Режис Са Морейра - Убитых ноль. Муж и жена

Возражаешь: каратэ — это не спорт.

Поднимает твои глаза к небу.

Это — искусство.

Спрашивает: ты поэтому забросил каратэ.

Уходит в спортзал.

Цепляешься за стол, чтобы не заплакать.

Час пик в метро миновал, позволяешь какому-то парню пялить глаза на жену и даже улыбаешься ему.

Сам тоже когда-то был молод.

Чуть раздвигаешь ножки, чтобы дать ему больше простора для воображения.

Дыхание учащается.

Будто бы ненароком лямка комбинезона соскальзывает с плеча жены.

Не выдерживает, глаза отводит.

Медленно поправляешь лямку и вновь улыбаешься.

Уж ты-то знаешь, вечером, а может, даже и днем, уединившись у себя в комнате, он с твоей женой сотворит такое, от чего ты давно отвык, и тебе это совсем не противно.

И потом, тебе это ничегошеньки не стоит.

Пусть немного помечтает.

Парень выходит раньше тебя, и как только двери вагона закрываются, и он оказывается в безопасности, с перрона решается наконец взглянуть на тебя еще раз.

Поезд трогается, увозя тебя, улыбаешься ему в последний раз.

Он показывает средний палец.

А ты растворяешься в воздухе.

Заходишь в лифт с секретаршей, стараешься сосредоточиться и не думать ни о чем постороннем.

Поднимаетесь вверх, смотришь на секретаршу, на кнопку «стоп», в зеркало на жену, покрываешься испариной, надо что-то с этим делать, в конце концов спрашиваешь у секретарши телефон психоаналитика, к которому ходит жена.

Она немного удивлена, хватаешься рукой за лоб: вечно ты все забываешь, секретарша пишет тебе телефон на обороте рукописи — роняет ручку, наклоняешься подобрать, благодарит, и ждет, когда ты выпрямишься.

Но ты не выпрямляешься.

Вот это да.

Колени ты не согнул.

А руки достают до ступней, до самых пальцев.

Слышишь, как сверху секретарша спрашивает, все ли в порядке.

Чудеса, да и только.

Удивляется: о чем это ты.

Смотришь на ее ноги, достаешь и до них.

Настаивает, может, все-таки помощь нужна.

В ответ все твердишь, что, не сгибая колен, достаешь до ступней.

Секретарша садится на корточки, чтобы посмотреть тебе в лицо, извиняется.

Поворачиваешь голову и предлагаешь ей убедиться, что можешь достать до ступней, не сгибая колени.

Смотрит на руки, которыми ты на самом деле накрываешь ступни, подбирает ручку, и взглянув на тебя, еще раз спрашивает, все ли с тобой в порядке.

Говоришь, что да.

Что все отлично.

И улыбаешься.

Лифт останавливается, двойная дверь открывается, входят трое мужчин, громко переговариваясь, но, заметив твою жену да еще кверху задом, вмиг переходят на шепот.

Все так же сидя на корточках, секретарша бросает в их сторону свирепый взгляд и шепчет — тут люди.

Шепчешь в ответ, что знаешь.

Что тебе наплевать.

Главное — рукой, не сгибая коленей, можно до пальцев ноги достать!

Со встречи с издателями возвращаешься слегка подшофе, как же они удивились, когда жена явилась в комбинезончике и набросилась, как волк, на еду; тут секретарша сообщает тебе, что звонила свекровь.

Смотришь на нее удивленно, но внезапно вспоминаешь, что собирался обедать у родителей, входишь в кабинет жены.

Звонишь домой, жены нет.

Пробуешь звонить ей на мобильный, автоответчик отвечает твоим голосом: абонент временно недоступен, просьба звонить в офис.

Решаешь набрать родителей, чтобы хоть извиниться за своего, так сказать, мужа, объяснить, что он болен.

Матушка спрашивает, зачем ты морочишь ей голову.

Продолжаешь: мужа всю ночь рвало.

Сухо замечает, что сын только что от них ушел, и они вместе съели чудесного цыпленка.

Застываешь, с раскрытым ртом.

Матушка уточняет — позвонила тебе потому, что не застала сына дома, видно он ушел в спортзал.

Рада, что он спортом занимается.

Хорошо бы еще его хоть кто-то кормил.

Он рассказал ей, что вы разводитесь.

И она считает, это разумно.

В любом случае он всегда сможет на нее опереться. И еще ей показалось, что сын ее стал прежним, с тех пор как сбрил бороду.

