Сказка белого инея. Повести - Иван Михайлович Чендей

— Да для чего же за этот бешеный огонь гроши выкинули? — видно, настал момент, когда хозяйка Олена вправе была выразить свое неудовольствие. Не могла она смириться с покупкой такого количества спиртного, а уж что денег-то ушло — теперь разве не считаясь с худой славой да на радость сплетникам сбывать сливовицу в розлив пьяницам.

— Не для чего, а для кого!.. — молвил Иван очень тихо и спокойно, обращаясь не то к жене, не то к Миколе, а может быть, отвечая собственным мыслям.

— Ну для кого, ради какой надобности выкинули деньги? — не уступала хозяйка, поглядывая то на оплетенные прутьями бутыли, то на молодого мастера Миколу, словно именно он и должен был ей ответить.

— Да уж не ради крестин… или свадьбы… И сама могла бы догадаться!.. — опять спокойно проговорил Иван.

Олена обмерла. Ноги у нее подкосились, и она опустилась на сундук, стоявший подле плиты.

…Когда Довбыч, тщательно сложив свои железяки, перевязал их веревкой, хозяйка внесла тарелку с угощением и поставила ее на стол.

— Кушайте на здоровье!

Но кузнец угощаться не спешил. Ему было как-то непривычно пить одному, он считал, что без товарищей пьют только отпетые пьяницы. Словом, на паленку Довбыч смотрел без всякого воодушевления. А вот колбаса его явно прельщала — видел, что удалась хозяйке на славу.

— Не церемоньтесь, Дмитро, выпейте! — сказала Олена. — Просто Ивану хочется вас отблагодарить!..

— Я понимаю… Мастер Иван теперь не пьет… А то лекарства не помогут… Ученые говорят, что ежели человек лечится от какой ни то хвори, принимает разные там порошки или пилюли, ему ни пить, ни курить не след… — мягко и добродушно произнес Дмитро, оправдывая больного.

— Все, что мне в жизни положено было выпить, я, брат, уже выпил… А уж коли приходится от этого зелья воздерживаться… — Иван взглядом поощрял кузнеца не мешкая опрокинуть рюмку.

Однако Дмитро не спешил. Может быть, не хотел своей поспешностью искушать Ивана. Каково это, когда один пьет, а другой лишь смотрит!

— Пейте, а то из нее вся крепость выйдет! — настойчиво угощал Довбыча Иван.

Кузнец сжимал в руке бокал так, что он казался маленьким смешным жучком. Еще немного помедлил, словно впитывая аромат паленки, затем по-хозяйски осторожно, чтобы не расплескать ни капли, поднес бокал ко рту, вытянув губы, будто ему предстояло не выпить, а высосать жидкость. Но так только казалось. Не успел Иван и глазом моргнуть, а Довбыч уже жевал колбасу, наколов другой кусок на вилку. И, лишь когда пламень внутри погас и по всему его большому сильному телу разлилось тепло, он отдал должное водке:

— Да, брат Иван, такой паленки мне давно не доводилось пить!.. Одно слово — дьявольская водка!

Хозяин, довольный, покосился на Олену: дескать, налей еще. Но только она потянулась к бутыли, как Дмитро прикрыл бокал рукой.

— Спасибо вам!.. Пусть хозяин Иван выздоравливает, пусть радость не обходит вашу хату! — искренне и сердечно поблагодарил он. — А паленка-то из Куштановицы!.. — Кузнец не ошибался, правда, ему не так важно было выяснить происхождение сливовицы, как показать свою осведомленность; заодно он отдавал должное талантливым умельцам, занимающимся этим старинным народным промыслом.

— Да, да, из Куштановицы!.. — торопливо подтвердила Олена.

— А давно мастер Иван воздерживается? — Кузнец не знал, с каких пор хозяин не пьет.

— Понимаете, Дмитро, когда человек является на свет, ему уж на роду все прописано — сколько весен птицы будут тешить его своим пением, сколько он зим перезимует, какие его ждут радости и какие постигнут беды, оставит ли он после себя кого-нибудь или никого не оставит… Даже то ему на роду написано, сколько он выпьет и съест…. — Первые слова Иван произнес как-то особенно многозначительно, а последние прозвучали так, точно это и не он говорил. В нем словно жили два человека. Прибавил, что все-таки вряд ли он свое выпил, и тут уж от истинного Ивана осталось совсем мало, ведь он никогда не был особенно охоч до водки и вина. Наоборот! В селе его знали человеком трезвым и насчет спиртных напитков строгим, не раз он говаривал, что пьяница не только хорошим мастером, но и хорошим человеком быть не может. Это все равно что вода и огонь, день и ночь… Потому-то, наверно, любители выпить не работали с Иваном, даже избегали встреч с ним. А говоря, что свое он уже выпил, мастер хотел сказать: для него, дескать, отцвели весны, отпели птицы и канули в вечность его лета, осени и зимы…

Довбыч задумался над словами хозяина. В бутылке коварно отсвечивала прозрачной чистотой водка, на тарелке лежала нарезанная большим кусками колбаса. Дмитро не ел, не выпивал — думал долгую думу. Он был моложе Ивана, однако им не раз приходилось работать вместе, сидеть у одного костра, беседовать за одним столом. Довбыч помнил то время, когда они с Иваном наводили деревянные мосты через реки. Иван умел ставить опоры, он вязал балки и тянул пролеты, ему доверяли деревянные мосты таких конструкций, за которые взялся бы далеко не всякий, даже очень опытный мастер. Люди вообще охотно работали с Иваном: он был спокоен и мудр, внимателен к другим, любил шутку. Довбыч трудился у наковальни: гнул, клепал, натачивал скобы, готовил для крепления прутья с крюком на одном конце и винтом на другом. Словом, и рукам его, и молоту работы хватало.

— Да, да!.. — серьезно покачивая головой, приговаривал он, мысленно перенесясь на зеленый лужок близ той речки, через которую сооружался мост искусством мастера Ивана.

На землю уже спустились тихие сумерки, когда в кузнице погасли последние угольки, а со строительных площадок были убраны и затем сожжены щепки и всякий мусор. Мастер Иван и еще несколько человек оставались там до утра: нужно было дождаться комиссии и сдать ей мост. Иван был возбужден и счастлив, счастлив потому, что мост в самом деле удался на славу и был не только достаточно прочен для перевозки грузов, но и на диво красив — чудо, как вписался в эти зеленые окрестности. Пока там и сям валялись распиленные стволы деревьев, желтели щепки, громоздились горы камней и земли, все виделось не таким, как за несколько часов до приезда инженеров, когда уже навели порядок.

Мастер Иван, всегда сдержанный, немногословный, сосредоточенный, пока шла стройка, казался каким-то осунувшимся, до крайности утомленным. Легко сказать, на нем лежала ответственность и за ведение работ, и за всевозможные материалы, и за людей, и за сам мост, причем не только