Александр Альберт - Морские рассказы

В этот день не было никаких занятий, поскольку одна смена курсантов убывала, а другая не прибыла полностью. Меня с утра отпустили в увольнение на берег. Я прогулялся по Кандалакше, это оказался маленький, невзрачный городок, без каких-либо примечательностей. Погуляв пару часов, решил слазать на сопку, вплотную примыкавшую к городу. Это не просто было сделать – склоны, поросшие мхом, травой и мелким кустарником, были крутыми, и я потратил больше двух часов, пока взобрался на вершину. И был вознагражден – вид был великолепный. Слева и сзади – к Финляндии – возвышались такие же невысокие сопки – зеленые с вкраплениями серого мха, на юго-запад простирался Кандалакшский залив Белого моря. Стоял штиль, зеркало воды приняло цвет неба и на горизонте, в дымке сливалось с ним. Парусник сверху выглядел как на рисунке – я пожалел, что со мной не было фотоаппарата.

Спустился гораздо быстрее. Подошел к причалу – шлюпка постоянно курсировала от «Ратманова» – и вернулся на судно. Обед я прозевал, ребята угостили сухарями и остатками утреннего чая. После скудного ужина – на паруснике была острая нехватка продуктов, так как отпущенные на предыдущую практику практически закончились, а для наших ребят еще не получили.

Часов в восемь вечера ко мне подошли мурманчане и попросили втихаря привезти им белого вина, отметить прощанье, благо в этот день им подвезли и роздали стипендии – по 50 рублей за месяц.

Надо сказать, что обилие молодых людей, собранных в одном месте, волновало, очевидно, женскую часть Кандалакши, неизбалованную обилием потенциальных женихов, поэтому вечером мимо начали проплывать лодки, в которых сидели девицы, какие с парнями, а какие и без.

Каждый такой проплыв мимо судна сопровождался шутками, задирками, смехом, но не было мата, непристойностей.

Одну из таких лодок с одинокой девушкой подозвали к борту, меня загородили от возможных взглядов вахты, и я спустился, с их помощью в длинную, узкую лодку.

Попросив разрешения сесть за весла, я быстро поплыл к причалу, а поскольку сидел лицом к девушке, я смог разглядеть ее. Она была красавица! (Всю оставшуюся жизнь я корил себя за то, что не спросил у нее адреса.) Белое, матовое округлое лицо, серые глаза, окаймленные черными ресницами, дугообразные черные брови, розовые, без каких-либо признаков помад, губы, черные волосы, гладко зачёсанные собранные сзади в пучок. Были какие-то незначащие разговоры, мне нужно было постоянно оглядываться, чтобы попасть в нужное место на причале. Она пообещала меня ждать и я, привязав лодку, побежал в привокзальный буфет за белым вином. Буфетчица посмотрела на меня как-то странно, когда я протянул ей деньги и попросил отоварить на все. Достав из подсобки скамеечку, она сняла десяток пыльных поллитровок сухого белого вина, стоявших здесь с основания буфета, и, поскольку невозможно было донести покупку в руках, она выручила, дав напрокат авоську, с обязательством вернуть.

Еще когда я загружал авоську, то почувствовал какой-то дискомфорт, что-то не то, что надо было сделать. Но раз белое вино, так нате вам белое вино, к тому же очень дешевое – копеек 70 бутылка.

Девушка меня ждала. Я погрузился в лодку и поплыл к судну, снова искоса любуясь красавицей. Ну почему я не спросил ее имени! Адреса!

Мурманчане ждали с большим нетерпением, но еще с большим возмущением они приняли от меня авоську с пыльными бутылками.

– Ты что купил? – зашипел главарь, так как громко разговаривать нельзя, могли услышать вахтенные.

– Вы же белое вино просили, вот я его и купил.

– Дурак, белое вино – это, по-нашему, водка!

– Откуда я мог знать, что вы имели в виду, надо было так и сказать – а то белое вино, белое вино…

Расстроенный этой незадачей, я поднялся на борт, забыв о девушке, забыв попрощаться с ней.

Проснулся от толчка в плечо. По вахтам мы не были расписаны, поэтому с недоумением посмотрел на лицо курсанта.

– Пошли, шкипер вызывает.

Я уже знал, что на судне вместо (или на месте) старпома был шкипер – высокий, евреистого вида, чернявый человек. Быстро одевшись, поднялся на палубу. Прошли в рубку, я приложил руку к бескозырке и доложил: – Курсант Брынцев по вашему приказанию прибыл! Шкиперу, очевидно, понравилось это (а я уже догадывался о причине вызова), поэтому, без лишних разговоров, спросил:

– Это вы сегодня облагодетельствовали мурманчан?

