Готфрид Келлер - Новеллы

Смерть писателя наступила 15 июля 1890 года.

Строго говоря, уже в романе "Зеленый Генрих" попадаются вставные новеллы и эпизоды новеллистического характера, но по-настоящему Келлер-новеллист раскрылся в "Людях из Зельдвилы", первом и, пожалуй, лучшем своем сборнике, два тома которого разделяет во времени пауза в восемнадцать лет.

В романе мы видим торжество активного реального мира над иллюзорным, в первом томе "Людей из Зельдвилы" эта линия также нашла свое воплощение. Но только акцент переместился с положительного примера на отрицательный. Иллюзорной, ирреальной жизнью живет целый город - Зельдвила. Некогда, в средние века, зельдвильцы с их раблезианским жизнелюбием противостояли мрачной кровожадности соседнего Рюхенштейна, где фанатики наслаждались пытками и казнями ни в чем не повинных людей (новелла "Дитеген"), но впоследствии жизнелюбие зельдвильцев выродилось в пустое легкомыслие и полное неумение вести свои дела. Община богата, но сами зельдвильцы нищенски бедны, и никто не знает, на что они, собственно, живут. Многие из них делают вид, что трудятся, но все валится у них из рук, все они банкроты и тунеядцы, что, впрочем, никак не влияет на их веселое самочувствие. Кроме того, они завзятые политиканы, но и в политике их интересует лишь суетный спортивный элемент, средства, а не цели. Они с легкостью меняют свои убеждения и, подобно тарасконцам Доде, всегда настроены против "существующего порядка". Такова рамка этих новелл - единое место действия, город, неблагоприятный для реальной практики, как частной, так и общественной, как бы отставший от исторического развития и в своей архаичности являющий превосходную почву для анекдотов. Зельдвильцы вовсе несвободны от пороков своего времени, они такие же стяжатели, как и жители других городов, но они неумелые стяжатели, и поэтому их попытки обогатиться не сопровождаются успехом. Жизнь в этом городе создает особый склад характера, который, при некотором усилии, можно бы и исправить. В новелле "Панкрац Бука" типичный зельдвилец, проводивший свои дни в постоянной праздности, уехав из Зельдвилы, становится на чужбине дельным офицером и возвращается на родину, утратив зельдвильскую непрактичность. В другой новелле, "Фрау Регель Амрайн и ее младший", зельдвильцу-мужу, сбежавшему после банкротства за границу, противопоставлена его жена (Келлер подчеркивает, что она родом не из Зельдвилы), которая храбро принимает на себя руководство обанкротившимся предприятием, выпутывается из долгов и воспитывает сына достойным человеком. Характерно при этом, что мать заставляет сына участвовать в политической жизни города и что он становится не только опытным дельцом, но и образцовым гражданином. Эта новелла, так же как и роман "Зеленый Генрих", - просветительский гимн "правильному воспитанию".

Но среди новелл сборника есть и противоположный пример, когда приезжие, "не-зельдвильцы", оказываются глупыми и непрактичными людьми, и в этом случае коренные жители города животы надрывают от смеха, глядя на их неудачи.

В новелле "Три праведных гребенщика" саксонец Иобст ищет случая стать владельцем гребеночной мастерской в Зельдвиле. В отличие от влюбленных в плотские наслаждения зельдвильцев, он аскет и накопитель. В средние века аскетизм слыл добродетелью, приметой праведной души. В новое время для успеха в жизни требуются иные качества. Даже жалкая гребеночная мастерская может стать объектом ожесточенной борьбы. Келлер как бы спрашивает: "А что будет, если таких мучеников бережливости окажется не один, а больше?" - и тут же иронически "утраивает" своего героя, заставляя его вступить в борьбу с двумя во всем похожими на него конкурентами. Комизм усиливается тем, что приобрести мастерскую можно, только воспользовавшись приданым засидевшейся в девицах Цюз Бюнцлин, и "праведники" должны выступать в не свойственном им амплуа вздыхающего влюбленного. Да к тому же еще им приходится проявить и спортивные таланты, ибо хозяин мастерской решил оставить у себя того из них, кто быстрее других добежит к нему из-за городских ворот. Соревнование праведников в искусстве ухаживать за дамой и в беге на скорость полно комических эффектов, но за этим комизмом стоит серьезная мысль об уродующем человека стяжательстве, об аморальности "праведничества" ради накопления. В жестокой схватке, переходящей в конце новеллы в физическую потасовку, жадность гребенщиков утрачивает свою благопристойную внешность. Правила честного соревнования нарушаются. Победу одерживает наиболее бессовестный, тот, кто лучше других сумел использовать ситуацию. Шваб Дитрих догадался подпоить я соблазнить Цюз Бюнцлин и, завладев ее приданым, получил вожделению гребеночную мастерскую. Справедливости ради Келлер в концовке сообщает, что, став видным человеком в городе, Дитрих не добился полного счастья, ибо злая жена постоянно отравляет ему сладость его победы. Но тем не менее в соревновании трех гребенщиков победил наименее добродетельный и наиболее предприимчивый.

Таким образом, пассивности и непрактичности противостоит у Келлера, с одной стороны, высокоморальная, "правильная" активность фрау Регель Амрайн, с другой же стороны - аморальная, "плутовская" активность, сохранившая в какой-то мере традиции шванка или новеллы эпохи Возрождения, где ловкий пройдоха постоянно одерживает верх, играя на чужом простодушии. Особенно силен этот мотив плутовства в "Сказке про котика Шпигеля".

