Элизабет Гаскелл - Север и Юг

– Но, папа, вы хорошо обдумали свое решение? – со слезами на глазах спросила Маргарет. – Оно кажется мне ужасно легкомысленным.

Всегда незыблемое прежде основание их семейных ценностей, авторитет любимого отца – все это теперь шаталось и готово было рухнуть, как карточный домик. Что она могла сказать? Что тут можно было сделать? Горькие слезы дочери заставили мистера Хейла собраться с силами и сдержать свои удушливые рыдания, которые рвались из самого сердца. Он подошел к книжному шкафу и взял в руки том, подвигнувший его вступить на путь раскольника. Он читал эту книгу все последние дни. Он размышлял. Он черпал в ней силу.

– Послушай, дорогая Маргарет, – мягко произнес мистер Хейл и обнял дочь за талию.

Она взяла его руку в свои ладони и крепко сжала ее. Но волнение девушки было так велико, что она не смогла поднять голову и прочитать название произведения.

– Это монолог человека, который, как и я, некогда был священником сельского прихода. Книгу сто шестьдесят лет назад написал мистер Олдфилд, священник из дербиширского Карсингтона. Его испытания закончились. Он хорошо сражался в своих битвах.

Две последние фразы мистер Хейл произнес шепотом, как будто обращался к самому себе. Затем он начал читать вслух:

«Когда ты более не можешь продолжать свою работу, не позоря Бога, не дискредитируя религию, не нарушая ее целостность, не раня совесть, не калеча мир, не рискуя потерей своего спасения – когда условия, в которых ты должен выполнять (и хочешь выполнять) свои обязанности, грешны и противны слову Божьему, – ты можешь, да! – ты должен верить, что Бог обернет твое молчание, отказ от служения и лишение должности к Своей вящей славе и продвижению интересов Евангелия. Когда Бог не использует тебя в одном деле, ты будешь использован в другом. Душа, которая желает служить Господу и чествовать Его, никогда не упустит такой возможности. Вот и ты не должен ограничивать святости Израиля, думая, что Бог имеет только один способ, которым тебе дозволено славить Его. Он может использовать для этого как проповеди, так и твое молчание. И отход в сторону так же хорош, как продолжение работы. Прославление Бога без всякого притворства является величайшим служением и выполнением тяжелых обязанностей, которые извинят малый грех, содеянный тобой. Хотя сей грех как раз и дает нам возможности для выполнения этих обязанностей. О, моя душа, ты не будешь иметь благодарности, если свяжешься с извращением слова Божьего, давая ложные обеты и притворяясь, что можешь пребывать в своем сане».

Закончив этот абзац и усмотрев в нем большее, чем прочитал, мистер Хейл вновь обрел храбрость в принятии того, что, как он верил, было единственно верным решением. Но когда он услышал тихие рыдания Маргарет, его отвага мгновенно испарилась.

– Маргарет, милая! – сказал он, придвинувшись к ней. – Подумай о ранних мучениках. Подумай о тысячах людей, которые страдали за веру.

– Нет, отец, – ответила она, приподняв свое раскрасневшееся, мокрое от слез лицо, – ранние мученики страдали за правду. А вы… О, дорогой папа!

– Я иду на тяжелые испытания ради совести, дитя, – произнес он с гордым достоинством, хотя его голос немного дрожал от присущей ему обостренной чувствительности. – Я должен выполнить требования внутреннего голоса. Мои угрызения совести длились слишком долго. Они давно пробудили бы ум другого человека, не будь он столь труслив, как я.

Мистер Хейл покачал головой и решительно продолжил:

– Наконец-то страстные желания твоей бедной матери исполнились, пусть и несколько насмешливым образом, ибо они подобны содомским яблокам. Настал критический момент, после которого я, возможно, обрету душевный покой. Почти месяц назад епископ предложил мне новую должность. И если бы я принял ее, мне пришлось бы снова подтверждать декларацию следования священным догмам Литургии в моем новом приходе. Маргарет, я пытался схитрить. Я хотел ответить простым отказом от повышения в должности, чтобы тихо оставаться здесь, насилуя свою совесть, как и все прошлые годы. Господи, прости меня!

Он зашагал по комнате взад и вперед, тихо награждая себя уничижительными эпитетами. К счастью, Маргарет услышала лишь несколько слов. В конце концов он остановился и сказал:

– Маргарет, я возвращаюсь к первому печальному известию. Мы должны покинуть Хелстон.

– Да! Я поняла. Но когда?

– Епископ получил мое письмо… Я должен был рассказать тебе о нем. Прости, в последние дни я забываю о многом.

Когда мистер Хейл переходил в беседе к прозаическим подробностям, его речь становилась очень путаной.

