Чарльз Диккенс - Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы XXVII-LIV)

Мистер Джонас предпочел оставить ее тут.

- Фамилия все та же, я полагаю? - ухмыляясь, спросил Бейли.

Джонас воззрился на него в немом негодовании.

- Что ж вы, не помните разве пансион мамаши Тоджерс? - сказал мистер Бейли, по своей любимой привычке стукая коленкой о коленку. - Не помните разве, как я докладывал о вас барышням, когда вы приходили с ними любезничать? Вот уж где все мохом заросло, верно? Теперь нас рукой не достанешь! Слушайте, а вы здорово выросли!

Не дожидаясь ответа на свой комплимент, он проводил гостя наверх, доложил о нем и, подмигнув ему исподтишка, удалился.

Нижний этаж дома занимал богатый торговец, но у мистера Монтегю оставался весь верх - и великолепная это была квартира! Комната, в которой он принял Джонаса, была просторная и изящная, убранная с необычайной роскошью, - ее украшали картины, гипсовые и мраморные копии с антиков, китайские вазы, высокие зеркала, малиновые занавеси тяжелого шелка, резьба и позолота, мягчайшие диваны, сверкающие хрусталем шкафчики с инкрустацией из драгоценного дерева, дорогие безделушки, небрежно разбросанные повсюду. Единственными гостями, кроме Джонаса, были доктор, управляющий делами и еще два джентльмена, которых Монтегю представил по всем правилам этикета.

- Дорогой друг, я счастлив вас видеть. С Джоблингом вы знакомы, кажется?

- Я полагаю, - любезно ответил доктор, выступая из круга, чтобы пожать руку Джонасу. - Думаю, что удостоился этой чести. Надеюсь - что да. Уважаемый, вы здоровы? Вполне здоровы? Отлично!

- Мистер Вольф, - сказал Монтегю, как только доктор дал ему возможность представить двух других, - мистер Чезлвит. Мистер Пип, мистер Чезлвит.

Оба джентльмена были чрезвычайно рады такой чести - познакомиться с мистером Чезлвитом. Доктор отвел Джонаса в сторону и шепнул ему, прикрыв рот ладонью:

- Светские люди, уважаемый, светские люди! Гм! Мистер Вольф - деятель литературы, только говорить об этом не надо, - замечательно интересная еженедельная газета! О, замечательно интересная! Мистер Пип - деятель театра, превосходный собеседник - о, превосходный!

- Ну, - сказал Вольф, скрестив руки и продолжая разговор, прерванный появлением Джонаса, - так что же сказал на это лорд Нобли?

- Да просто не знал что сказать, - ответил Пип, загнув крепкое словцо. - Черт возьми, сэр, так и молчал, как пень. Но вы же знаете, какой отличный малый этот Нобли!

- Лучше и быть не может! - отозвался Вольф. - Не дальше как на прошлой неделе Нобли мне сказал: "Ей-богу, Вольф, если б у меня был в распоряжении богатый приход да если б еще вы воспитывались в университете - лопни глаза мои, я бы сделал вас пастором!"

- На него похоже, - сказал Пип и опять загнул словцо. - И сделал бы!

- Нечего и сомневаться, - сказал Вольф. - Но вы хотели рассказать нам...

- Ах, да! - воскликнул Пип. - Верно, хотел. Сначала он совсем онемел, лишился языка, ну просто обмер, а потом говорит герцогу: "Здесь Пип. Спросите Пипа. Пип наш общий друг. Он знает". - "Черт возьми! - говорит герцог. - В таком случае я обращаюсь к Пипу. Ну, Пип, кривоногая она или нет? Скажите нам!" - "Кривоногая, ваша светлость, клянусь князем тьмы!" говорю я. "Ха-ха! - смеется герцог. - Конечно, кривоногая. Браво, Пип! Хорошо сказали, Пип. Вы молодчина, Пип, провалиться мне, коли не так! Если у вас будет собираться светское общество, рассчитывайте на меня, когда я в городе". И с тех пор я постоянно его приглашаю.

Конец анекдота доставил всем огромное удовольствие, которое отнюдь не уменьшилось от доклада, что обед подан. Джонас отправился в столовую вместе с хозяином и занял место между ним и своим приятелем доктором. - Остальные разместились за столом, как люди, давно освоившиеся в доме, и все одинаково отдали честь обеду.

Обед был отличный, самый лучший, какой только можно достать за деньги или в кредит (что в сущности все равно). Блюда, вина и фрукты были самые отборные. Сервировка отличалась элегантностью. Серебро было великолепное. Мистер Джонас занялся подсчетом, во что может обойтись одна эта статья, когда хозяин потревожил его:

- Стакан вина?

- О! - сказал Джонас, который уже выпил несколько стаканов. - Этого сколько вам угодно. Слишком оно хорошо, чтобы отказываться.

- Прекрасно сказано, мистер Чезлвит! - крикнул Вольф.

- Ловко, честное слово! - сказал Пип.

- Положительно, знаете ли, это... ха-ха-ха, - заметил доктор, кладя вилку с ножом на стол, а потом снова принимаясь за еду, - это положительно эпиграмма, ну совершенно!

- Вы не скучаете, я надеюсь? - спросил Тигг Джонаса, наклонившись к нему.

- О, вы напрасно беспокоитесь на мой счет, - ответил тот. - Мне отлично!

- Я подумал, что лучше обойтись без званого обеда, - сказал Тигг. - Вы обратили внимание?

