Другая страна - Джеймс Болдуин

Руфус постучал в дверь и вошел, не дожидаясь ответа. Прямо перед ним, в огромной гостиной толклось более сотни человек, некоторые – в вечерних туалетах, другие – в слаксах и свитерах; стеклянная дверь на балкон распахнута настежь. Высоко над головами раскачивался громадный серебряный шар, в нем отражались самые неожиданные уголки комнаты, нелицеприятно комментируя поведение людей. От постоянного мельтешения – кто-то приходил, кто-то уходил, ярко переливались, сверкая, драгоценности, хрусталь, огоньки сигарет – тяжелый шар, казалось, ожил.

Хозяин квартиры, которого Руфус знал не очень хорошо, в поле зрения отсутствовал. Справа от гостиной находились еще три комнаты, в первой были грудой свалены пальто и шали.

Голоса присутствующих заглушала труба Чарли Паркера, гремевшая из проигрывателя.

– Брось там пальто, – сказал он Леоне, – а я постараюсь выяснить, есть ли у меня здесь хоть какие-нибудь знакомые.

– Уверена, ты знаешь всех, – простодушно заявила девушка.

– Ладно, иди, – улыбнулся он, подтолкнув ее в сторону комнаты-раздевалки, – делай, что говорят.

Пока Леона раздевалась, а может, и пудрила носик, Руфус вспомнил, что обещал позвонить Вивальдо. Он обошел всю квартиру в поисках телефона, который стоял бы уединенно, подальше от шумных гостей, и наконец нашел – в кухне и набрал номер.

– Привет, дружище. Как ты там?

– Да вроде ничего. А вот что с тобой? Ждал, что ты позвонишь раньше.

– Только что добрался. – Руфус понизил голос: в кухню вошла парочка – коротко стриженная, растрепанная блондинка и высокий негр. Девушка привалилась к раковине, молодой человек медленно гладил ее бедра. Они не обращали никакого внимания на Руфуса. – Здесь полно элегантных снобов, сечешь?

– Ага, – отозвался Вивальдо. Они помолчали. – Думаешь, стоит приехать?

– Это уж сам решай. Может, у тебя есть варианты получше…

– Здесь Джейн, – быстро проговорил Вивальдо. Руфус понял, что, скорее всего, Джейн лежит рядом и все слышит.

– Ну, если старушка с тобой, то тебе здесь делать нечего. – Руфус терпеть не мог Джейн, та была старше Вивальдо, у нее уже седели волосы. – Не вижу вокруг ни одной дамы почитаемого тобой преклонного возраста.

– Заткнись, негодяй. – Он слышал, как Джейн и Вивальдо переговариваются, но слов различить не мог. Затем вновь раздался голос Вивальдо: – Думаю, обойдусь.

– Тебе решать. Увидимся завтра.

– Может, я заскочу к тебе?

– О’кей. Ты там не очень-то ублажай старушку, побереги себя, а то они с возрастом входят в раж, просто звереют.

– Меня пока хватает, старик. Проблем нет!

Руфус рассмеялся.

– Не вздумай соревноваться со мной. Ты в этом деле за мной не угонишься. Пока!

– Пока!

Он повесил трубку и, не переставая улыбаться, пошел искать Леону. Та робко стояла в холле, глядя, как хозяева прощаются с некоторыми, прежде других отбывавшими гостями.

– Ты что, думала, я тебя бросил?

– Нет, ничего подобного мне и в голову не приходило.

Улыбнувшись, он провел рукой по ее подбородку. Хозяин квартиры, отойдя от двери, направился к ним.

– Идите-ка, ребятки, в гостиную и налейте себе чего-нибудь выпить.

