Сергей Залыгин - Два провозвестника

* * *

Андрей Платонов тоже позаботился, свел Достоевского с Лениным все в том же вопросе о будущем России:

"Покушав пшенной каши в хате Достоевского[2], Дванов и Копенкин завели (...) неотложную беседу о необходимости построить социализм будущим летом. Дванов говорил, что такая спешка доказана самим Лениным (...)

- Так за кем же дело, товарищи? - воодушевленно воскликнул Достоевский. - Давайте начнем тогда сейчас же: можно к Новому году поспеть сделать социализм! (...)

Достоевский корябнул ногтем по столу (...)

- Даю социализм! Еще рожь не поспеет, а социализм будет готов!.." Копенкин продолжил: "Социализм придет моментально и все покроет. ЕЩЕ НИЧЕГО НЕ УСПЕЕТ РОДИТЬСЯ, КАК ХОРОШО НАСТАНЕТ!" (выделено мной. - С. З.).

Исследователи творчества Платонова - С. Бочаров, М. Золотоносов, Е. Толстая-Сегал, И. Бродский, Л. Шубин, все, кто касался не только частного, но и целого Платонова, - улавливают эту связь: Достоевский - Платонов. Тема ждет своего воплощения.

* * *

Формально мы живем в сегодня. Пока есть сегодня, мы живем. Но все наши помыслы устремлены в завтра, представление о будущем - завтрашнем или следующего года или десятилетия - это концентрат нашей мыслительной деятельности, ее стимул. И так наше сегодня в постоянной службе, в прислуживании у будущего - выходных дней на этой службе нет. Будущее - это и наша духовность, и наш Апокалипсис.

Будущего еще нет, но оно уже управляет правительствами, раздувает пламень горячих точек, подготавливает новые и новые горячие...

В ГУЛАГе и Освенциме люди страдали ради будущего, даже если знали, что для них его не будет.

Наука стоит на том же: сделать то, чего сегодня нет, но завтра, по ее представлениям, обязательно должно быть.

Искусство ведет себя точно так же.

Просвещение - так же.

То и дело мы начинаем с завтра исходя из того, что сегодня не имеет самостоятельной ценности. Поэтому дело убережения сегодня - дело самого сегодня, разве что прошлые дни и века прошепчут ему что-то невнятное. Только экология охраняет сегодня, старается, чтобы день сегодняшний был чуть-чуть, но все-таки лучше вчерашнего, чтобы полночь была успокоительнее полудня минувшего. Чтобы швейцеровское (оно же - пушкинское, оно же древнегреческое) благоговение к жизни сказывалось уже сегодня.

* * *

Человеку много дано сверх его биологии, так много, что он не знает, что с этим даром делать, как воспользоваться пространством и временем, которые он открыл и, кажется, даже создал, придумав единицы измерения: стопы, локти, аршины и версты, метры и километры, минуты, часы, годы. Единицы измерения системные и внесистемные, кратные и дольные.

В природе нет единиц измерения, они ей чужды. Нет для нее чисел, сумм и разностей, но измеренная природа не только доступна, но и покорна человеку. Современным единицам измерения предшествовали другие, натуральные, пространственно-временные, такие, как "дневной переход", как "попрыск" - время и расстояние между двумя передышками собачьих или оленьих упряжек. Такого рода натуральность себя исчерпала, уже не соответствует сверхбиологии человека, и дальнейшее развитие единиц измерения (метрология) происходит по крутой нарастающей, и конца ему не видно. Человечество может погибнуть, но и после этого будут существовать в тишине и спокойствии, в подвалах и сейфах метрологических институтов, эталонные единицы измерения память о минувших цивилизациях, которые отвечали, собственно, на один и тот же вопрос: как измерить?

Утопии и те в конце-то концов сводились к тому же вопросу.

* * *

А все-таки был такой факт: сомневающийся Ленин.

И другой факт: несомневающийся Достоевский. Сомнения покинули его, когда он перестал творить художественные образы тех, кто мечется среди идей, когда стал публицистом единственной идеи - славянофильства.

Однако же, когда идея единственна, она перестает быть самой собою, она становится уставом.

Никто и никогда из людей не видел чудного острова Утопия. Никто не знает, где остров расположен, в каком из земных океанов, поблизости от какого континента. Не разглядели его и космонавты с кораблей "Мир" и "Шатл". Но все равно многие на том острове побывали, набрались впечатлений и мыслей не столько о настоящем, сколько о будущем. Но почему же эти общие впечатления привели людей к жестокому, нетерпеливому противостоянию, к вражде? Разве таким было предназначение Утопии?

Русские тоже бывали там. Достоевский бывал, Ленин бывал, но после того не нашлось единиц измерения, чтобы определить расстояние между тем и другим, чтобы и России тоже определить свои "от" и "до".

Будучи безграничными, мы обречены снова и снова искать и искать себя...

1 У Ленина тоже повсюду: вперед, вперед, вперед! - но только с другим настроением.

2 Один из чевенгурцев, Игнатий Мошонков, переименовал себя "в честь памяти известного писателя в Федора Достоевского".