Жюль Сюпервьель - Дитя волн - притчи

Однажды гуляющие прохаживались по тому месту, которое всегда считалось центральной площадью, и вдруг заметили длинный ящик из настоящего дерева, чистого белого цвета. Тени так часто обманывались в своих ожиданиях, что не сразу поняли важность нового предмета и подумали, что перед ними очередная галлюцинация, фантом ящика, более удачный, чем обычно. И все необыкновенно удивились, когда один из них, при жизни упаковщик, известный резвостью ума, крутанувшись на пятках, чтобы обратить лицо ко всем неверящим, объявил, что ящик и впрямь сделан из настоящего некрашеного дерева - из дерева, которое найдешь только на Земле.

Тогда множество Теней всех времен - готы, козы, волки, вестготы, гунны, протестанты, мускусные крысы, лисицы, чирки, католики, большеголовые римляне, проститутки, - смешавшись с романтиками, классицистами, пумами, орлами, божьими коровками, - все сгрудились вокруг ящика, и воцарилась тишина еще более глубокая, чем всегда, - было даже слышно, как ящик потрескивает {Прозрачность Теней позволяла даже маленьким детям с любого места видеть происходящее, не вставая на цыпочки. (Примеч. автора.)}.

"Изменится, что-то определенно изменится! Ведь жизнь стала совершенно невозможной! Раз появился этот ящик из настоящего некрашеного дерева, может быть, и солнце вдруг засияет, заменит наконец это жалкое освещение, источник которого непонятен, оно всегда неизменно, не похоже ни на свет дня, ни на темноту ночи и больше напоминает грязь, разлитую по небу. А это небо... Да, птицам удается иногда полетать в нем, но надо видеть, как, выдохшись, они то и дело замирают в пустоте, а когда слишком сильно машут крыльями, с них осыпаются мертвые перья, и птицы падают, падают целую вечность..."

Никто не смог поднять крышку ящика, и более ста тысяч Теней вызвались охранять его, чтобы... из страха, что... потому что... Ни одна версия не выглядела правдоподобной, и в конце концов все гипотезы перемешались, как ручейки эфира в Сахаре неба.

"Не надо спешить, не будем поддаваться сумасшедшим иллюзиям, - говорили те, кто на Земле достигли почтенного возраста. - Что это мы - из-за простого ящика, да к тому же, скорее всего, пустого!"

Но надежда продолжала жить. Одна Тень, пришедшая неизвестно откуда, утверждала, что в ближайшее воскресенье (это так говорили - воскресенье, но иногда вспыхивали жаркие споры, воскресенье сегодня или нет) появится настоящий бык и на глазах у всех собравшихся станет поедать траву, а потом, возможно, удастся услышать его мычание.

- Кажется, он будет роскошного черного цвета, с несколькими белыми пятнами.

- Что до меня, то мне хочется увидеть не быка, а жеребца англо-арабской породы, и чтобы он бегал перед нами не менее пяти минут. После такого зрелища я целые века чувствовал бы себя счастливым.

- А я бы поглядел на своего фоксика, как он прогуливается со мной на природе в департаменте Сена и Марна.

- С вами?

Прошел слух, будто Тени скоро смогут увидеть свои тела, какими они были на Земле, - естественного цвета и комплекции.

- Слушайте, я уверен, что в ближайшие четыре дня все по утрам смогут видеть, как я иду в свой офис и спускаюсь по ступеням станции метро Шатле.

- А я увижу день, - размышляла другая Тень, - когда я спешил на поезд и непременно опоздал бы и не попал в Лиссабон, если бы не любезность начальника вокзала, который помедлил со свистком к отправлению.

Выходит, вот-вот можно будет приглашать друг друга, чтобы посмотреть, как выглядела эта Тень в день свадьбы, а та - в момент получения телеграммы о смерти отца, или еще что-нибудь...

- Вы что, и впрямь хотите заставить нас во все это поверить?

- А почему бы и нет? Я считаю, здесь нет ничего невероятного. Не может же все время быть одно и то же. Подумайте немножко над этим!

- И все только потому, что появился какой-то злосчастный ящик из белого дерева?

- Но это же потрясающе! Вспомните о миллиардах Теней, которые до сих пор были лишены каких бы то ни было твердых предметов.

Однако никакого нового чуда не произошло, ящик недели и месяцы оставался на площади, окружаемый все менее многочисленной охраной. А потом его и вовсе оставили в покое.

Разочарованные Тени стали избегать друг друга, чтобы скрыть охватившее их страшное отчаяние. Никогда еще они так не страдали от окружавшей их пустоты. Бродили в одиночестве, брат избегал брата, жена - мужа, влюбленный - возлюбленную.

