Валентин Черных - Москва слезам не верит (сборник)

Бодров взял серенький пиджак с мятыми лацканами, внимательно осмотрел его.

— Да, — протянул он, не скрывая замешательства.

Начинался рассвет… Марина и Бодров лежали вместе.

— А ты знаешь, что у меня есть сын? — спросила Марша.

— Знаю, — спокойно ответил Бодров.

— А ты детей любишь?

— Конечно люблю.

— Если бы я была замужем, — признаюсь Марина, — я бы родила еще троих или четверых, а может, даже пятерых Я для этого дета очень приспособлена, ты посмотри.

— Родить — дело нехитрое, — сказал Бодров. — Главное — воспитать.

— Не хуже других воспитала бы.

— Наверное, — согласился Бодров. — Хоть ты свое воспитание слишком рано закончила.

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Марина.

— Могла бы еще учиться.

— У меня, между прочим, среднее образование. И я обо всем могу поговорить не хуже других. У меня по литературе всегда пятерка была. Хочешь, о Горьком поговорим?

— Сейчас не хочу, — улыбнулся Бодров.

— А о ком хочешь?

— О тебе.

— Чего обо мне говорить, — отмахнулась Марина. — У меня сейчас неудачная полоса идет. Первый раз влюбилась, так он в армии женился, второй раз влюбилась — сын родился, а он куда-то на север умотал. А сейчас ни то ни сё.

Бодров молчал.

— Ты чего? — забеспокоилась Марина. — Я все понимаю. Ты на виду. Никто ничего знать не будет. Я тебя ни в чем не подведу.

— Ты это о чем? — спросил Бодров. — Я ничего скрывать не собираюсь.

— Дальше будет видно, а пока топай домой. — Марина накинула халат и включила электроплитку. — Сейчас только чаем напою.

… Бодров, уже одетый, прошелся по тесной комнате Марины, в углу которой стояла швейная машинка, а рядом была навалена еще не законченная одежда. Она-то и заинтересовала Бодрова. Были здесь и жилет» и джинсы, платья и пиджаки. В большой коробке лежали пуговицы и «молнии».

— Откуда пуговицы? — спросил Бодров. — Это же заводские пуговицы.

— А как же! — с гордостью ответила Марина. — Фирма. Литье. Петь с гербами, с орлами, со львами, с надписями разными.

— Из-за границы?

— Какая граница! Ребята на литейном наладили. В продаже таких нет. А они, как только модное появляется, тут же переналаживают.

— Но это же все ворованное, — пожал плечами Бодров. — Из государственных материалов.

— Конечно, из государственных, — подтвердила Марина. — У нас все государственное, частного нет.

— А «молнии»? — спросил Бодров,

— С сапожной фабрики. Для сапог они плохие, а для брюк в самый раз.

— А материал откуда такой?

— Это же парусина. Цвет вытравляется, потом перекрашивают заново.

— Кто же это делает?

— Сама освоила.

— М-да, — протянул Бодров.

— А чего «да»? Уважающий себя человек коммунарское не наденет. Ну чего насупился? Жизнь есть жизнь.

Бодров молча пил чай.

— Да, — вспомнила Марина. — Завтра я занята. Послезавтра встретимся.

— Марина, — сказал Бодров. — Я бы хотел, чтобы ты решила все со своим парнем. Его, кажется, Виктором зовут?

— А вот это уже мое дело,

— Это наше дело, — поправил Бодров.

— У тебя что, серьезные намерения? — спросила Марина.

— Ты мне нравишься, — сказал Бодров. — И я хочу, чтобы в наших отношениях с самого начала была полная ясность.

— Как ты мог заметить, — Марина рассмеялась, — у нас с тобой с самого начала все ясно. — Она кивнула на расстеленную постель, но, встретив напряженный взгляд Бодрова, притихла, робко закончила: — Как ты скажешь, так и будет.

Утром Бодров снова был на фабрике.

В приемной директора толпился народ. Секретарша Лыхиной перекрывала вход в кабинет:

— Нет, не будет принимать. Неизвестно когда. Сегодня не приходите.

— Чапай думает, — вздохнула пожилая работница с каким-то заявлением в руках. — Придется ждать до завтра,

— А что случилось? — спросил Бодров,

— Неприятности у нее какие-то, — сказала работница. — Когда у нее неприятности, она всегда закрывается и чего-то там соображает, даже обедать не ходит,

Бодров молча направился к директорской двери. Секретарша заступила было дорогу, но Бодров приподнял девушку, отставил чуть в сторону и вошел в кабинет.

Директриса сидела не в своем кресле, а у стола заседаний в самом дальнем углу и от этого казалась совсем маленькой.

— Я не принимаю, — мрачно сказала Лыхина.

— А я не на прием. — Бодров сел радом.

