Владимир Исаев - Смотрящие вверх (сборник)

– Мы вернули то, о чём все так долго мечтали! Теперь мы можем не только выбирать, но и полностью влиять выбором на выбор! Мы подошли к революции жизненного пути! Делайте всё, что хотите! Выбирайте выбор, теперь не надо думать – пришло время действовать! Будущее – уже позади нас! Впереди – победа над временем!

– Мама! Роди меня обратно! – она кричала из машины, застрявшей на рельсах, поезду, который так и не смог услышать её слова. Через некоторое время машина превратилась в груду металлолома, а мама испытала нечто, похожее на роды, только наоборот…

– Мама! Здесь так ужасно тесно и темно! Верни меня обратно!

Мама разродилась вновь.

– Мы победили время! И нет теперь нам никаких преград! – доносилось в каждый встроенный чип мозга человечества, вроде как из ниоткуда.

…Седой старик присел на камень и посмотрел на безжизненную пустыню: возле его ног умирал от голода верблюд, так и не выбрав, какую колючку съесть: которая слева или которая справа.

– Да, всему есть предел… Всё когда-то заканчивается… желания, будущее и даже время… – он поковырял в песке пальцем и закрыл глаза. – Вам что ни дай – всё в пустое превратите… – он встал и, опираясь на посох, пошёл, практически не оставляя следов.

– А может, пустота вне времени – это и есть истина? И человек это чувствует подсознательно? Вот и разрушает всё вокруг себя, тем самым приближаясь к ней… Тогда что получается: самоубийца – это тот, кто познал истину через разрушение самого себя? Нет, это бред какой-то… – старик шёл по пустыне – ему было о чём подумать. 

I

Похороны были самые что ни на есть обычные: ни хуже, ни лучше. Старые бабульки, обступив гроб, неприметно трогали руками то ткань обивки, то белое покрывало покойницы. Примерялись, видимо. Сергей стоял в стороне с небольшой кучкой заводских ребят, из которых он знал только Петьку.

В этот день Серёгина роль была незначительной, но важной: нести гроб с ещё тремя такими же пацанами, взятыми с работы напрокат начальником цеха за две бутылки водки каждому.

Умершую старуху он не знал, что намного упрощало нервные переживания. Но всё-таки на душе было скверно. То ли старый, покосившийся дом так угнетал, то ли недвижимое тело в гробу…

– Давай, пацаны, за дело! – громким шёпотом прорычал начальник цеха. – Ты – крест несёшь, вы двое – крышку гроба, ну, а вы четверо – бабусю.

Вся жизнь – театр, что там говорить.

Церемония же последнего пути была насквозь скучной и кислой: с десяток унылых соседей, состоящих в основном из еле передвигающихся старух, кучка каких-то дальних родственников и заводские. Вот, собственно, и всё.

– