Полина Дашкова - Соотношение сил

Двухкомнатный номер в старинном отеле на Гранд-Канале не оправдывал своей цены. В ванной комнате по углам чернела плесень. Краны подтекали, стоки были забиты, на дне ванной ржавый налет, в раковине – закорючка чужого черного волоса. Мебель в стиле рококо, ковры, бархатные шторы, лепнина на потолке, зеркала в золоченых рамах – все это выглядело наглой показухой.

Герман засыпал как убитый. Эмма почти не спала, уходила в другую комнату, садилась за кривоногое бюро, перечитывала свои записи и набрасывала в тетради черновик заявки Дибнеру. Иногда Герман вставал, плелся в уборную, на обратном пути подходил, заглядывал через плечо.

– Малышка, почему не спишь? Чем увлеклась?

– Так, пустяки, хочу кое-что уточнить по изометрическим смещениям спектральных линий. – Эмма искусственно зевала. – Сейчас ложусь.

Герман целовал ее в макушку и отправлялся в постель. Он был слишком сонным и расслабленным для изометрических смещений.

В Берлин она вернулась с готовой заявкой. Оставалось только перепечатать.

Домой из аэропорта они приехали в половине одиннадцатого вечера. Эмма сразу набрала номер Вернера и минут пять слушала унылые длинные гудки. Это было странно. «Гуляет в парке? Так поздно? Отправился в гости к Хоутермансу или к фон Лауэ? Но полька в любом случае должна взять трубку».

– Малышка, куда ты звонишь? – спросил Герман.

– У Вернера никто не отвечает, – прошептала Эмма и облизнула пересохшие губы.

Он резким движением нажал на рычаг:

– Мы только что вошли, ты еще не разобрала чемодан, ты даже руки не вымыла.

– Да, ты прав, надо вымыть руки и разобрать чемоданы.

Она отстранила его, как неодушевленный предмет, и пошла в ванную комнату. Хотела запереть дверь на задвижку, но не успела. Герман влетел и схватил ее за плечи.

– Подумаешь, какое дело? Трубку не берет! Он совершеннолетний и вроде бы еще не в маразме! Ну что ты застыла как статуя? Посмотри мне в глаза!

– Милый, не кричи, пожалуйста. Со мной все хорошо. Просто я немного волнуюсь.

Ее вялый монотонный голос напугал Германа еще больше, но он взял себя в руки, заговорил спокойно и ласково:

– Он может быть наверху в мансарде, если закрыта дверь, звонка не слышно. А полька вышла во двор, или… Ты, кажется, рассказывала, что она иногда играет на мамином рояле?

Эмма механически кивнула.

– Ну, вот. Играет и тоже не слышит. Завтра вечером зайдешь и убедишься, что все в порядке.

– Конечно, милый, ты совершенно прав.

Эмма вымыла руки, разобрала чемоданы. Остаток вечера прошел очень спокойно. В постели она добросовестно выполнила супружескую обязанность, дождалась, когда Герман уснет, перенесла пишущую машинку на кухню, поставила ее на толстую войлочную подстилку. Кухня находилась досточно далеко от спальни. Эмма точно знала, что при закрытых дверях стук клавиш не слышен.

Она печатала быстро и без ошибок. К рассвету семь страниц заявки были готовы. Эмма сложила их в тонкую папку, спрятала в свою объемную сумку, с которой обычно ходила в институт, и нырнула под одеяло к Герману.

Утром, пока он принимал душ, она опять набрала номер Вернера, послушала долгие гудки и успела повесить трубку прежде, чем Герман вышел из ванной. Явилась приходящая домработница, приготовила завтрак. Они поели и отправились в институт.

Эмма уже потеряла счет этим бессонным ночам, но ни слабости, ни сонливости не было, наоборот, она чувствовала необыкновенный прилив сил.

В начале рабочего дня Дибнер заглянул в лабораторию, поздоровался со всеми за руку. Когда очередь дошла до Эммы, спросил:

– Как вы отдохнули, фрау Брахт?

– Спасибо, прекрасно. – Она стрельнула глазами, убедилась, что Герман достаточно далеко, и тихо произнесла: – Господин Дибнер, мне надо с вами посоветоваться, я давно обдумываю одну идею, по-моему, она заслуживает внимания.

– Ну что ж, напишите заявку, я с удовольствием познакомлюсь с вашей идеей, фрау Брахт.

– Заявка уже готова, она у меня с собой.

– Вот как? – Он взглянул на часы. – Зайдите ко мне сегодня, после шести.

Когда он удалился, Герман спросил:

– О чем ты так мило беседовала с руководством?

– Руководство интересовалось, как мы отдохнули в Венеции, – ответила Эмма.

После обеда группа отправилась в «вирусный флигель». Реактор Гейзенберга был почти готов. Там приходилось переодеваться в защитные костюмы. Эмма легко сочинила уважительную причину, чтобы остаться в лаборатории. Когда все ушли, она еще раз перечитала свою заявку и ровно в шесть открыла дверь приемной Дибнера. Никого, кроме секретаря, не было. Он поднял трубку, доложил о ее приходе и сказал:

– Фрау Брахт, господин директор примет вас минут через десять.