– Я, товарищ шкипер, – ответил я, ожидая неприятностей.

– Вы что же, порядков не знаете?

– Но я же еще не в команде… – прошептал я.

– Вы на судне, поэтому обязаны соблюдать дисциплину. – Шкипер был немногословен.

– Вахтенный! – повернулся он к курсанту, – обеспечить мужика шваброй и ведром, к утру гальюны должны блестеть, принимать буду сам.

Повернулся ко мне:

– Это последний раз, дальше будете списаны на берег!

Всю ночь я драил шваброй и забортной водой гальюны правого и левого бортов. Несколько раз приходили вахтенные посмотреть на чудика и дать советы.

Пробили две склянки – 6 часов утра, – шкипер появился молча, молча достал белоснежный платок, несколько раз провел по вымытым поверхностям, остался доволен, очевидно, а я, полусонный, пошел на зарядку – снова бегать вверх-вниз по выбленкам вант.

После завтрака удалось поспать на банке – голой скамейке по гражданскому.

Занятий не было, комвзвода и комоды (командиры взводов и отделений) составляли списки вахт, расписывали народ по тревогам: – авралу, парусной, пожарной, шлюпочной и т. д.

Нас на судне соберется 120 человек, два взвода судоводительского и судомеханического отделений Ростовской мореходки. Все, до единого, должны быть расписаны по тревогам.

Промаявшись целый день, полусонный и обалдевший от невероятного количества впечатлений, от встреч со вновь прибывающими друзьями, я еле дождался отбоя.

Следующие два дня прошли в тренировках – надо было выходить в море, а выходить без обученного и мало-мальски знающего экипажа нельзя.

Судно было оснащено, кроме парусов, стосильным итальянским двигателем «Лора Паразини», которую мы, за капризы, называли «паразитическая Лора». По инструкции двигатель должен был работать на любом виде топлива, кроме бензина, но наша Лора работала только на керосине, что позволяло паруснику идти со скоростью три-четыре узла.

Эта капризная дама не раз подкидывала нам сюрпризы во время практики. Спасало только мелководье Белого моря и якоря, если было невмоготу.

В общей сложности на рейде Кандалакши мы простояли четыре дня. Изучали такелаж, осваивали места по тревогам. Мое место при постановке и уборке парусов было на левом ноке фока рея.

5 августа «Лора» испустила черный выхлоп, завелась, и мы пошли на юго-восток по Кандалакшскому заливу. По мере выхода из залива волна становилась все больше, парусник мягко и величаво покачивался, словно кланялся открывающемуся морю.

Когда слева и справа скрылись за горизонтом зеленые сопки, шкипер объявил: – Паруса ставить! – и мы муравьями полезли на ванты занимать свои места согласно расписанию.

Я должен впереди всех взбежать по вантам на салинг фок-мачты, затем по пертам к ноку фока-реи. Никаких страховочных поясов для нас не было. Под ногами веревка – перты, руками нужно держаться за довольно толстое дерево реи. Отвязываем концы, которыми привязан свернутый грубый брезент паруса – фока, парус падает вниз и сразу попадает в объятия ветра, но трепаться ему без дела не дадут шкотовые – это те из нас, которые стоят на шкотах, то есть в их обязанности входит по команде подтягивать или отпускать шкоты и таким образом управлять парусом.

Легче всего ставить косые паруса на гроте и бизани – полтора десятка здоровых ребят бегом тянут фал гафеля с прикрепленным к нему парусом, пока он не достигнет салинга, и парус поставлен.

Курсанты снуют по реям, вантам, палубе, подгоняемые командами комсостава, чаще всего шкипера или вахтенного помощника. Капитан выше этой суеты, говорят, что до «Ратманова» он служил старпомом на легендарном «Товарище». Он либо стоит в рубке, либо у себя в каюте.

Первый раз мы ставили паруса долго – четыре часа. Ставили при слабом ветре, но эффект от полностью поставленных парусов, включая кливера и стаксели, ощутился сразу – корабль накренился, У форштевня вскипел бурун, море злобно зашипело, словно злилось, что его, такое красивое, ласковое, вспарывает тяжелое, грубое существо – наш «Георгий Ратманов».

Качка, пока шли по заливу, практически не ощущалась, но когда вышли в открытые воды, появилась зыбь. Длинные пологие волны шли одна за другой, мерно раскачивая парусник. Появились желающие отдать морю дань – съеденное за обедом. Бледные, они стояли на подветренном борту у фальшборта и «травили». Для большинства эти муки кончились быстро – через сутки, двое. Только один из нас лежал в койке и не вставал, мечта о море для него кончилась. По приходе в Архангельск он был списан на берег и отправлен в Ростов. Больше мы его никогда не видели.