Альбер Камю - Падение. Изгнание и царство

Но, выйдя за ней, он не узнал ее в толпе негров и почетных горожан, теснившихся вокруг хижины. Он поблагодарил старика, который молча поклонился и ушел. Начальник порта, шедший позади, снова пустился в объяснения, расспрашивал, когда французская компания из Рио намерена начать работы и может ли дамба быть построена до сезона больших дождей. Д’Арраст не знал и, по правде, не думал об этом. Он спустился к прохладной реке под моросящим дождем. Его непрерывно преследовал этот громкий вездесущий шум, он не переставал его слышать с самого своего приезда и не мог сказать с уверенностью, было ли это шелестом воды или деревьев. Добравшись до берега, он смотрел на далекую неясную линию моря, где на тысячи километров ничего, кроме воды, а далее Африка и еще дальше – Европа, из которой он приехал.

– Начальник, – спросил он, – а на что живут люди, которых мы только что видели?

– Они работают, когда в них есть необходимость, – ответил начальник. – Мы бедны.

– И это самые бедные?

– Да, самые бедные.

Судья, который подходил, то и дело поскальзываясь в своих изящных туфлях, сказал, что они уже полюбили господина инженера, который даст им работу.

– А знаете, – сказал он, – эти люди танцуют и поют каждый день.

Затем, сменив тему, спросил у д’Арраста, думал ли он о наказании.

– Каком наказании?

– Ну, нашего шефа полиции.

– Его нужно отпустить.

Судья сказал, что это невозможно и он должен быть наказан. Но д’Арраст уже шел по направлению к Игуапе.

В маленьком Саду Фонтана, таинственном и тихом под мелким дождиком, грозди причудливых цветов спускались вдоль лиан между банановыми деревьями и панданусами. Нагромождения влажных камней отмечали пересечения тропинок, где в этот час гуляла пестрая толпа. Метисы, мулаты, несколько пастухов тихо разговаривали или, не убыстряя шаг, углублялись в бамбуковые аллеи до того места, где купы деревьев и лесной поросли становились более плотными, а потом и непроходимыми. Там сразу же начинался лес.

Д’Арраст искал Сократа среди толпы, но тот внезапно оказался у него за спиной.

– Это праздник, – смеясь, проговорил Сократ; он оперся на высокие плечи д’Арраста, чтобы подпрыгнуть на месте.

– Какой праздник?

– Э, – удивился Сократ, стоя теперь лицом к д’Аррасту, – ты разве не знаешь? Праздник доброго Иисуса. Каждый год все приходят в грот с молотком.

Сократ показывал не на грот, а на группу людей, которые, казалось, чего-то ждали в углу сада.

– Вот, смотри! Однажды добрая статуя Иисуса приплыла с моря, поднимаясь вверх по реке. Ее нашли рыбаки. Такая красивая! Такая красивая! Тогда они ее вымыли здесь в гроте. А потом в гроте вырос камень. Каждый год праздник. Молотком ты разбиваешь камень на кусочки, чтобы освятить счастье. А он продолжает расти, хоть ты его разбиваешь. Это чудо.

Они подошли к гроту, низкий вход в который виднелся над ожидавшими людьми. Внутри, в тени, усеянной дрожащими огнями свеч, сидевший на корточках человек бил в этот момент молотком по камню. Это был худой пастух с длинными усами; вскоре он встал и вышел из грота, держа в открытой для всех ладони кусочек влажного сланца, который он за несколько секунд перед тем как уйти осторожно зажал в руке. В грот, пригнувшись, вошел другой человек.

Д’Арраст обернулся. Вокруг, не обращая на него внимания, бесстрастно ожидали своей очереди пилигримы, мокшие под мелким дождем, спускавшимся с деревьев. Д’Арраст тоже ждал у этого грота, сам не зная чего. Говоря по правде, он уже месяц, с момента приезда в эту страну, все время чего-то ждал. Он ждал в алом зное влажных дней, под мерцающими ночными звездами, ждал, несмотря на свои обязанности – строительство дамб, прокладку дорог, – как будто работа, ради которой он сюда приехал, была всего лишь предлогом, поводом для какой-то неожиданности или встречи; он их даже не представлял себе, но тем не менее терпеливо ожидал их на краю света. Д’Арраст вздрогнул, никто в этой маленькой группе местных жителей не обращал на него внимания, и он направился к выходу. Нужно было возвращаться к реке и работать.

Но Сократ ждал его у двери, занятый оживленной беседой с низкорослым кряжистым человеком, скорее желтым, чем чернокожим. Его наголо выбритый череп еще больше увеличивал красивого очертания лоб; на широком гладком лице его красовалась очень черная борода, подстриженная квадратом.

– Это наш силач! – вместо представления сказал Сократ. – Завтра он совершит шествие.

Человек, одетый в морской костюм из грубой саржи, тельняшку с голубыми и белыми полосками под морской курткой, внимательно изучал д’Арраста, глядя на него черными спокойными глазами. В то же время он улыбался, показывая ослепительно белые зубы меж полных глянцевых губ.

– Он говорит по-испански, – сказал Сократ, поворачиваясь к незнакомцу. – Расскажи месье д’Аррасту.

