Денис Драгунский - Каменное сердце

Спасибо, что вы посочувствовали моему старому горю.

Вы написали: „всего доброго, спасибо за письма“. Из чего я понимаю, что переписка закончилась. Мне жалко, но ведь мы люди с разных сторон жизни, как вы очень остроумно и мудро сказали. О чем нам дальше разговаривать? Я не понимаю в крупных корпорациях, а вы не понимаете в бывших южных людях.

„Ты чего? — ночью спросил ее Вадик, увидев, что она не спит, а смотрит в потолок, закинув руки за голову. — Хочешь еще?“ — и он погладил ее поверх простынки. „Что ты, что ты, что ты, — зашептала она. — Все прекрасно, ты прекрасен, мне хорошо… Так. Жалко стало мужика“. — „Какого?“ — „Этого, как его, Тимофея Иваныча. Какая глупая жизнь. А все равно жалко“. „Ты лучше меня пожалей“, — сказал Вадик. „А тебя за что?“ „За то, что я тебе наврал, а сейчас переживаю, — сказал он. — Это я тебе писал письма“. — „Что?“ — „Да“. „А сейчас не врешь?“ — спросила совершенно спокойно. „Правда, правда“, — вздохнул он. „Докажи“. — „Могу показать в компе. Показать?“ — „Ах-ах! Скопировать эти письма с моего профиля к себе в файл, всего делов!“ „Нет, — сказал Вадик. — Я их нарочно себе на почту посылал, до того, как у тебя вывешивал. За полчаса примерно. Можешь сравнить часы-минуты. Показать?“ „Не надо“, — и замолчала. Он снова погладил ее, она вдруг в голос заплакала. „Ты же клялся! — шептала она. — Ты же клялся! Лежал со мной в постели, обнимал меня и клялся! — она отшвырнула его руку. — Не смей меня трогать!“ — и просто залилась слезами. Вадик пытался ее обнять, она ударила его кулаком в грудь, выскочила из постели, побежала в ванную, заперлась, долго мыла лицо холодной водой, потом надела халат, вышла из ванной и спросила: „Ты уже собрался?“

Ах, сейчас бы умыть лицо холодной водой, — вспоминала она, слушая усталый шум мотора; машина взбиралась на бесконечный пологий склон; такой плавный, но очень длинный подъем называется „тягун“. Вспоминала безо всяких особых переживаний и уж, конечно, без тогдашних слез.

Потому что за пять лет все уже сильно поменялось, и теперь у нее есть муж, наконец уже старше ее на целых одиннадцать лет, у него серьезный архитектурный бизнес, и он сейчас занимается реконструкцией одного курорта в Дилижане. И вот она едет к нему — просто так. Побыть вместе и провести пару недель на водах, как говорили в старину.

Вот почему она все это вспомнила! Вот ведь в чем дело! Дилижан. Серпантин. Дочка Зураба Петровича. В августе Кето поехала в Армению, в Дилижан к сестре, сестра ее Вера там была на курорте, и машина с серпантина упала вниз. Грешили на Зурика, что он боялся дочь свою и убил ее. А я пришел к своему приятелю скульптору и сказал: „Сделай мне каменное сердце“. „Езжайте потише!“ — „Не бойтесь, мадам“ — „Потише, я сказала!“ Машина уже прошла подъем и спускалась вниз по серпантину. Первая петля. Вторая. Третья. Стоп. Вот ореховое дерево с раздвоенным стволом. Надо лопатой подкопать кусты. Дальше пошла мягкая земля.

Гранитное сердце размером в два кулака, со всеми венами и артериями, тяжело лежало у нее в ладонях. Настоящее сердце весит триста граммов, а это, каменное, наверное, два кило. Даже интересно, Вадик это где-то подслушал? Или это была его собственная история? Или он потом это сделал, когда она его выгнала? Нет, уже неинтересно. Ни капельки.

„С собой заберете или обратно закопаете?“ — спросил шофер.

„Не знаю, — сказала она. — Дайте три минуты тихо посидеть“.