Они помолчали.

— Я не знаю, что делать! — призналась Лыхина. — Никогда такого не было. Все, что шили, все брали. Ну скажи, что делать?

— Давайте соберем совет, обсудим.

— На совет надо выходить, когда есть предложения. А предложений у меня нот…

— Думаю, что все не так страшно, — спокойно сказал Бодров. — Первое, что нам надо решить: закупать или не закупать? Закупать то, что нам предлагают, бессмысленно. Затоваримся. Спрос упал до минимума. Значит, не покупаем. Первое решение.

— Что ты предлагаешь?! — Лыхина вскочила и забегала по кабинету. — У нас из джинсовой половина продукции. Сейчас все ориентировано на джинсовую: и модели, и разработки. Если откажемся, представляешь, что будет?

— Будет скандал, — спокойно согласился Бодров. — Переживем. Я понимаю, в министерствах сверстаны планы. Переверстают.

— А что будет на фабрике, представляешь? — хмыкнула Лыхина. — Переходить на новое! Значит, срочные разработки, внедрения… Заработок рабочих — вниз, премии — ноль!.. У нас и так неважно с кадрами, а тут начнут уходить не десятками, а сотнями… Может, все-таки закупим? — с надеждой спросила Лыхина. — Может, это временный спад? Не будут покупать у нас, перебросим в другие республики. Год перебьемся, а там видно будет, а?

— Это не выход, — сказал Бодров.

— А где выход? — выкрикнула Лыхина. — Где? Мне этот выход нужен не завтра, не через месяц, а сейчас. — Она протянула Бодрову телеграммы: «Покупать или не покупать. Митина», «На меня жмут со всех сторон. Митина», «Умоляю. Что мне делать? Митина».

Бодров сошел с трала самолета в московском аэропорту Внуково. Весь багаж состоял из легкого плаща и небольшого полупортфеля-получемоданчика, какие вначале были модой, а очень скоро стали необходимостью для деловых командировок.

Бодров проделал обычный путь на автобусе до аэровокзала, спустился в метро, его несколько раз толкнули, но он очень быстро переключился с провинциального на столичный ритм и вскоре выскочил на нужной остановке, пронесся через гулкий холл, стремительно поднялся по гостиничной лестнице и постучал в дверь нужного ему номера.

— Войдите, — испуганно ответили ему.

Он вошел. В кресле сидела молодая женщина,

— Вы, Сергей Васильевич! — обрадовалась она. — Слава богу…

— Не богу, а Лыхиной, — поправил Бодров и сел. — Ну что же, умоляющая Митина, рассказывайте…

— А чего рассказывать, — затараторила Митина. — Я третий день уже не хожу на ярмарку… Боюсь. Чуть ли не с ножом к горлу приперли: покупай, и все. Я даже в номер без телефона перебралась, чтобы из министерства не достали.

— Значит, трогает жизнь, достает? — спросил Бодров,

— Ой достает, Сергей Васильевич, — горестно согласилась Митина.

Залы ярмарки были густо забиты торговым народом, У каждого комбината был свой стенд. У одних стендов почти никого, у других толпились представители швейных фабрик.

Многоцветье и обилие тканей, наверное, поразило бы покупателей, но не швейников, Они рассматривали ткани, мяли их, растягивали, чуть ли не жевали, Собирались в небольшие компании по два-три человека и, разложив деловые бумаги на столиках, пили кофе, вели переговоры. В блокнотах появлялись цифры с многочисленными нулями. Пожилой мужчина приготовил школьные пластмассовые счеты, молодая женщина достала т сумки миниатюрную счетную машинку, и оба углубились в расчеты.

Митина на этот раз отдыхала, На ярмарке был показ мод. Комбинаты, которые подготовили новые ткани, демонстрировали их возможности. Новые модели, новые ткани, переливы красок. Все это демонстрировали манекенщицы под музыку, и это оттянуло швейников от стендов.

Бодров шел почти по пустым залам. Мимо одних стендов проходил почти не задерживаясь, у других, осмотрев материю, делал пометки в блокноте. И вдруг его заинтересовал стенд, один из самых непривлекательных на выставке.

Представитель комбината, сидящий возле стенда, с удивлением взглянул на Бодрова и снова углубился в чтение «Крокодила».

… Демонстрации мод продолжались. А Бодров и представитель комбината перекусывали в буфете сосисками и вели переговоры.

— Ничего у вас не получится, — говорил представитель комбината.

— Почему? — спрашивал Бодров.

— Вы что, первый день в легкой промышленности? Да ярмарка же — формальность, в министерстве все расписано заранее. Мы могли сюда и не выезжать. Еще с начала года было известно: что, кому и сколько мы должны поставить. Да и не разрешат вам шить из нашей плащевки.