Ионел Теодоряну - Меделень

- Ну прямо князь! - громко воскликнула кухарка.

Дэнуц натягивал кожаные перчатки. Госпожа Деляну с улыбкой наблюдала за ним. Лошади тронулись. Дэнуц помахал на прощание дому и слугам и вдруг увидел на пороге Монику - или это ему показалось? - с распущенными волосами, в слишком широком кимоно, с зажатым ладонями ртом...

Поля побелели от инея; небо было серо-синее; заря на востоке золотисто-красная.

Али мчался следом за коляской. При въезде в деревню пастушеские псы набросились на него. Дэнуц встал во весь рост.

- Мама, смотри, мама! Давай возьмем его в коляску, - попросил он, гладя руку матери.

- Останови, дед Георге!

Али прыгнул в коляску и уселся на плед в ногах у Дэнуца. Лошади снова тронулись. Деревня осталась позади. И каникулы...

Илэ, Илэ,

Здоровила,

Дуб творожный,

Придорожный...

- Какой чистый воздух! - воскликнул господин Деляну. - Как подумаешь о Бухаресте...

- Тсс! Он спит! - шепнула госпожа Деляну, прижимая к себе тяжелую голову сына.

За ворота на прогулку

Вышла ночью дочка турка...

* * *

На одном конце вокзальной скамьи, держась за руки, сидели рядом Дэнуц и госпожа Деляну. Сидя на другом конце, господин Деляну спешно листал пачку вызовов в суд, копии и выписок из дел, слушая объяснения господина Штефли по поводу процесса, дошедшего до апелляционного суда... Господин Деляну требовал от своих клиентов, когда ему приходилось их выслушивать, быстроты и точности - качеств, которых был начисто лишен господин Штефля. Их диалоги были непрерывным столкновением экспресса с товарным поездом.

- Да ведь, господин Йоргу, мне теперь не сносить головы. Как же так?.. Что мне, целый уезд призывать в свидетели?!

- Сударь мой! - ледяным тоном перебил его господин Деляну, подымая глаза от бумаг.

Господин Штефля вытер мокрый лоб и вздохнул.

Госпожа Деляну шепотом беседовала с сыном.

- Напиши маме, как только приедешь... все-все-все, что ты делаешь. Слышишь, Дэнуц?

И она поправила ему галстук и берет.

- Господин Штефля! - произнес господин Деляну тоном, не допускающим возражений.

Господин Штефля почтительно поклонился.

- ...Я пробуду в Яссах до вечера. Сегодня я назначу вам дату суда и просмотрю досье. Вечером вы должны меня ждать у бухарестского поезда. Я вам скажу, что нужно делать.

Среди деревенской тишины перрона, совсем как в театре, прозвенел звонок. Двое крестьян встали со своих мест. Госпожа Деляну поднялась со скамейки. Рука Дэнуца крепко сжала ее руку.

Поезд подошел к перрону, длинный, дымный, зловонный. Вагон первого класса остановился далеко от того места, где они стояли. Они помчались туда. Из окон выглядывали сонные, бледные, неумытые лица.

- Быстрей, - торопил Иона господин Деляну, подталкивая ногой чемодан. Ты что же, не видишь?

Дэнуц проглотил обиду: отец нечаянно задел его ногу.

- Дэнуц, Дэнуц! - звала его госпожа Деляну, идя рядом с поездом, который уже тронулся.

У него едва хватило времени поцеловать протянутую руку.

- Мама, - попросил Дэнуц, вытирая глаза, - не бросай Али, возьми его в ко... в коляску, - крикнул он, уже не видя матери.

На опустевшее железнодорожное полотно села ворона и принялась что-то выклевывать среди мелких камешков.

- Барыня, - сказал дед Георге, поднимая с земли платок госпожи Деляну, - у нас еще кое-кто остался дома.

* * *

Столовая была слишком просторна для молчания втроем за завтраком и обедом; и слишком велика была маленькая гостиная госпожи Деляну для послеобеденного молчания, когда за окном уже совсем стемнело.

- Спать, дети!

Ольгуца и Моника поцеловали ей руку. Госпожа Деляну не пошла их провожать. Они расстались в коридоре.

В комнате Дэнуца была сделана основательная уборка. Дверь со всеми атрибутами русско-японской войны была настежь распахнута. Запах скипидара от свеженатертых полов проникал в комнату девочек, щекоча им ноздри.

Перед тем как начать раздеваться, Ольгуца закрыла дверь. Моника села одетая на край постели, глядя вниз.

- А ты не ложишься спать? - спросила Ольгуца.

- Сейчас лягу.

И усталыми движениями она принялась снимать платье. Ольгуца нырнула в постель. Моника быстрее, чем всегда, прочитала молитву.

- Спокойной ночи, Ольгуца!

- Спокойной ночи, Моника!

Ольгуца задула свечу. Моника долго еще стояла между своей кроватью и кроватью Ольгуцы... Сдерживая дыхание, подошла к постели Ольгуцы.

- Что ты? - вздрогнула Ольгуца, почувствовав слезу на своей щеке.

- Ольгуца, - сказала Моника, прерывисто дыша, - я предала тебя... Я люблю Дэнуца.