Сбрил что?

Швыряешь телефон об стенку.

Опрокидываешь письменный стол жены.

Хватаешь стул, уже размахнулся, но в дверь заглядывает секретарша.

Замираешь.

Смотришь на нее.

Ставишь стул на пол.

Тебя пробирает дрожь.

Что происходит!

Жена вышла из-под контроля.

Не можешь сдержать слез.

Секретарша изумленно смотрит на тебя, потом подходит и неуклюже пытается обнять.

Цепляешься ей за плечи, утыкаешься головой ей в шею и рыдаешь, как ребенок.

Курите с секретаршей у окна в кабинете жены, она осторожно предполагает, что вас с женой просто штормит.

Тщетно пытаешься объяснить ей, что последний год у вас скорее был мертвый штиль, она утверждает, что брак это как лодка, глупо прыгать за борт в открытое море, еще глупее пойти на дно, когда ты плывешь в ней.

Метафоры ты любишь и спрашиваешь секретаршу, не лучше ли пристать на лодке к маленькому островку, чтобы вы с женой — кашляешь, поправляешься — с мужем, сошли на землю.

Говорит, почему бы и нет, только какая разница — на острове вы или в лодке.

Соглашаешься: она права, тема закрыта. Метафоры, ты, конечно, любишь, но ты в них не силен.

Курите молча, секретарша смотрит на тебя как-то странно, словно никак не решается что-то тебе сказать.

Отводишь глаза, пусть определится: на твою жену это совсем не похоже, зато секретарша наконец решается и просит то, чего у жены попросить никогда бы не осмелилась.

Прочесть один роман и высказать свое мнение.

Спрашиваешь, кто автор.

Краснеет, выглядывает в окно, смотрит вниз, отвечает — подружка, с которой встречается.

Смотришь на нее с удивлением.

Не веришь своим ушам.

Стараешься не вдумываться.

Ненавидишь высказывать свои мысли о романах.

И вообще о книгах.

Да просто о чем бы то ни было, и чем дальше, тем больше.

И все же улыбаешься ей совсем не профессионально, говоришь, что охотно прочтешь роман подружки, только пусть не принимает твое мнение за истину в последней инстанции.

Благодарит, тушит окурок о подоконник, вновь становится секретаршей твоей жены и возвращается в приемную.

Через несколько минут решительным шагом выходишь из кабинета и спрашиваешь, нет ли тут неподалеку какой-нибудь приличной парикмахерской.

Через всю кухню в тебя летит чайник, попадает в дверной проем, задевает короткие, покрашенные в темный каштан волосы жены и врезается в стену коридора.

С трудом узнаешь себя без бороды.

Жена чисто выбрита, лицо перекошено от злости — она смотрит на свои короткие волосы и запускает в тебя еще и сахарницей.

Уворачиваешься и спрашиваешь, с каких это пор она ест курятину.

В тебя летит заменитель сахара.

Подливаешь масла в огонь — психоаналитику с ней не справиться.

Жена прислоняется головой к стенному шкафу.

Ее бы в смирительную рубашку.

С трудом сдерживает слезы.

И в психушку, в отдельную палату.

Убегает в спальню.

Сидишь в кухне, чувствуешь себя полным ничтожеством, встаешь и начинаешь расставлять в шкафу книги.

Через некоторое время дверь спальни открывается, поднимаешь голову, жена надела одну из твоих пижам и смотрит на тебя: ты ползаешь в коридоре на четвереньках, оба молчите.

Солнце садится, рыжий луч проникает в квартиру, жена тоже становится на четвереньки и начинает собирать книги.

Сидишь на кухне один, пьешь кофе, слушаешь радио, наблюдаешь, как жена по другую сторону коридора, в гостиной, отжимается на ковре.

Ее засекли в спортзале, не пустили, пропуск изъяли.

Решила заняться, то есть занять тебя карате.

Твои руки ее не слушаются — отжимается с трудом, кошка пулей выскакивает из-под дивана и проносится прямо под ней — к тебе, в кухню.

Жена падает плашмя на ковер.

Кошка прыгает тебе на колени, ты даешь ей бутерброд с маслом.

Жена смотрит на вас голодным взглядом, подняться уже не может.

На секунду тебе кажется, что она сейчас улыбнется.

Нет.

Видишь, что рот подрагивает, но губы крепко сжаты.

Жена в отчаянии, но быстро приходит в себя, все же она — не ты, несмотря на внешность.