Джон Голсуорси - Толпа

Mендип. Это еще вопрос.

Катрин поднимается с места. Настоятель тоже встает.

Настоятель (тихо). Quem Deus vult perdere!.. {Начало латинской поговорки: "Quem Deus perdere vult, prius dementat" ("Кого бог хочет покарать, того он сперва лишает разума").}

Сэр Джон. Это не патриотично! Мор. Я не желаю поддерживать тиранию и насилие!

Кэтрин. Отец вовсе не поддерживает тирании. И никто из нас ее не поддерживает, Стивен.

Входит Хьюберт Джулиан, высокий человек с военной выправкой.

Элен. Хьюберт! (Встает и идет к нему.) Они тихо беседуют у двери.

Сэр Джон. Так объясни нам, ради бога, чего ты хочешь? По чистой совести, мы терпели достаточно долго.

Мор. Сэр Джон, мы, великие державы, должны изменить свою политику в отношении слабых наций. Даже собаки могут служить нам примером,- посмотрите, как ведет себя большая собака с маленькой.

Mендип. Нет, нет, все это не так просто.

Mор. Я не вижу причин, Мендип, почему бы благородству не стать основой отношений между нациями - хотя бы в такой степени, как у собак!

Мендип. Мой дорогой друг, неужели ты хочешь сделаться жалким отщепенцем, борцом за безнадежное дело?

Мор. Это - дело не безнадежное.

Mендип. Правое оно или неправое, но это - самое безнадежное дело на свете. Никогда еще слово "патриотизм" не возбуждало толпу так, как сейчас. Берегись толпы, Стивен, берегись толпы!

Mор. И только потому, что господствующее настроение идет вразрез с моими взглядами, я, политический деятель, должен отказаться от своих убеждений?! Дело не в том, прав я или не прав, Мендип, а в том, что вы все заставляете меня трусливо отмежеваться от своих взглядов только потому, что они не популярны.

Настоятель. Боюсь, мне пора идти. (К Кэтрин.) Спокойной ночи, моя дорогая! А! Хьюберт! (Здоровается с Хьюбертом.) Мистер Мендип, нам по пути. Хотите, я подвезу вас?

Мендип. Благодарю вас. Доброй ночи, миссис Мор. Остановите его! Он себя губит. (Выходит вместе с настоятелем.)

Кэтрин берет Элен под руку и уводит ее из комнаты. Хьюберт остается стоять у

двери.

Сэр Джон. Я знал, что по многим вопросам ты придерживаешься весьма крайних взглядов, Стивен, но я никогда не думал, что муж моей дочери окажется пораженцем, готовым отстаивать мир любой ценой.

Мор. Я вовсе не таков! Но уж если драться, то я предпочитаю драться с кем-нибудь, кто не слабее и не меньше меня!

Сэр Джон. Ну что ж! Мне остается молить бога, чтобы ты очнулся от своего безумия, прежде чем выступишь с этой речью. Мне пора к себе, в военное министерство. До свидания, Хьюберт.

Хьюберт. До свидания, отец.

Сэр Джон выходит. (Стоит неподвижно, явно удрученный.) У нас уже получен приказ.

Мор. Что ты говоришь?! Когда же вы отплываете?

Хьюберт. Немедленно.

Мор. Бедная Элен!

Хьюберт. Еще и года не прошло, как мы поженились. Не повезло нам!

Мор сочувственно притрагивается к его плечу.

Ну что ж! Придется спрятать свои чувства в карман. Послушай, Стивен, не выступай с этой речью! Подумай о Кэтрин, ведь ее отец в военном министерстве, а я ухожу на войну, а Ральф и старина Джордж уже там! Ты войдешь в раж и наговоришь бог знает чего!

Mор. Я обязан выступить, Хьюберт.

Хьюберт. Нет, нет! Придержи свои страсти хоть на сегодняшний вечер! Ведь через несколько часов все начнется.

Мор отворачивается от него.

Если тебе наплевать на то, что ты губишь собственную карьеру, то по крайней мере не заставляй Кэтрин разрываться надвое!

Мор. Но ты же не увиливаешь от своего долга ради своей жены.

Хьюберт. Ну вот что я тебе скажу! Ты, я вижу, готов мчаться напролом, не разбирая пути, и потому разобьешься. Там затевается не какой-нибудь пикник! Нам могут всыпать по первое число. Вот увидишь, какие тут страсти разгорятся, когда там, в горах, перережут два-три наших отряда. Это ужасная страна. У горцев современное оружие, и они дерутся, как черти! Брось это дело, слышишь, Стивен!

Мор. Надо же иногда чем-то рисковать, Хьюберт, даже в моей профессии!

Входит Кэтрин.

Хьюберт. Но это безнадежно, старина, абсолютно безнадежно.

Мор отворачивается к окну. Хьюберт повернулся к сестре, потом, сделав жест в сторону Мора, как бы предоставляя дальнейшее ей, выходит.

Кэтрин. Стивен! Неужели ты действительно хочешь выступить с этой речью?

Он кивает.

Я прошу тебя не делать этого.

