Юзеф Принцев - Гори, гори, моя звезда

За пирожное он принялся со знанием дела, не замечая, что Аркадий не притрагивается к своему, а продолжает незаметно наблюдать за дверью в заднюю комнату. Но туда никто не входил - и Аркадий решил, что сидит здесь напрасно. Он уже хотел было взяться за пирожное, как в зале появились трое людей и, не останавливаясь, прошли за стойку.

Толстый буфетчик не повернулся в их сторону, только слегка посторонился, давая дорогу. Аркадий привстал, чтобы лучше разглядеть пришедших, но тут же опустился на стул и, прихлебывая кофе, дождался, пока они не скроются в задней комнате. Потом отодвинул чашку и небрежно сказал:

- Ты посиди... Я сейчас вернусь.

- Угу... - промычал Семка, даже не поняв того, что ему сказал Аркадий.

Когда Семка наконец справился с кремовой трубочкой и, блаженно жмурясь, откинулся на стуле, он вдруг обнаружил, что сидит за столом один. Семка недоуменно посмотрел по сторонам и опять встретился с прищуренным глазом незнакомца. Тот просто впился в Семку, требуя ответа. Но Семка был так изумлен исчезновением друга, такое наивное неведение читалось в его чистом взоре, что глаз незнакомца дрогнул и подернулся мелкими лучиками успокоенной усмешки.

Семка не замечал ничего, углубленный в свои мысли. Они были беспорядочны, и следовало собрать их в стройную логическую цепь размышлений, чем Семка и занялся.

Если Аркадий ушел совсем, то кто будет платить за пирожные и кофе?

Это пахнет скандалом.

Но если бы он ушел совсем, то съел бы свое пирожное и выпил кофе.

Это факт!

Но если он не вернется, то пирожное останется несъеденным, а скандал все равно будет.

Значит, надо его съесть!

Семка удовлетворенно вздохнул и потянулся за пирожным. Тарелка оказалась пустой! Семка хотел охнуть, но не смел: рот его был забит сладким кремом. Пока выстраивалась логическая цепь, он незаметно съел оставшееся пирожное. Семка проглотил застрявший в горле кусочек и вздохнул. В стройной цепи его умозаключений наметилась зияющая брешь: если бы он не съел второго пирожного, платить бы пришлось за одно.

Скандал назревал! Семка сидел не поднимая головы и с ужасом ожидал, что вот сейчас к столу подойдет официант - и тогда начнется такое!.. Вот и его шаги, он подходит к столу, двигает стулом, чтобы обратить на себя внимание. Семка в отчаянии поднял голову. Перед ним сидел Аркадий и как ни в чем не бывало прихлебывал остывший кофе.

- Ты чего? - простодушно спросил он у ошеломленного Семки.

- Ни... ничего... - пробормотал Семка.

- Значит, показалось... - благодушествовал Аркадий, но глаза его смеялись.

- Слу... слушай... - все еще заикаясь, начал Семка. - Я тут увлекся одной мыслью и, понимаешь...

Досказать Семке не удалось. В дверях появилась группа вооруженных людей. Один из них, в кожаной тужурке, поднял руку и, перекрывая ресторанный гул, зычно крикнул:

- Прошу приготовить документы!

Несколько человек пошли по залу, а остальные быстро направились за стойку и скрылись за дверью, ведущей в заднюю комнату. Через несколько минут они вышли оттуда, ведя под пистолетами трех никому не известных в городе мужчин.

Семка вопросительно взглянул на Аркадия и не узнал друга. От прежнего благодушия не осталось и следа: глаза блестели, между бровей легла незнакомая складка. Поймав взгляд Семки, он доверчиво улыбнулся, кивнул стоявшему у стола официанту:

- Получите!

И, бросив на стол горсть мелочи, направился к выходу. Семка поплелся за ним...

* * *

На улице было тихо, светила луна, пахло яблоками. Аркадий и Семка молча дошли до угла. Здесь Семке надо было сворачивать. Он остановился и нерешительно спросил:

- Ты куда уходил?

Аркадий чуть заметно улыбнулся и весело сказал:

- Да ты понимаешь! Деньги забыл. Ну и сбегал!

- Домой? - допытывался Семка.

- А куда же еще? - рассмеялся Аркадий.

- Я так и подумал... - неуверенно сказал Семка и виновато добавил: А я твое пирожное съел.

- Ну и на здоровье! - хлопнул его по плечу Аркадий. - Я сладкого не люблю. Беги, Семка, поздно уже!

Семка нерешительно повернулся и медленно двинулся по темной улице в сторону своего дома.

Аркадий постоял, вдохнул полной грудью воздух и, весело насвистывая, пошел вдоль длинного глухого забора, за которым шумел разросшийся старый сад. За его спиной послышались чьи-то быстрые шаги. Решив, что это возвращается Семка, Аркадий обернулся и увидел надвигающуюся тень человека.