И тут же, пританцовывая, он ушел к другой группе. Человек перестал улыбаться и с откровенным любопытством посмотрел на д’Арраста:

– Это тебя интересует, капитан?

– Я не капитан, – поправил его д’Арраст.

– Не важно. Но ты сеньор. Так мне Сократ сказал.

– Я нет. Но мой дед был сеньором. Его отец тоже, и все до него. Теперь в наших краях больше нет сеньоров.

– А! – смеясь, сказал негр. – Понимаю. Все стали сеньорами.

– Нет, это не так. Просто нет ни сеньоров, ни народа.

Тот, поразмыслив, спросил:

– Никто не работает, никто не страдает?

– Ну нет, работают и страдают миллионы людей.

– Тогда это народ.

– В этом смысле да, народ. Но его хозяева – полицейские или торговцы.

Приветливое лицо мулата замкнулось. Потом он проворчал:

– Хм! Покупать и продавать, а! Какая мерзость! А с полицией командуют и собаки.

Вдруг он рассмеялся.

– А ты не продаешь?

– Почти нет. Я строю мосты, дороги.

– Хорошо! А я кок на пароходе. Если хочешь, я тебе приготовлю наше любимое блюдо из черной фасоли.

– Хочу.

Кок подошел к д’Аррасту и взял его за руку:

– Слушай, мне нравится то, что ты говоришь. Я тебе тоже кое-что сейчас скажу. И тебе, может, это понравится.

Он увлек его ко входу и усадил на влажную деревянную скамью рядом с бамбуковой рощицей.

– Я был в море, открытом море Игуапы, на маленьком танкере, который делает каботажные рейсы и снабжает нефтью порты побережья. На борту вспыхнул пожар. Нет, не по моей вине! Да что там! Я знаю свое ремесло. Просто несчастный случай! Нам удалось спустить шлюпки на воду. Ночью море поднялось, оно опрокинуло лодку, и меня накрыло волной. Когда всплыл, ударился о шлюпку головой. И начал тонуть. Ночь была темной, море волновалось, и потом, я плохо плаваю; я испугался. Вдруг вдалеке я увидел свет и узнал купол церкви Доброго Иисуса в Игуапе. Тогда я сказал Доброму Иисусу, что, если он меня спасет, я понесу во время шествия на голове камень весом в пятьдесят килограммов. Ты мне не поверишь, но вода сразу успокоилась, и мое сердце тоже. Я медленно поплыл и добрался до берега. Завтра я выполню свое обещание.

Вдруг он подозрительно взглянул на д’Арраста:

– Ты не смеешься, а?

– Нет, не смеюсь. Нужно выполнять то, что пообещал.

Тот хлопнул его по плечу.

– Теперь пошли к моему брату, он на реке. Я тебе приготовлю фасоль.

– Нет, – сказал д’Арраст. – У меня дела. Если хочешь, вечером.

– Ладно. Но сегодня ночью в большой хижине танцы и молебны – праздник святого Георгия.

Д’Арраст спросил его, будет ли он тоже танцевать. Лицо кока вдруг посуровело; впервые он отвел глаза куда-то в сторону.

– Нет, нет, я не буду танцевать, завтра нужно нести камень. Он тяжелый. Сегодня вечером я приду почтить святого. Потом рано уйду.

– Это долго длится?

– Всю ночь и немного утром.

Он как-то пристыженно посмотрел на д’Арраста.

– Приходи на танцы. А потом ты меня уведешь, иначе я останусь, начну танцевать и, может, не смогу остановиться.

– Ты любишь танцевать?

Глаза кока плотоядно заблестели.

– О да! Люблю. И потом, там сигары, святые, женщины. Все забываешь и больше себе не хозяин.

– Там будут женщины? Все женщины города?

– Города – нет, но из хижин – да.

Кок уже снова улыбался.

– Приходи. Капитану я подчиняюсь. И ты мне поможешь завтра сдержать обещание.

Д’Арраст почувствовал, как в нем нарастает раздражение. Что ему до этого нелепого обета? Но он видел перед собой красивое открытое лицо, доверчиво улыбающееся ему; это черное лицо, казалось, излучало здоровье и жизнелюбие.

– Ладно, приду, – сказал он. – А теперь я тебя немного провожу.

Не зная почему, он тут же вновь представил, как черная девушка подавала ему «угощение для дорогого гостя».

Они вышли из сада, зашагали по грязным улицам и дошли до ухабистой площади; ее окружали невысокие дома, от чего она казалась еще более просторной. Теперь по штукатурке домов текла влага, хотя дождь по-прежнему лишь накрапывал. Сквозь рыхлое покрывало неба доносился приглушенный шум реки и шелест деревьев. Они шли в ногу шаг в шаг, тяжелый у д’Арраста и упругий у кока. Время от времени кок поднимал голову и улыбался своему спутнику. Они направились к церкви, возвышавшейся над домами, достигли конца площади, потом прошли по грязным улицам, где теперь витали резкие и назойливые запахи кухни. Время от времени из какой-нибудь двери женщины с тарелкой или кухонной утварью в руках высовывали любопытные лица, потом исчезали. Миновав церковь, они углубились в старый квартал, зажатый между такими же низкими домами, и вдруг вышли на шум невидимой реки позади хижин, которые д’Арраст сразу узнал.