Константин Уткин - Площадь Соловецких Юнг

– Как это успешен? Что у тебя есть?

– Есть то, что нужно.

– А что нужно?

– То, что есть… – с улыбкой отвечал Слава.

– А если… а если… а если тебе понадобиться то, чего у тебя нет?

Слава поцеловал маленькое ушко и прошептал в него…

– Когда понадобиться, тогда и появится. Разве непонятно? Может быть не сразу, совсем не сразу, но будет обязательно. Это закон. То, что нужно, само приходит.

Ася потерлась щекой о его плечо и пробормотала.

– Ничего я не понимаю и ни в чем не могу тебя убедить. А почему ты говоришь, что не пишешь больше?

Слава усмехнулся. Ну вот, началось.

– Все очень просто. Одно дело писать для себя – не торопясь, с удовольствием, шлифуя каждое слово, добиваясь каких-то оттенков, которые видны только тебе, и получать от этого самое настоящее творческое, эстетическое удовольствие. Знаешь, такой усталый покой после хорошо сделанной работы?

– Ну? И что?

– Можно за день написать две строчки, но зато какие это будут строчки!! А можно заполнять листы… то есть теперь компьютерную память километрами вялых, тусклых, вымученных текстов. Да еще надо тобой стоят люди и требуют – больше крови, больше экшна, больше напряжения. Не хочу я напряжения, его и так в жизни хватает. Тем более что когда начинаешь гнать строку, теряется сам смысл творчества. Я был бы вполне счастливым человеком, если бы мне нравилось писать детективы. Но мне это не нравиться. Поэтому – и только поэтому – я с этим делом завязал. Вот и все.

– И что, больше писать не будешь?

– Не буду писать детективы. Прошел я уже это. Все. Хватит.

– Вообще ничего писать не будешь?

– Буду. Только для себя. А издавать это не будет никто.

– Почему это? Если ты талантливый, тебя должны издавать.

– Какая-то ты наивная. Дело не в таланте. Дело в прибыли. Нужно либо вливаться в существующую тему – фэнтези, детективы, любовный роман – либо открывать свое направление – вот, к примеру, иронический детектив. А если ты просто пишешь хорошую… даже гениальную прозу – никто с тобой даже связываться не захочет. Кто просто так решит потратить деньги? Даже зажравшиеся олигархи предпочитают сливать бабки на блядей, а не вкладывать в книги. Все очень просто.

– А ты бы мог раскрутиться… как автор детективов… а потом писать то, что тебе самому нравится. Ведь мог бы? – с надеждой спросила Ася.

– В принципе, конечно, мог бы. Тут другой момент – тоже, не очень приятный. Знаешь, что актеры иногда становятся заложниками одной самой удачной роли? Так вот если я раскручусь как автор детективов, то ничего другого от меня ждать не будут. Сформируется определенный круг, который будет знать Гронского. Именно детективы Вячеслава Гронского. Я ж тебе уже говорил – если бы мне нравилось делать их, я бы писал в полной гармонии с собой. Видишь – не судьба.

И потом… даже если, допустим, я бы и раскрутился как детективщик, участвовать в этой гламурной свистопляске… со всей скоробогатенькой нечистью… противно. Лучше спокойно сажать капусту и писать – когда захочется, и никак иначе.

Ася склонила голову и посмотрела на него с подозрительным прищуром.

– Капусту… капусту… капуста это хорошо, особенно когда нулей больше четырех. Все-таки я не поняла – ты что, сознательно отказался от писательской карьеры? И больше уже ничего не пишешь? Потому что с этой… как ты там сказал – скоробогатенькими не хочешь якшаться?

Слава резко отстранился от нее. Такие постоянные допросы с пристрастием стали ему уже надоедать. Тут – очень кстати – загудевшая под мощными ударами дверь сообщила о приходе Кондрата. Он ввалился возбужденный и радостный – причиной тому была вторая бутылка, правда, уже ополовиненная.

– Вы прикиньте!!! Светка, хорош спать!! Прикиньте – мне негр свою бутылку подарил!!

– Отобрал, что ли? – насупившись, поинтересовался Слава. Вроде бы в национализме его напарник замечен не был, но алкогольная жажда порой принимает самые изощренные формы.

– Дайте мне си-бемоль промыть… – потребовал он, как заправский тапер, и сунул оторопевшей Асе батон – режь давай…

Ася осмотрела нож подозрительной чистоты, пожала плечами, вздохнула и вонзила его в хрустящую корочку.

– Так вот – Кондрат не стал ждать хлеба, привычно уже зачерпнул икру и продолжил, даже не прожевав ее толком. – пошел я в магазин, и вдруг чувствую – приспичило. Прошу прощенья у прекрасных и присутствующих дам за милую сердцу подробность…ну что делать? Не сюда же тащиться? Отошел я в кустики, стою, балдею, вдруг слышу – сзади шаги. Ну, думаю, менты, спалили, курвы… поворачиваюсь… ребята, вы меня поймите – это уже слишком!! В темноте на меня идут глаза и зубы!! И говорят на чистом русском языке – слышь, дружище, где тут магазин, водочки бы купить на сон грядущий. Вы меня только поймите правильно – сначала нам банку икры подарили, потом негр из кустов вылез, просто какой-то вечер чудес.