- Ну, а как же это, по-вашему, называется? - возразил Джонас. - Не хотите же вы сказать, что у вас так бывает каждый день?

- Дорогой мой, - сказал Тигг, пожимая плечами, - решительно каждый день, когда я обедаю дома. У меня так уж принято. Не стоило затевать для вас что-нибудь необыкновенное, - вы бы это сразу заметили. "Будете устраивать званый обед?" - спрашивает Кримпл. "Нет, не буду, - говорю я. - мы его примем запросто".

- А получилось роскошно, ей-богу, - сказал Джонас, оглядывая стол. Ведь это стоит недешево.

- И очень даже, если говорить прямо, - отвечал Тигг. - Это моя страсть. Вот на что уходят мои деньги. Джонас прищурил один глаз и сказал.

- Ой ли?

- А разве вы не будете тратить на то же свою долю прибылей, когда присоединитесь к нам? - спросил Тигг.

- Ну, уж нет, - отрезал Джонас.

- Что ж, вы правы, - сказал Тигг с дружеской прямотой. - Вам и не нужно. В этом нет необходимости. Кто-нибудь один должен этим заниматься, чтоб не растерять клиентов, но пускай уж это будет по моей части, раз доставляет мне удовольствие. Вы, я думаю, не откажетесь хорошо пообедать на чужой счет?

- Нет, конечно, - сказал Джонас.

- Так, я надеюсь, вы будете часто обедать у меня?

- Не откажусь, - сказал Джонас. - Напротив.

- И клянусь нам, я никогда не буду говорить с вами о делах за стаканом вина, - сказал Тигг. - О, это было очень, очень, очень хитро с вашей стороны нынче утром. Надо им рассказать. Они как раз такой народ, что могут это оценить. Пип, любезный, я должен вам рассказать замечательную штуку про моего приятеля Чезлвита... Это величайший хитрец, какого я знаю. Даю вам самое священное честное слово, Пип, что другого такого хитреца я не знаю!

Пип ответил, что он в этом уверен, прибавив особенно крепкое словцо, и рассказанный анекдот был встречен громкими рукоплесканиями, как бесспорное доказательство хитрости мистера Джонаса. Пип, движимый естественным стремлением превзойти его, сообщил кое-какие примеры собственной хитрости, а Вольф, чтобы но остаться в долгу, выбрал и прочел самую соль из двух-трех очень остроумных статеек, подготовленных им для печати. Эти словоизлияния, по его словам "весьма хлесткие", встретили горячее одобрение, и все общество согласилось, что они бьют не в бровь, а прямо в глаз.

- Светские люди, уважаемый! - шепнул Джоблинг на ухо Джонасу. Настоящие светские люди! Для человека моей профессии просто освежительно побывать в таком обществе. Не только приятно - хотя ничего не может быть приятнее, - но полезно в философическом отношении. Ведь это оригиналы, уважаемый, оригиналы!

Очень приятно знать, что истинные заслуги ценятся на любой ступени общественной лестницы, и дружескому слиянию всех собравшихся немало содействовало то обстоятельство, что оба светских льва пользовались, как выяснилось, большим уважением в высших классах общества и у доблестных защитников отечества - представителей армии и флота, особенно армии. В каждом самом коротеньком анекдоте фигурировал по меньшей мере один полковник; лорды встречались не реже, чем крепкие словца; и даже царственная кровь струилась в мутной воде их личных воспоминаний.

- Боюсь, что мистер Чезлвит с ним не знаком. - сказал Вольф об одном лице высокого происхождения, о котором только что вспоминали.

- Нет, - сказал Тигг. - Но мы должны его познакомить с этими людьми.

- Он большой поклонник литературы, - заметил Вольф.

- Неужели? - сказал Тигг.

- Ну как же; он из года в год подписывается на мою газету. А знаете, ему случалось иногда говорить очень остроумные вещи. Как-то он спросил одного виконта, моего приятеля, - вот Пип его знает: "Как же фамилия этого журналиста, как его фамилия?" - "Вольф". - "Вольф? То есть волк? Зубастый зверь, волк! Как говорится: не пускайте волка в овчарню". Очень удачно. И лестно к тому же, так что я это напечатал.

- А этот виконт молодчина! - воскликнул Пип. - Он придумал новое бранное словцо и теперь начинает с него каждую реплику. Право, молодчина! Заходит он однажды к нам в театр, чтобы проводить свою пассию домой, немножко навеселе, но не очень, - и говорит: "Где Пип? Я желаю видеть Пипа. Подайте его сюда!" - "Что за шум, милорд?" - "Ваш Шекспир просто чепуха, Пип! Что в нем хорошего, в Шекспире? Я его никогда не читаю. Какого черта он там нагородил, Пип? У него в стихах все стопы, а ног ни в одной шекспировской пьесе не показывают. Верно, Пип? Джульетта, Дездемона, леди Макбет и все прочие, как их там зовут, могут быть и совсем безногие, насколько публике известно, Пип. Для публики они все равно что безногая мисс Биффин *. Я вам скажу, в чем тут суть. То, что называется драматической поэзией, есть просто собрание проповедей. А разве я затем хожу в театр, чтобы слушать проповеди? Нет, Пип. На это есть церковь. Что должна изображать драма, Пип? Человеческую натуру. А что такое ноги? Человеческая натура. Так почаще показывайте нам ноги, мой милый, и я вас поддержу!" И я горжусь тем, - прибавил Пип, - что он действительно меня поддержал, и очень щедро!