Вышедшая из-за тучи луна на мгновенье осветила остро прищуренный глаз и поднятую руку с ножом. Почувствовав, как лезвие пронзило сукно куртки и скользнуло по ребрам, Аркадий отпрянул к забору и упал.

Он слышал, как гулко стучали по булыжной мостовой шаги убегающего человека...

Когда они стихли, он поднялся и, зажимая ладонью рану, побежал к дому...

Два дня Аркадий не приходил в училище. На третий день явился бледный, пахнущий йодом и бинтами. На расспросы не отвечал, но глаза его светились гордостью. Семка смотрел на друга с молчаливым укором, но ни о чем не спрашивал. Наконец Аркадий сжалился над другом и на одном из уроков пододвинул к нему раскрытую тетрадь. Ту самую, в твердом коленкоровом переплете, обитую медными угольничками. Семка прочел:

"Меня ранили ножом в грудь на перекрестке".

В МОСКВУ!

Поезд стоял на запасном пути.

Поезд как поезд. Только короче обычного. Паровоз и несколько вагонов. Но у подножек стояли часовые, а из вагонов по утрам выскакивали голые по пояс красноармейцы и весело плескались под краном водонапорки.

В поезде размещался Особый летучий отряд, которым командовал Ефимов.

В Арзамасе совсем недавно подавили белогвардейский мятеж, но офицерские банды еще рыскали по лесам, жгли хутора и деревни, а несколько дней назад налетели на станцию Рузаевка и в неравном бою перебили немногочисленных ее защитников. Поезд Ефимова появлялся внезапно, окна вагонов щетинились пулеметными дулами, красноармейцы на ходу выскакивали из вагонов и под прикрытием пулеметного огня бросались в атаку на белогвардейцев и громили их в коротких яростных схватках.

Потом поезд опять отстаивался на запасных путях, в вагонах играли на гармошках, и веселые парни плескались под краном водонапорной башни. Только было их чуть меньше.

Аркадий с рабочим полком комиссара Чувырина тоже ходил в бой. После того как мятеж был подавлен, Николай Николаевич Соколов уговорил Аркадия пойти работать в большевистскую газету "Молот", которую он тогда редактировал. Газета осталась без секретаря и Николай Николаевич решил попробовать приучить к газетной работе Аркадия.

Дел было много, но каждый раз, когда выпадала свободная минута, Аркадий бежал на вокзал и, если поезд был на месте, ждал, когда появится Ефимов, чтобы попроситься к нему в отряд. Но Ефимов выходил из вагона всегда не один, а в окружении каких-то начальников, быстро проходил по платформе и уезжал в город.

В городе теперь размещался штаб фронта. На улицах появились автомобили, щеголеватые штабные командиры звенели шпорами, пробегали адъютанты с пакетами, скакали верховые.

Тихий прежде Арзамас стал походить на военный лагерь, и Аркадию все это очень нравилось.

Не по душе было только одно: то ли его мать и Николай Николаевич сговорились и действовали сообща, то ли получилось это случайно, но мать дома, а Николай Николаевич в редакции нет-нет да и начнут свое: "Надо учиться, мал еще воевать, дел еще и здесь предостаточно!"

Аркадий и сам знал, что лет ему мало, всего четырнадцать, но давали ему больше, и чувствовал он себя намного старше. Поэтому на все уговоры матери и Николая Николаевича он отмалчивался, а сам все похаживал на вокзал и караулил Ефимова.

Наконец-то подвернулся удобный случай: Ефимов вышел из вагона один. Придерживая рукой шашку, он легко спрыгнул со ступенек, высокий, в черной кожаной куртке, в сдвинутой на затылок кубанке, с деревянной кобурой кольта на длинном ремне.

Аркадий подошел к нему и несмело сказал:

- Здравствуйте, товарищ Ефимов.

- Здорово! - Ефимов знаком руки остановил шагнувшего к Аркадию часового. - Что скажешь?

Аркадий приготовил длинную речь о том, что бывал в боях, помогал чекистам, был ранен, имеет личное оружие, но вместо этого совсем по-детски попросил:

- Возьмите меня, пожалуйста, в отряд!

Ефимов оглядел его с ног до головы и покачал головой.

- Молод еще...

- Ничего я не молод! - рассердился вдруг Аркадий. - У вас что, дедушки воюют? Заладили: "Молод, молод!"

Ефимов рассмеялся и спросил:

- Тебе сколько лет?

- Шестнадцать, - не моргнув глазом, соврал Аркадий. Он не мог не соврать: решалось дело всей его жизни!

- Понимаешь, какое дело... - задумался Ефимов. - Отряд-то у нас особый. Ты в партии большевиков состоишь?

Аркадий растерялся. Он-то считал себя партийным, но как ответить Ефимову, чтобы это было правдой? В таком деле не соврешь?

- Если по сознанию, то партийный, - подумав, твердо сказал он.