Эмма сидела неподвижно, тонкая папка лежала на коленях. В голове крутилось: «Сдвиг по энергии между уровнями три, десять, пятнадцать электронвольт. Телефон может быть неисправен. У аппарата в столовой несколько раз ломался механизм звонка. Частотный сдвиг между спектрами восемь гигагерц. Сказать польке, чтобы прекратила бренчать на фортепиано».

– Добрый вечер, милая Эмма.

Она увидела Вайцзеккера. Он только что вышел из директорского кабинета.

– Здравствуйте, Карл.

Для вопроса «Что вы здесь делаете?» щенок-философ был слишком хорошо воспитан и поэтому спросил:

– Как поживают львы Святого Марка?

– Отлично, – ответила Эмма.

Папка соскользнула с колен. Щенок-философ поднял. Конечно, ему хотелось заглянуть внутрь. Но ленточки были туго завязаны. Настолько туго, что Эмма не сумела распутать узелок, когда оказалась в директорском кабинете, и пришлось просить у секретаря ножницы.

Дибнер внимательно читал заявку. Эмма спокойно ждала. Наконец он положил листки на стол, взглянул на Эмму поверх очков.

– Поздравляю, фрау Брахт, идея блестящая. – Он откинулся на спинку кресла, открыл красивую деревянную шкатулку и вытащил сигарету. – Вы позволите?

– Да, конечно.

Он щелкнул массивной золотой зажигалкой, затянулся, задумчиво произнес:

– Электромагнитный метод при измененной траектории полета мог бы стать для нас прорывом, – он выпустил дым, помолчал, – но лишь в том случае, если мы найдем способ задать изотопам двести тридцать пять мощное дополнительное ускорение.

– Совершенно верно, господин Дибнер. Дополнительное ускорение. – Эмма заерзала на стуле. – Через пару недель я буду готова доложить вам, каким образом дать им крепкого пинка.

Дибнер рассмеялся.

– Крепкого пинка! Очень точно выражение. – Он стряхнул пепел. – Не терпится узнать, что именно вы придумали, фрау Брахт. Может, хотя бы намекнете?

Эмма помотала головой:

– Простите, господин Дибнер, пока не могу, мне надо провести еще дополнительные расчеты. – Она улыбнулась и, пристально глядя ему в глаза, добавила: – Если бы у меня была своя лаборатория и своя группа, дело пошло бы значительно быстрей.

– Ах, вот вы о чем? – Дибнер отбил пальцами дробь по столешнице. – Да, я понимаю вас, фрау Брахт, но помочь пока не могу. Управление вряд ли выделит дополнительные средства на еще одну группу по разработке электромагнитного метода.

– Еще одну? – Эмма судорожно сглотнула.

– Впрочем, я готов вернуться к этому разговору, когда вы порадуете меня заявкой насчет крепкого пинка.

– Простите, господин Дибнер, – Эмма слегка дернула головой, – вы сказали «еще одну группу». Если я верно вас поняла…

Дибнер приложил палец к губам, подался вперед и прошептал:

– В Гейдельберге профессор Боте и доктор Фламмерфельд уже третий месяц над этим работают.

– С измененной траекторией? – уточнила Эмма.

– А как же еще? Бессмысленно пускать атомы по прямой. – Он погасил сигарету, вздохнул. – Я сам устал от этой секретности. Запрет на обмен информацией между институтами создает массу проблем.

«Значит, меня опередили, – спокойно подумала Эмма. – Ну что ж, удивляться нечему. Идея лежит на поверхности, Вальтер Боте талантливый физик, но вряд ли он догадается, как дать дополнительного пинка изотопам 235, он ведь из тех, кто категорически отрицает саму возможность создать резонатор вынужденных излучений».

– Разумеется, ничего этого я вам не говорил, фрау Брахт.

– Разумеется, господин директор. – Эмма притронулась пальцами к ушам, потом к губам. – Я ничего не слышала.

Дибнер поднялся.

– Рад был побеседовать с вами. С нетерпением буду ждать вашей следующей заявки. Желаю успеха. – Он вскинул руку: – Хайль Гитлер!

Эмма ответила тем же.

Она вернулась в лабораторию, взяла сумку, повесила в шкаф белый халат, надела плащ, домчалась до трамвайной остановки. На этот раз никаких прогулок по парку.

Привычным движением она просунула руку между прутьями калитки, отодвинула задвижку, вошла во двор, взлетела по ступенькам крыльца и дернула дверную ручку. Заперто. Постучала. Тишина. Достала ключи из сумки. Верхний замок мягко щелкнул, но дверь не открылась. Ключа от нижнего замка у нее не было, Вернер никогда его не запирал. Эмма спустилась с крыльца, огляделась, заметила, что розы отцвели и дорожка усыпана алыми лепестками.