– Да уж – встряла Ася. Она уже мазала икру, на толстые куски толстым слоем. – Ты знаешь, с кем ты тут не пьешь? Не поверишь!

Слава метнул на нее гневный взгляд, но девчонка упрямо продолжила.

– Ты не пьешь, с властителем дум, с инженером человеческих душ…писатель он, короче.

– Кто писатель? – спросил Кондрат, окутываясь дымом. Он выпил, закурил и теперь блаженствовал.

– Да вот он – ткнула перепачканным икрой пальцем Ася. – Вот он самый настоящий писатель. Я даже его книжки видела. Потому ему Пантелеич кабинет свой и отдал.

– Да? Писатель? – осмотрел Кондрат напарника с ног до головы. – Надо же. А непохож. Тощий больно. Ну что, Аська, насыпай, трахнем по маленькой за почетный труд.

Аська, слегка удивленная равнодушием Кондрата, послушно насыпала и даже послушно выпила. И сидела нахохлившись, задумчивая и, кажется, даже немножко обиженная. Слава притянул ее к себе, обняв за талию, и зашептал в ухо.

– Вот смотри, за это я его и люблю. Писатель? Ну и фиг с ним, насыпай. Художник? Да ладно, бывает. Артист? Молодец. Пить будешь? Какая разница, кто есть кто? Я недавно его видел – он сидел в кампании бомжей, уже тепленький, и курил, задумчиво глядя поверх домов в небо. Замечательный человек.

Ася досадливо оттолкнула его. Замечательный человек поднял сигарету и начал.

– Ничего, ребята. Я передохну тут пару месяцев, потом начну нормально зарабатывать. Есть уже инвестор – мой старый друг. Он готов деньги в мое дело вложить, знает, что за мной не пропадет и не заржавеет. Вот тогда я того гада за кадык возьму, так возьму, что он даже запищать не сможет. Верите? А тебя, писатель, возьму охранником. Будешь ночью приезжать и спать себе в удовольствие. Вот вместе с Аськой. И зарплату получать. Мы, простые люди, тоже понимаем, как это – каждый день писать много всякой ерунды. Трудно это. Мне вот гораздо проще квартиры продавать, чем хотя бы две строчки написать. О, стихи – «Квартиры проще продавать, чем две строчки написать»…Насыпай.

Но Ася не стала насыпать – она посмотрела на Славу и тот молча встал, направляясь к кабинету. Девушка, сделав равнодушное и рассеянное лицо, подошла к аквариуму со змееголовом, постучала пальцем по стеклу – большая рыба тут же замерла, всплыв на уровень лица – потом тряхнула, откидывая их назад, волосами… посмотрела на стол с икрой и плавающими в табачном дыму черной головкой Светы и испитым лицом Кондрата, покривилась. Пробормотала – убожество, какое убожество… как мне все это надоело.

Но возле гостеприимно открытого кабинета уже стоял с широкой улыбкой Слава – и девушка не стала спорить с усилившимся зовом плоти.

Кондрат смотрел ей вслед с саркастической усмешкой видящего все наперед человека…

Дни катились своей чередой – ни шатко, ни валко. Слава оправился от первого шока и вроде даже привык к тому, что его взяла голыми руками капризная девица, по возрасту годящаяся ему в дочери. Иногда в выжженную цинизмом душу стали пробираться расслабляющие мыслишки – слишком уж они разные, но ведь она продолжает приезжать – так может, это и есть та самая пресловутая любовь? Он почти перестал ее злить – впрочем, робкие попытки Аси направить его на путь истинный, то есть – перевести куда-то на более денежную и престижную должность пресекались сразу и жестко. Он заявил, что ему его жизнь нравиться, терять своей душевный покой ради возможности ублажать капризную подругу, как бы она этого не хотела, не станет.

Ася взвилась норовистой лошадкой – как это так? Он что, не такой, как все? Потом остыла, подумала и решила – в самом деле, не такой. И даже в чем-то согласилась. Девиц, которые очень высоко ценили свою ущербность (не догадываясь о ней) она тоже знала и презирала – в основном потому, что всегда находился идиот, согласный оплатить эту цену. Но ради любимой мог бы, вообще-то говоря, немного напрячься и доказать, что он лучше…

Но слова Славы, как семена сорняков на удобренной почве ее мировоззрения уже дали свои цепкие ростки. Ася сама уже стала понимать, что в бесконечном ожесточенном самоутверждении нет смысла, что достигнутая цель вблизи оказывается вовсе не такой значительной по сравнению с той, что продолжает сиять вдалеке – но очередное достижение померкнет так же, как и все остальные.