Это был красивый шумный мужчина, крупного сложения, который выглядел значительно моложе и мягче, чем был на самом деле. Прежде, чем преуспеть в шоу-бизнесе, он сменил ряд не столь престижных профессий, был боксером и сводником. Успеха он добился благодаря не столько своему голосу, сколько энергии и красивой наружности, и знал это. Он не заблуждался относительно себя, и Руфус любил его – грубоватого, добродушного и щедрого, хотя одновременно и побаивался: несмотря на все обаяние, было в хозяине квартиры нечто, что заставляло других держаться с ним настороже. Женщины сходили по нему с ума, он же относился к ним подчеркнуто презрительно, впрочем, был женат уже четвертый раз.

Взяв Леону и Руфуса под руки, он повел их в глубь квартиры.

– Вот уйдут все эти снобы, тогда и повеселимся, – сказал он. – Потерпите немного.

– Ну и как ты себя чувствуешь, став уважаемым членом общества? – осклабился Руфус.

– Да пошел ты к черту! Со мной всегда считались. А от этих так называемых сливок общества, сукиных детей, на земле одна пакость. Дурят цветных, как хотят. А те и лапки кверху. – Он рассмеялся. – Знаешь, каждый раз, когда мне вручают большие деньги, я думаю: вот и вернулась часть украденного. – Он с силой хлопнул Руфуса по спине. – Проследи, чтобы твоя маленькая Ева хорошо повеселилась.

Гости расходились, большинство шикарной публики устремилось к дверям. Стоило «чужим» уйти, как вечеринка тут же изменилась, стала интимнее и теплее. Свет притушили, музыка зазвучала тише, разговоры завязывались реже, но были откровеннее и жарче. Кто-то напевал, кто-то наигрывал на рояле. Рассказывали свежие анекдоты, импровизировали на музыкальных инструментах, делились неприятностями. Кто-то закурил сигарету с марихуаной и пустил по кругу, словно трубку мира. Кто-то, примостившись на коврике, похрапывал в дальнем углу. Танцующие теснее прижимались друг к другу, тая в истоме. Неясные тени зашевелились по углам. Наконец на рассвете, когда с балкона донеслись резкие звуки пробуждающегося города, кто-то отправился на кухню и сварил всем кофе. Опустошив полностью холодильник, гости разошлись по домам, а хозяева смогли наконец забраться под одеяла, чтобы до вечера проваляться в постели.

В течение ночи Руфус несколько раз поглядывал вверх, на серебряный шар под потолком, но ни разу не увидел в нем ни себя, ни Леоны.

– Давай выйдем на балкон? – предложил он.

Она подняла свой бокал.

– Сначала налей вина.

В глазах ее лучилось озорство, она напоминала ему маленькую девочку.

Подойдя к столу, Руфус наполнил их бокалы почти до краев. Потом вернулся к девушке.

– Пойдем?

Она взяла бокал из его рук, и они вышли на балкон.

– Смотри, чтобы малышка Ева не простудилась, – окликнул их хозяин.

– Со мной она скорее сгорит, но уж никак не замерзнет, – крикнул Руфус в ответ.

Прямо перед ними внизу, в стороне Джерси-сити горели огни. Руфусу казалось, что он слышит плеск воды.

Ребенком он жил в восточной части Гарлема, всего в квартале от реки. Вместе с другими ребятами он плавал в ней, сбегая в воду с замусоренного берега, а то и нырнув с какой-нибудь гниющей развалюхи. А однажды летом в реке утонул мальчик. Руфус видел с крыльца своего дома, как несколько человек, перейдя в тени железнодорожного моста Парк-авеню, вышли на освещенное место; он разглядел среди них отца ребенка, тот шел в середине, неся завернутое тело сына и сгибаясь, словно это была неимоверная тяжесть. Руфус и сейчас видел перед собой его ссутулившиеся плечи, искаженное горем лицо. На другом конце улицы раздался страшный вопль, к шедшей в молчании группе бежала, прямо в халате, спотыкаясь как пьяная, мать утопшего.

Руфус повел плечами, как бы сбрасывая невидимый груз, и подошел ближе к Леоне. Стоя на балконе, девушка любовалась рекой и перекинутым через нее мостом Джорджа Вашингтона.

– Как красиво, – проговорила она. – Просто чудо.

– Тебе,