– Одним словом, я сообщил ему, что собираюсь отказаться от сана и места в пасторате. Он был очень добр и всяческими доводами пытался уговорить меня остаться. Однако все было напрасно. Я хотел внять его увещеваниям, но не смог пойти наперекор своей душе. Поэтому, подписав прошение об отставке, я дождался согласия епископа. Конечно, отъезд из Хелстона будет большим испытанием для каждого из нас, хотя нам предстоит нечто худшее: вам – разлука со знакомыми и соседями, а мне – прощание с прихожанами. Для чтения молитв сюда назначили викария, мистера Брауна. Он приедет к нам завтра утром. В следующее воскресенье я прочитаю прощальную проповедь.

«Почему он не сообщил нам об этом раньше? – подумала Маргарет. – Впрочем, такая безотлагательность даже к лучшему. Промедление только добавило бы яда к жалящей боли». Пусть новость ошеломила ее почти до обморока, но зато планы отца были близки к завершению.

– Что по этому поводу думает мама? – со вздохом спросила она.

К ее удивлению, отец снова начал ходить по комнате и только после довольно продолжительной паузы ответил на ее вопрос:

– Маргарет, ты должна понять, что я жалкий трус. Я не выношу ситуаций, когда приходится огорчать других людей. Мне прекрасно известно, что наш брак с твоей матерью не оправдал ее надежд. Она заслуживала большего. Я знал, что мой отказ от сана и должности будет для нее тяжелым ударом. Поэтому мне не хватило смелости рассказать ей о моем отступничестве. Хотя сейчас ей нужно сообщить об этом.

Он тоскливо посмотрел на дочь. У Маргарет голова шла кругом. Ее мать вообще ничего не знала о предстоящем переезде, в то время как ситуация зашла так далеко!

– Да, ей пора бы узнать о своем скором будущем, – сказала Маргарет. – Я думаю, она будет удивлена… и немного шокирована.

Вообразив себе чувства матери, она испытала вторую волну потрясения.

– Куда мы поедем? – спросила девушка, проявив интерес к дальнейшим планам отца, если только они у него были.

– В Милтон, на север, – ответил он с унылым равнодушием.

Мистер Хейл понимал, что из-за любви к нему дочь старалась не огорчать его своими объективными суждениями. Она даже пыталась утешить отца, хотя ее слезы говорили об огромном потрясении.

– Милтон? Фабричный город в Даркшире?

– Да, – произнес он тем же подавленным тоном.

– Почему же туда, а не в другой город? – спросила она.

– Потому что там я смогу зарабатывать на хлеб для моей семьи. Потому что там меня не знают и никто не заговорит со мной о Хелстоне.

– Зарабатывать на хлеб? Я думала, вы с мамой имеете достаточно средств…

Заметив, что отец нахмурился, она замолчала, обуздав свой естественный интерес относительно их будущей жизни. Однако мистер Хейл, благодаря природной интуиции, прочитал ее мысли, как в зеркале, отражавшем его собственные душевные муки, и усилием воли отогнал прочь свою хмурость.

– Ты узнаешь все, мое дитя. Только помоги мне донести эти новости до твоей матери. Я могу сделать что угодно, но одна лишь мысль о том, как мои слова огорчат ее, вызывает у меня приступ страха. Сейчас я расскажу тебе о своих планах, а ты сообщишь ей о них утром, ладно? Завтра меня не будет целый день. Я уйду в Браси-Коммон, чтобы попрощаться с фермером Добсоном и его людьми. Маргарет, тебе не нравится моя просьба?

Ей действительно это не нравилось. Она ни разу в жизни не делала ничего подобного. Ее сотрясала нервная дрожь, и какое-то время Маргарет вообще не могла говорить.

– Ты выполнишь мое поручение? – спросил отец.

Взяв себя в руки, она посмотрела ему прямо в глаза.

– Это трудное задание, но мама должна все узнать. Я постараюсь успокоить ее, хотя не уверена, получится ли у меня. Вас, наверное, тоже ожидает много неприятных дел.

Мистер Хейл уныло кивнул и пожал ей руку в знак благодарности. Маргарет снова едва не расплакалась. Тяжело вздохнув, она приступила к расспросам:

– Теперь расскажите мне о своих дальнейших планах. У вас с мамой имеются какие-то сбережения, независимо от тех доходов, которые вы получали за службу в приходе? Я знаю, что тетя Шоу живет на проценты от своих накоплений.

– Да, наши годовые поступления равны ста семидесяти фунтам. Семьдесят из них мы всегда пересылали Фредерику, пока он служил на флоте. Я не знаю, нуждается ли он в этом теперь. Наверняка он получает плату за свою службу в испанской армии.