Мор. Ты ведь знаешь мои убеждения.

Кэтрин. Но ведь это наша родина. Мы не можем отделять себя от нее. Ты ничего не остановишь, только вызовешь к себе всеобщую ненависть. Мне этого не перенести.

Mор. Я уже говорил тебе, Кэт, кто-то должен возвысить голос. Две или три военные неудачи - а они, несомненно, будут - и вся страна придет в ярость и обезумеет. И еще один маленький народ перестанет существовать.

Кэтрин. Если ты веришь в свою страну, ты должен верить: чем больше у нее владений, чем больше могущества, тем лучше это будет для всех.

Мор. Ты в этом убеждена?

Кэтрин. Да.

Mор. Я готов уважать твое мнение. Я даже понимаю его. Но... я не могу присоединиться к нему.

Кэтрин. Но, Стивен, твоя речь будет призывом, на который откликнутся всякие сумасброды, все, кто затаил злобу на родную страну. Они сделают тебя своим знаменем.

Мор улыбается.

Да, да! И ты упустишь возможность стать членом кабинета, тебе придется, может быть, даже подать в отставку и уйти из парламента.

Мор. Собаки лают - ветер носит!

Кэтрин. Нет, нет! Ведь если ты берешься за какое-нибудь дело, ты всегда доводишь его до конца; а что хорошего может получиться на этот раз?

Мор. По крайней мере история не скажет: "И они совершили это без единого протеста со стороны своих общественных деятелей!"

Кэтрин. Есть многие другие, кто...

Мор. Поэты?

Кэтрин. Ты помнишь тот день во время нашего медового месяца, когда мы поднимались на Бен-Лоуэрс? Ты лежал, уткнувшись лицом в вереск, и говорил, что тебе кажется, будто ты целуешь любимую женщину. В небе звенел жаворонок, и ты сказал, что это голос великой любви. Холмы были в синей дымке. И поэтому мы решили отделать эту комнату в синих тонах: ведь это цвет нашей страны! {Синий цвет считается национальным цветом Англии.} Ты же любишь ее!

Мор. Люблю, конечно, люблю!

Кэтрин. Ты сделал бы это для меня... тогда!

Мор. А разве ты стала бы просить меня об этом, Кэт... тогда?

Кэтрин. Да. Это наша страна. О Стивен, подумай о том, что это значит для меня, когда Хьюберт и другие наши мальчики отправляются туда - на войну! А бедная Элен, а отец? Я прошу тебя не выступать с этой речью!

Мор. Кэт! Это нечестно. Неужели ты хочешь, чтобы я чувствовал себя последним подлецом?

Кэтрин (задыхаясь). Я... я... почти уверена, что ты будешь подлецом, если выступишь! (Смотрит на него, испуганная собственными словами.)

В это время лакей Генри является убрать со стола, и она говорит очень тихо.

Я умоляю тебя не делать этого!

Он не отвечает, и она уходит.

Mор (к Генри). Потом, Генри, немного позже, пожалуйста!

Генри уходит. Мор продолжает стоять, глядя на стол, затем поднимает руку к шее, как будто воротничок его душит, наливает в бокал воды и пьет. На улице за окном остановились два уличных музыканта с арфой и скрипкой; издав несколько нестройных звуков, они начинают играть. Мор идет к окну и откидывает занавеску. Спустя минуту он возвращается к столу и берет конспект

своей речи. Он мучительно думает, не зная, на что решиться.

Будешь подлецом!.. (Как будто хочет разорвать свой конспект. Затем, приняв другое решение, начинает перелистывать его и тихо говорит про себя. Его голос постепенно становится все громче, и он произносит перед пустой комнатой конец своей будущей речи.) Мы привыкли называть нашу страну борцом за свободу, противником насилия. Неужели эта слава вся в прошлом? Разве не стоит пожертвовать нашим мелочным достоинством ради того, чтобы не класть еще один камень на могилу этой славы; не разыгрывать перед всевидящим взором истории еще один эпизод национального цинизма? Мы готовимся силой навязать нашу волю и нашу власть народу, который всегда был свободен, который любит свою страну и ценит свою независимость так же, как и мы. И сегодня я не мог сидеть здесь молча и ждать, когда это начнется. Раз мы бережно и заботливо относимся к нашей стране, мы должны так же относиться и к другим странам. Я люблю свою страну, потому я и подымаю свой голос. Пусть народ, против которого мы собираемся выступить, и обладает воинственным духом, но ему ни за что не устоять против нас. А война против такого народа, какой бы она ни казалась притягательной сейчас, в момент ослепления, в будущем грозит катастрофой. Великое сердце человечества всегда бьется сочувственно к слабому. Мы как раз и ополчились против этого великого сердца человечества. Мы следуем своей политике во имя справедливости и цивилизации; но справедливость впоследствии осудит нас, а цивилизация предаст нас проклятию!

Пока он говорил, снаружи, на террасе, промелькнула маленькая фигурка; она мчится туда, где звучит музыка, но, услышав голос Мора, вдруг останавливается в открытых дверях и прислушивается. Это темноволосая,