Филипп Эриа - Испорченные дети

По своему обыкновению тетя сумела избежать в разговоре всех животрепещущих вопросов. Когда я упоминала имя Ксавье, что происходило почти ежеминутно и вполне естественно, тетя Луиза конфузилась и старалась переменить тему. Только на кладбище, заметив, что бисерный венок тети Эммы на месте, она немножко приободрилась. Язык у нее развязался, и я поняла, что тетя приехала с единственной целью меня обнять. Она надеялась, что я сохраню с улицей Ренкэн самые добрые отношения. Когда я буду в Париже, я непременно должна зайти к ней позавтракать. Но речь шла только об одной улице Ренкэн, что само по себе уже являлось весьма смелым шагом с тетиной стороны.

Единственный намек, если только так можно выразиться, на мою драму тетя сделала в форме вопроса: не нуждаюсь ли я в чем-либо и не тяготит ли меня одиночество? Я ответила, что у меня есть сын.

На что тетя воскликнула:

- Ах, правда! Ведь у тебя ребенок! Я десятки раз повторяла эти два месяца твоему дяде: "По крайней мере у нее есть ребенок!"

Вероятно, говоря так, тетя Луиза думала скорее о себе - супруге без потомства, нежели обо мне - матери без супруга.

Когда мы возвращались с кладбища, дочка моей служанки выбежала нам навстречу: дома меня ожидает какой-то господин.

- Знаю,- ответила я и, указав на тетю, добавила: - Это муж нашей гостьи.

Дядя сильно постарел за последние месяцы, и, когда я предложила супругам пойти прогуляться - дойти до кладбища по южной дороге, наиболее живописной, - он испугался такого расстояния и предпочел остаться дома.

- Да-а! - протянула девочка. - Вовсе это не тот господин! Совсем другой, из Парижа, и с дамой. Они приехали из порта в машине Сатюрнена, пока вы гуляли. - И, приберегая на закуску самое сенсационное, по ее мнению, сообщение, выпалила: Он говорит, он ваш брат.

- Брат? - Я повернулась к тете. - Какой?

- Только не Симон. Он уехал кататься на лыжах. И пробудет там до пятнадцатого января... Да, кстати, по причине траура Эмма не устроила в этом году тридцать первого декабря большого семейного обеда.

- Значит, Валентин? С Элен? Что им от меня надо? Приехать сюда в разгар зимы, даже не зная, застанут они меня дома или нет...

- Но ведь сейчас новогодние каникулы, Агнесса. Вчера начались. Мы сами...

- Да, но Валентин!.. Ты знала?

- Нет.

Я поняла, что тетя говорит правду, однако я видела, что ее тревожит какая-то задняя мысль.

Мы ускорили шаг и уже не разговаривали. Это совпадение двух визитов заставило меня призадуматься. Неужели Валентин с женой, так же как тетя с дядей, явились сюда ради того, чтобы вновь завязать семейные связи? Этого я никак не могла предвидеть. Напротив, я была убеждена, что я умерла для семьи и если будут поддерживать со мной отношения, то лишь через посредство нашего родственника Жарно или, вернее, его первого клерка. И вдруг одна за другой две четы, правда, не такие закоренелые, как вся прочая буссарделевская шайка, вышли из повиновения и приехали меня навестить. Может быть, они посланы сюда в качестве лазутчиков? Может быть, за ними последуют другие? Уж не начало ли это семейного раскола?.. Возможно, кончина бабуси, персонажа чуть ли не символического, повлекла за собой раскрепощение от рабства. Возможно, когда семейное здание лишилось фундамента, наиболее нестойкие камни рухнули и все пойдет прахом...

И все это из-за меня одной... Не могу сказать, чтобы при этой мысли я испытала злорадное удовлетворение, которое наверняка испытала бы в прежние времена, но все же в глубине души я сочла, что это превосходно, что это неслыханная удача. И во всяком случае, я недооценила Валентина... Доказательство...

И впрямь он встретил меня шумным изъявлением радости, и Элен тоже обняла меня, крепко прижала к своей груди. Они не собирались держать в тайне причину своего визита: им просто очень захотелось меня видеть, нагрянуть ко мне неожиданно, без предупреждения. Сейчас они путешествуют на своей машине по Лазурному берегу, возможно, заглянут по пути в Канн, но истинная цель их поездки - это я.

- Мы решили проехать по дороге Наполеона, - заявила моя невестка.

- А потом присоединитесь к Симону и тоже будете кататься на лыжах?

Очевидно, Валентин рассчитывал, что мне ответит Элен, а Элен рассчитывала на Валентина; короче, оба промолчали. Наконец мой брат решился.

- Нет, - сказал он, - в нашем распоряжении слишком мало времени.

Я велела подать чай. Вечерело. Мы сидели вокруг стола, все пятеро в глубоком трауре, ибо ради приезда тети я надела черное платье, и в голову мне пришла мысль: по ком мы носим этот траур? По бабусе, по Ксавье или по ком-нибудь другом?

