Эжен Сю - Вечный жид

– Голиаф!

– Что, хозяин? – ответил хриплый голос.

– Поди сюда!

– Сейчас… я вернулся от мясника, принес мясо…

Верхушка лестницы затряслась, и на уровне с полом появилась огромная голова.

Этого человека недаром звали Голиафом. В нем было больше шести футов роста. Он обладал сложением Геркулеса[21] и отвратительной наружностью. Косые глаза глубоко сидели под маленьким, выпуклым лбом. Рыжие волосы и рыжая всклокоченная борода, жесткая, как конский волос, придавали ему дикий и звериный облик. В своих широких челюстях, с длинными, острыми зубами, похожими на клыки, он держал громадный кусок сырого мяса фунтов в десять или двенадцать, находя более удобным нести свою ношу так, чтобы руки оставались свободными и чтобы он мог влезать с их помощью на лестницу, которая качалась под его тяжестью.

Когда огромное, массивное тело великана поднялось по лестнице, по его бычьей шее, по ширине спины и плеч, по величине рук и ног можно было ясно судить, что ему нипочем борьба один на один с медведем. На нем были старые синие панталоны с красными полосками и нечто вроде казакина или скорее плотная кожаная кираса, кое-где поцарапанная острыми когтями животных.

Взойдя на чердак Голиаф разжал клыки и уронил на пол мясо, после чего с видимым удовольствием облизал усы. Этот человек, похожий на зверя, начал свою карьеру, – как и многие другие скоморохи, с того, что пожирал на ярмарках сырое мясо за вознаграждение публики. Затем, привыкнув к дикой пище и сочетая вкусовое удовольствие с выгодой, он стал открывать выступления Морока тем, что съедал на потеху толпе несколько фунтов сырого мяса.

– Вот мясо для Каина и Иуды; моя порция и порция Смерти внизу, – сказал Голиаф. – Где нож? я разделю им пополам… и человеку, и зверю… без всякого предпочтения… На каждую глотку свой кусок…

И, засучив рукав куртки, причем обнаружилась громадная волосатая рука с жилами чуть ли не в палец, он снова спросил, ища глазами оружие:

– Да где же нож, хозяин?

Не отвечая на этот вопрос, Предсказатель спросил своего помощника:

– Ты был внизу, когда подъехали новые постояльцы?

– Да, хозяин, я шел от мясника.

– Что это за люди?

– Две девчонки на белой лошади да какой-то старикашка с седыми усами… Однако где же нож? Звери проголодались… да и я также… где нож?

– А ты не знаешь, где их поместили, этих приезжих?

– Хозяин увел их в глубину двора.

– В то помещение, которое выходит к полю?

– Да, да, хозяин… да где же…

Взрыв страшного рева потряс стены чердака и прервал Голиафа.

– Слышите? – воскликнул он. – Я вам говорил, что голод привел зверей в ярость. Я сам, кабы умел реветь, заревел бы не хуже их… Сроду не видел Иуды и Каина в таком состоянии, как сегодня; они так прыгают в клетке, что разломать ее могут… а Смерть… у нее глаза прямо горят… точно две свечки… бедняжка Смерть!

Морок продолжал, не обращая внимания на слова Голиафа:

– Значит, девушек поместили в том строении, которое стоит в глубине двора?

– Ну да, да! Ножик-то давайте, черт побери, ножик! С отъездом Карла я должен со всем один управляться, а из-за этого наш ужин и так запаздывает…

– А старик остался с девушками? – спросил Морок.

Голиаф, не понимая, почему хозяин не обращал внимания на его настояния относительно ужина зверей, с возрастающим изумлением глядел на него.

– Да отвечай же, скотина!

– Коли я скотина, так и сила у меня скотины, – грубо возразил Голиаф, – и коли на то пошло, так и я никакой скотине не уступлю…

– Я тебя спрашиваю: остался старик с девушками или нет? – повторил Морок.

– Да нет же! – отвечал великан. – Старик, как отвел лошадь на конюшню, так тотчас же потребовал корыто и воды и отправился под навес… при свете фонаря принялся за стирку… Просто потеха… старик с седыми усами, а стирает точно какая-нибудь прачка… Это все равно, как если бы я принялся сыпать просо чижикам! – прибавил Голиаф, с презрением пожимая плечами. – Ну, а теперь, хозяин, когда я ответил на все ваши вопросы… отпустите же меня кормить зверей… И куда только этот ножик запропастился? – прибавил он, оглядываясь кругом.

После молчаливого раздумья Предсказатель произнес:

– Ты сегодня вечером не будешь давать еды зверям!

Сперва Голиаф ничего не мог понять – так дико показалось ему это приказание.

– Что вы сказали, хозяин? – переспросил он.

– Я тебе запрещаю сегодня кормить зверей!

Голиаф не ответил, молча всплеснул руками, вытаращил свои косые глаза и отступил на два шага назад.