Традиция ранней новеллы включает в себя известное сочувствие плуту он, конечно, действует безнравственно, но ведь и его противник не ангел. В борьбе двух аморальных сил сочувствие на стороне искуснейшего. Котик Шпигель, живший у заботливой хозяйки, вырос типичным тунеядцем-зельдвильцем, неприспособленным к жизни и не умеющим о себе заботиться. После смерти хозяйки он голодает и едва не становится жертвой хитрого чернокнижника Пинайса, который пользуется его беспомощным положением и навязывает ему кабальный договор. Пинайс обязуется кормить кота, пока Шпигель не обрастет салом, а затем Шпигель будет убит и колдун использует его сало для своей черной магии. Но тут оказывается, что под влиянием смертельной опасности учтивый и воспитанный Шпигель обретает незаурядную проницательность и, играя на жадности Пинайса, сам околпачивает чародея. Теперь уже Шпигель играет роль плута, а злобный маг оказывается потерпевшим. При этом традиционный мотив плутовства сочетается с изощренной техникой новеллы XIX века. Рассказанная Шпигелем перед самой казнью история о захороненном кладе восходит еще к "Рейнеке-лису", равно как и сам образ животного-пройдохи, выходящего сухим из воды. Но сколько в рассказе о Шпигеле реалистических примет, выдающих его человеческое происхождение, сколько рассуждений и намеков, адресованных современному образованному читателю, воспринимающему сказочную форму как иносказание! Когда голодный кот в доме у чародея жрет мышей и дроздов, это естественно. Но когда он рассуждает над дроздом в духе героя "Шагреневой кожи" о том, что каждое удовлетворенное желание сокращает его жизнь, что каждый съеденный им кусок способствует наращиванию сала и приближает кота к гибели, это уже весьма далеко от шванка.

Когда Пинайс с ножом в руке требует у кота его сало, это, конечно, иронически обыгранный образ шекспировского Шейлока, требовавшего свой фунт мяса у купца Антонио. А когда "дикий полет страстей" - битва с соперниками и изнурительные любовные игры с белоснежной подружкой - спасает кота от потолстения и тем отодвигает роковую расплату, это опять-таки пародийно обыгрывается мелодраматический тезис: любовь побеждает смерть.

Такая прихотливая игра со знакомыми литературными образами и мотивами, сочетание возвышенных и серьезных мыслей с комической формой неизменного "животного" мира сближает "Котика Шпигеля" уже не со шванком, а с новеллами Э. Т. А. Гофмана с их романтической иронией. Образ же философствующего кота непосредственно примыкает к известному роману Гофмана "Житейские воззрения кота Мурра". Однако, в отличие от Гофмана с его превознесением художника и культом искусства, Келлер стремится воспитывать у своих читателей вкус к активной практической деятельности.

Вместе с тем эта деятельность не должна причинять ущерб другим людям. Келлер - утопист. Он считает, что возможна буржуазная активность на моральной основе. Поэтому он наказывает тех, кто стремится обогатиться бесчестным путем, кто ищет случая утопить своего ближнего или, выражаясь метафорой Келлера, "вытопить его сало". Так злодей Пинайс, заполучив свои вожделенные десять тысяч золотых гульденов, одновременно приобретает и жену-ведьму, которая превращает его жизнь в ад. (В ослабленном виде эта же кара постигает и расчетливого шваба Дитриха.) Но особенно жестоко наказаны Келлером два крестьянина, Манц и Марти, из новеллы "Сельские Ромео и Джульетта". Они виновны в том, что запахивают лежащую между их землями полосу пашни, отнимая ее у нищего бродяги-скрипача, который без их свидетельских показаний не может подтвердить свое право на владение. Этот шаг становится роковым в их жизни. Сама эта полоса и служит орудием возмездия. Вокруг владения клочком земли между соседями разгорается длительная тяжба. Минц и Марти разоряют друг друга, впадают в нищету, доходят до безумия и преступлений. Этому одичанию двух стариков Келлер противопоставил светлую и бескорыстную любовь их детей Сали и Френхен, которых он в названии новеллы сравнивает с Ромео и Джульеттой. На самом деле, при всей силе и яркости их чувств, эти двое влюбленных далеки от героев Шекспира. У веронских любовников их страсть была безоглядна и абсолютна, они знать ничего не хотели о законах и условностях своей эпохи. Сали и Френхен - дети швейцарских крестьян - с молоком матери впитали особое представление о счастье. У них есть свое "чувство чести" - они отказываются от "свободной любви", какой живут Черный скрипач и его друзья. Им нужна "честная" свадьба, устойчивое положение в обществе, и так как это счастье им недоступно, они бунтуют против реальности. Они подменяют правду иллюзией, игрой, и эта игра составляет лучшую часть новеллы. Действие выглядит неслыханно ускоренным. В один подаренный судьбой день Сали и Френхен успевают насладиться приветствиями, какими обычно встречают молодых, обмениваются подарками и кольцами; им играют шутовскую свадьбу с выпивкам, танцами и пожеланиями счастья, устраивают буйный свадебный кортеж. Они находят брачную постель на барке с сеном и, завершив свой единственный счастливый день, добровольно принимают смерть. В этой небольшой новелле представлены и болезнь и лекарство, силы алчности и эгоизма, разъедающие здоровое сознание народа, и его нравственное начало, героически противостоящее стихии стяжательства. Любовь, бескорыстная и самоотверженная, выводит человека из мира расчетливости и всеобщего недоверия, жестокой схватки встречных интересов.