Валентин, сидевший рядом со мною, нагнулся и тихо сказал:

- Мне надо с тобой поговорить.

Я быстро обернулась к нему. Произнося эту фразу, он понизил голос, заговорил своим обычным шепотом, который был мне так хорошо знаком и сразу насторожил меня. Но ведь я могла и ошибиться. Если мой брат хочет сблизиться со мной и придать своему визиту интимный характер, ему и в самом деле надо "со мной поговорить".

- Когда тебе угодно, - ответила я.

Тетя Луиза услышала наш разговор. И обратилась к Элен:

- Допивайте свой чай, я поведу вас посмотреть младенца.

- О, нет! - возразила моя невестка и, желая смягчить резкость своего отказа, добавила: - Я боюсь его разбудить.

Сконфуженная своим чересчур дерзким предложением, тетя Луиза потупилась. "Ну, ничего, - подумала я, - пока Элен еще не успела эмансипироваться, но это придет"!

Элен продолжала:

- Я предпочитаю, тетя, чтобы вы мне показали сад, пока еще не совсем стемнело.

- С удовольствием.

Дамы поднялись.

- Пойдемте с нами, дядя, - предложила Элен.

Мы остались одни, и Валентин начал:

- Так вот. Тебе известно в подробностях завещание бабуси?

Чтобы скрыть лицо от брата, я подняла руки, делая вид, что поправляю волосы. Мне ужасно хотелось смеяться. Впрочем, скорее над самой собою, чем над Валентином; скорее над своими иллюзиями, чем над его маневрами.

- Нет, Валентин. Ты же отлично знаешь, что я не могла приехать в Париж на похороны: не позволяло мое положение. И уж я вовсе не собиралась приезжать, чтобы присутствовать при вскрытии завещания. Кстати, ты сам видел, что меня там не было...

- Верно, но я думал, может быть, впоследствии.

- Отвечу тебе в двух словах, поскольку это тебя интересует. Я получила уведомление только о причитающейся мне части. Ты и сам это знаешь: дело идет о пожизненной ренте. Естественно, я поняла, чем объясняется эта довольно странная оговорка: мне ведь уже двадцать семь лет, наши хотели, чтобы я получала свою небольшую долю, но не хотят, чтобы она досталась моему сыну. Я поняла также, что за время, прошедшее с того дня, когда нашим стало известно, что я беременна, и до смерти бабуси, она изменила свои распоряжения, вернее, кто-то заставил ее их изменить...

- Безусловно! Ты сама не знаешь, до чего верны твои слова... Продолжай, пожалуйста.

- Это все. Я написала в контору Жарно, что отказываюсь от наследства.

- Как? Как?

- Именно так. Впрочем, с моей стороны тут нет никакой заслуги. Я и так достаточно богата. Возможно, это меня и тяготило бы по ряду причин, если б я не твердила себе, что при том образе жизни, который я избрала, мой сын станет еще богаче меня. Поэтому, сам понимаешь: пожизненная рента!.. Конечно, я ничего никому не верну. Я не святая. Кроме того, львиная доля того, чем я владею, досталась мне от дедушки и крестного... И от Ксавье. Есть еще два бриллианта, которые бабуся подарила мне к свадьбе... Взвесив все "за" и "против", я их себе оставила. Ксавье их любил. Он отдал их ювелиру, чтобы мне сделали кольцо. Узнаешь?

Но брат не взглянул в мою сторону, и я опустила руку себе на колено. Валентин начал подробный рассказ, из коего я заключила, что завещание бабуси, по которому ее родные дети получали равную долю наследства, было составлено в пользу Симона, в ущерб интересам всех прочих внуков и племянников. Мой старший брат очутился в выигрыше по различным явным и скрытым пунктам завещания.

- Ах, вот в чем дело, - сказала я. - Что же теперь? Ты с ним говорил?

- Должен признаться, Агнесса... Мы с Симоном сейчас в холодных отношениях.

- Ого! Даже так?

- Именно так, ведь ты себе и представить всего не можешь! Помнишь, к примеру, бабусины Суэцкие акции?

- Нет. Я ведь никогда не была в курсе дела. Однако верю тебе на слово. А какова во всем этом роль мамы?

- Ох, бедная мамочка! Она не хочет принимать сторону ни одного из своих сыновей. Впрочем, все эти вещи не в ее власти! Лично я не позволю со мной так поступать! У меня жена, дети!.. Установлено, что последние месяцы Симон часто запирался с бабусей. Оставался с ней наедине. Он всегда умел ее развлечь, отсюда и эта привилегия, которой он широко пользовался. А на самом-то деле вовсе он ее не развлекал... Просто-напросто принудил внести изменения в завещание. Франсиза, которую я незаметно сумел расспросить, сообщила мне весьма интересные подробности... Улавливаешь ход моей мысли?