон: она гуляет по прекрасному, ухоженному парку, осторожно ступая по осыпавшейся листве, собирает разноцветные листья – красные, желтые и коричневые, складывает их вместе, и получается букет. Букет ей не нравится, но он занимает ее, отвлекает от печали. Неожиданно сзади к ней подходит мужчина. Она не видит его лица, зато чувствует прикосновение руки. Она знает, что это – Он. Его рука, тяжелая, белая, он кладет ее на плечо, и Соня прижимается к ней щекой, ощущая кожей ее тепло. Так они стоят и наслаждаются присутствием друг друга. А потом Он берет Соню за руку, букет падает, и вместе они идут домой. Соня ужасно боится потерять Его руку и крепко цепляется за нее. Они идут долго, и Соня совсем не устает. Даже наоборот, ей приятно вот так идти, идти, идти… Неожиданно она останавливается и понимает, что идет одна, а он давно исчез.

На этом месте Соня обычно всегда просыпалась и с ужасом разглядывала свои пустые руки. Рядом посапывала дочка, посасывая палец. Стояла ночная тишина, лишь за окном изредка раздавался свист проносящегося автомобиля. Соня начинала горько плакать, утыкаясь носом в подушку Леонида, пропитанную его запахом. Вдыхала его – и казалось, что она не одна. А потом, когда он пропадал надолго, не появляясь иногда неделями, подушка наполнялась ароматом ее духов, и Соня впадала в отчаяние. Она плакала, потом засыпала снова, но спала неровным и неспокойным сном.

На этом месте она проснулась и в этот раз. И обнаружила, что рядом с ней действительно живой он с белыми жирноватыми руками. Он спал. И он был только ее, единственный, неразделенный.

– Ты пришел навсегда? – спрашивала Соня.

– Навсегда, Сонечка.

– И ты нас никогда-никогда не бросишь?

– Никогда-никогда.

Соне очень хотелось верить. Очень хотелось думать, что это правда, что он не обманет ее, как уже делал не раз. Но опыт и чутье подсказывали: обманет. Соня, эта красивая, успешная, современная Соня с самыми передовыми взглядами на семью и воспитание детей, как никто другой знала, что в каждой успешной одинокой женщине скрывается несчастная баба. Если бы он разделил с ней ее одиночество, разве думала бы она про свою самостоятельность и уникальность? Человек не должен быть один, это неправильно. Человеку нужно кого-то любить, иначе ради чего все это?

Однажды, в самом начале их романа, она уговорила его пойти на танго. Она обожала танго и даже умела немного танцевать. От природы пластичный, умеющий владеть своим телом, Леонид быстро схватил основные движения.

– Главное в танго, – объясняла она, – это мужчина. Он ведет за собой женщину. А она идет за ним.

И он подхватил ее и повел за собой. Скоро они шагали в такт. Ее нога вставала в точности на то место, где за секунду до этого была его. Ее голова поворачивалась вместе с движением его руки. Она была в его власти, она принадлежала ему безраздельно. Секундной заминки было достаточно, чтобы сбиться с