– Ну, понял? – воскликнул с нетерпением Морок. – Кажется, ясно!

– Как же это не есть! Когда и мясо принесено, да и ужин наш на три часа и без того запоздал? – с все увеличивающимся изумлением сказал Голиаф.

– Слушайся и молчи!

– Чего же вы хотите? Чтобы сегодня случилось какое-нибудь несчастье? Голод доведет до ярости и зверей, и меня…

– Тем лучше!

– Мы взбесимся!

– Тем лучше!

– Как это тем лучше?.. Но…

– Довольно.

– Черт побери, да ведь и я голоден не меньше их!

– Ну, так ешь! Кто тебе мешает? Твой ужин ведь готов, варить не надо!

– Я без своих зверей не ем, и они без меня тоже…

– А я тебе повторяю, что если ты осмелишься накормить сегодня зверей, то я тебя выгоню!

Голиаф глухо заворчал, точно медведь, и с гневным удивлением продолжал смотреть на Предсказателя.

Отдав приказания, Морок, погруженный в думы, продолжал расхаживать по чердаку. Обращаясь к Голиафу, все еще оторопелому, он сказал:

– Ты помнишь, где дом бургомистра, куда я ходил сегодня регистрировать свой вид на жительство… еще его жена накупила маленьких книжечек?

– Ну! – грубо отвечал великан.

– Поди, спроси его служанку, застану ли я его рано утром дома.

– А зачем?

– Может быть, мне понадобится сообщить ему нечто весьма важное. Во всяком случае, предупреди, чтобы он никуда не отлучался, не повидав меня.

– Ладно… а звери-то как? Можно их покормить, прежде чем идти к бургомистру?.. Я только дам поесть яванской пантере… Она больше всех оголодала… Хозяин, слышите? Только бы Смерть покормить. Я возьму для нее кусочек? Каин, я и Иуда – мы подождем.

– Ей особенно нельзя ничего сегодня давать… не смей!..

– Вот дьявольщина! – воскликнул Голиаф. – Да что с вами сегодня… я и понять не могу! Жаль, Карла нет, он хитер и сразу бы объяснил мне, почему это вы не хотите давать есть зверям, когда они голодны.

– Тебе это вовсе не надо знать!

– А Карл еще не скоро вернется?

– Он вернулся.

– Где же он?

– Он снова ушел.

– Что же такое у нас творится? Карл уходит, приходит, опять уходит…

– Дело не в Карле, а в тебе. Ты хоть голоден, как волк, а хитер все-таки, как лиса… А когда захочешь, так и Карла перехитришь.

И Морок дружески хлопнул великана по плечу, разом меняя свое с ним обращение.

– Я-то хитер?

– И в доказательство этого сегодня ночью можешь заработать десять флоринов[22], а у тебя достанет хитрости их заполучить… Я в этом уверен…

– О, на этот счет у меня сметка есть! – с довольной и глупой улыбкой сказал великан. – А что надо сделать, чтобы добыть эти десять флоринов?

– А вот увидишь.

– Трудная штука?

– Увидишь… Иди же сперва к бургомистру… но прежде разожги жаровню, – и он жестом указал на нее Голиафу.

– Хорошо, хозяин, – ответил Голиаф, несколько утешенный перспективой получения десяти флоринов.

– А на жаровне ты раскалишь этот стальной прут, – прибавил Предсказатель.

– Хорошо, хозяин.

– Прут этот ты оставь на огне, а сам отправишься к бургомистру и, вернувшись, жди меня здесь.

– Хорошо, хозяин.

– И чтобы жаровня не потухла.

– Хорошо, хозяин.

Морок хотел уже уходить, но снова остановился и переспросил:

– Так ты говоришь, что старик стирает под навесом?

– Да!

– Не забудь же ничего. Стальной прут на огонь, потом к бургомистру, а затем жди меня здесь.

И, сказав это, Предсказатель спустился в люк и исчез.

Голиаф не ошибся… Действительно, Дагобер стирал белье, сохраняя при этом непоколебимо серьезный вид, не покидавший его никогда.

Принимая во внимание привычки солдата во время похода, нечего удивляться кажущейся эксцентричности этого поступка: кроме того, Дагобер только и думал, чтобы сэкономить скромные средства сирот и избавить их от всякого труда и заботы; поэтому каждый вечер, после перехода, он занимался всевозможными женскими делами. Впрочем, ему к этому было не привыкать: не раз во время войны приходилось весьма умело исправлять беспорядок и прорехи, которые причиняет солдату день битвы; получать сабельные удары – это еще не все: нужно уметь чинить свой мундир, так как, задевая кожу, клинок рвет и одежду. Поэтому вечером, после жаркой битвы, или на другой день можно видеть, как лучшие солдаты – те, которые всегда отличаются исправностью мундира, вытаскивают из ранца сверточек с иголками, нитками, ножницами, пуговицами и другой галантереей, чему позавидовала бы самая аккуратная хозяйка, чтобы заняться всевозможными починками.