- Еще бы. Ты ведь мой друг... И я его тоже люблю.

* * *

Отяжелевший от собственного комфорта, покрытый, словно каплями пота, круглыми фонарями, пахнущий кожей и дымом гаванских сигар, спальный вагон постанывал и поскрипывал, пробегая один километр за другим.

В глубине коридора кондуктор в сдвинутой на затылок фуражке и расстегнутом у ворота кителе, сидя в кресле, занимался какими-то подсчетами, то и дело слюня химический карандаш.

В маленьком купе - № 10-11 - господин Деляну играл в экарте со своим бухарестским собратом. Рядом, на столике, покачивалась бутылка шерри-бренди; два стакана с монограммой компании "Вагон-Ли" тоненько звенели, ударяясь друг о друга.

Перед купе, сидя на откидном стуле, Дэнуц смотрел в окно, прижимая лоб к холодному стеклу. Никто ему больше не говорил: "Иди спать, Дэнуц", или "Как? Ты еще не лег?", хотя давно уже наступил час, когда "дети должны ложиться спать".

- Тут, брат, трудно выиграть!

Стук колес и мунтянский выговор партнера господина Деляну сопровождали мысли Дэнуца.

Паровоз пронзительно загудел. Поезд замедлил ход.

- Приехали, папа! - просиял Дэнуц, увидев у окна остановившегося вагона знакомое лицо господина Штефли.

- Что, брат, тебя клиенты и на вокзале поджидают?

- Да это один болван морочит мне голову!

Не выпуская из рук карты, господин Деляну поднял раму окна, у которого сидел Дэнуц, дал несколько коротких указаний господину Штефле и поспешил вернуться к игре. Потрясенный, господин Штефля остался стоять у окна. Дэнуц не находил себе места... Если бы это было в его силах, он отдал бы господину Штефле и котомку Ивана... Но он не знал что сказать! Прозвучал сигнал к отправлению.

В полном отчаянии Дэнуц вынул коробку с мятными конфетами и протянул господину Штефле. Тот взял ее и стоял, держа коробку в руках и с недоумением разглядывая ее... Поезд тронулся. Дэнуц, высунувшись из окна, долго махал платком начальнику станции, который, наконец опомнившись, бросился за поездом, чтобы вернуть коробку с конфетами.

Когда он скрылся из виду, Дэнуц снова уселся на откидной стул и заплакал, словно начальник станции был единственной и последней радостью за все время его горестного пути.

Какая-то дама, стоя в дверях соседнего купе, видела всю эту сцену. Она подошла к Дэнуцу с плиткой шоколада в руках.

- Как тебя зовут, мальчик?

- Дэнуц! - выдохнул он, поднимаясь со стула.

- Браво! Молодец мальчик! На тебя похож! - подмигнул господину Деляну его партнер, пальцем указывая на идиллическую сцену в коридоре.

...Три мысли мчались сквозь ночь за поездом, в поисках одного и того же путника.

IV

"ДЕД ГЕОРГЕ, ТЫ НЕ РАСКУРИШЬ ТРУБКУ?"

La tante Julie,

La tante Sophie,

La tante Melanie

Et l'oncle Leon*...

______________

* Тетушка Жюли,

Тетушка Софи,

Тетушка Мелани

И дядюшка Леон (фр.).

- Ox, папа! Ты опять фальшивишь! - упрекнула отца Ольгуца, ероша ему волосы ладонью.

Господин Деляну, заглядывая через плечо Ольгуцы в ноты на пюпитре, хриплым баритоном напевал песенку, которую привез из Бухареста вместе со своей хрипотой. Ольгуца аккомпанировала ему на рояле.

- Видишь, папа, ты поешь: си-соль-ми-до, а надо си-ля-си-до. Послушай меня!

И она заиграла снова, насвистывая мелодию и отбивая такт ногой. Господин Деляну подпевал вполголоса, покачивая головой.

- Ну, папа, опять?! Что скажет мама?

Господин Деляну сделал испуганное лицо, как школьник, пойманный с невыученным уроком.

- Почему ты все время спотыкаешься на "дядюшке Леоне"?

- Тайна сия велика есть! - притворно вздохнул господин Деляну. - Я думаю, что тетушка Мелани подставляет мне ножку!

Ольгуца рассмеялась.

- Ох, папа! Если бы ты знал, кто такая тетушка Мелани, ты бы так не говорил!

- А ты откуда ее знаешь?

- Очень просто!.. Я ее себе представила... Знаешь, папа, у нее очки на кончике носа, и она смотрит поверх них. Вот так, - изобразила Ольгуца тетушку Мелани, пальцем в воздухе рисуя ее силуэт.

- А чем еще она примечательна?

- Аа! У нее родинка... волосатая родинка над губой! И она тощая, как селедка...

- ...В очках, - уточнил господин Деляну.

- Постой, папа. У нее есть и усы!

- Подумать только!

- Правда, папа! Клянусь! Когда она ест яйцо всмятку, у нее на усах остается желток. Это ужасно! Ох, какая уродина!.. Папа, ведь тетушка Мелани - жена дядюшки Леона. Вот бедняга!