Шарль Дельсоль не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он стал мертвым и в буквальном смысле превратился в собственную тень. Маргерит Деренод он потерял из виду за несколько дней до своей кончины и не знал, жива ли она еще. Он вспоминал о том дне, когда впервые увидел ее в библиотеке Сорбонны. Она сидела напротив. Быстрый, как мазок художника, взгляд, и он уже знал, что она брюнетка. Еще один взгляд четверть часа спустя (он корпел над философией) - и стал известен цвет ее глаз. Десять минут чтения, последний взгляд - и он увидел, какие у нее руки и запястья. Плюс небольшое усилие воображения, чтобы соединить эти детали в живое целое.

Каждый день он усаживался за библиотечный стол напротив нее, но не сказал ни единого слова - хромота сделала его застенчивым. Он всегда уходил первым - и очень быстро, несмотря ни на что. Однажды она поднялась с места, чтобы взять новую книгу. Она тоже хромала.

"Отныне я стану смелее", - тут же сказал себе Шарль Дельсоль.

Но затем эта мысль показалась ему недостойной их обоих.

"Нет, теперь я с ней вообще не смогу заговорить", - думал он.

А Маргерит Деренод просто раздражали изредка бросаемые взгляды этого молчальника. Он как бы предлагал ей обменяться хромотой, словно рукопожатием!

Однажды мартовским днем, открывая настежь окно, она услышала, как сосед шепчет Шарлю:

- Вам же холодно, нужно попросить разрешения закрыть окно. Это так естественно, тем более что вы только после болезни.

- О, что вы, я просто задыхаюсь, все хорошо, спасибо.

И он даже не пошевелился.

Все-таки он попытался бороться с холодом и, чтобы сохранить хоть немного собственного тепла, стал делать почти незаметные движения, напрягая мускулы плеч и ног, растирая грудь просунутой под жилет рукой. Студентка бросила на него раздраженный взгляд, будто он мешал ей заниматься. И тут он почувствовал странное спокойствие, ощутил близость самой смерти, которая касалась его плеч, груди, ног, и он представлялся ей неплохой добычей. Когда Шарль вернулся к себе, у него не хватило сил даже разжечь огонь. Он умер три дня спустя.

Очутившись там, наверху, Шарль Дельсоль продолжал занятия в библиотеке Сорбонны, спроецированной на небеса.

Однажды он увидел одну Тень, которая села напротив его обычного места и тут же напомнила силуэт Деренод.

"Она точно так же держала свой портфель и так же резко его открывала, подумал он. - Но что стало с ее лицом? На ней тот же плащ, что и в Париже, и ей еще меньше дела до меня, чем на Земле. Почему же она не открывает окно?"

Он забыл, что все его мысли просматриваются сквозь прозрачную душу, и серая Тень девушки, приблизившись, сказала ему - молча, как говорят мертвые:

- Скажите, месье, уж не потому ли, что я в тот день не закрыла окно, вы...

- О нет! Меня сбило такси.

И он отвернулся, чтобы скрыть свои мысли.

Несколько дней спустя они вместе выходили из библиотеки. Их друзья говорили между собой:

- Что случилось с этими двумя - они идут как влюбленные! Наверное, надо быть хромым, чтобы испытать здесь такое. Можно подумать, на небесах кому-то нужна любовь!

И хотя ее объемистый портфель был легче самого легкого перышка, Дельсоль предложил понести его. Девушка смеялась, но он сказал это очень серьезно.

Наконец она согласилась отдать ему портфель, хотя и находила это немного нелепым - особенно если учесть, что студент умер довольно давно и, стало быть, накопил немалый опыт здешней жизни.

Едва он взял портфель, как почувствовал, что ноша... оттягивает руки. Какая-то благость разлилась там, где раньше были кисти Шарля Дельсоля. Тело оставалось серым, но это был сияющий, едва ли не лучистый серый цвет, с каким-то алым, если не сказать шалым, оттенком. Ему казалось, у него вновь рождаются руки, и он попытался спрятать эти беспокоящие его отростки под одеждой Тени, - отростки, каждый из которых стремился обрести по пять пальцев.

- Вы сегодня какой-то странный, - мысленно сказала Маргерит Деренод. Вам нехорошо?

- Вы же знаете, что это невозможно, - ответил он протестующим жестом.

И тут же почувствовал острую боль в кулаке, сжимающем ручку портфеля. А Когда портфель выпал и раскрылся, из него вывалились настоящие, полновесные словари Кишера и Гельцера, с пронумерованными страницами.

Потрясенная, студентка захлопала ресницами, настоящими ресницами земной девушки. А ее глаза стали голубыми, как когда-то, хотя в остальном лицо по-прежнему было лишено признаков жизни. Она стояла неподвижно, словно после огромного, нечеловеческого усилия, затем, очень быстро, ее нос, губы, щеки обрели цвет и стали даже чуть румянее, чем были на Земле. И стояла она вовсе не обнаженная, нет, Маргерит была одета, как и подобало девушке в 1919 году, году ее смерти.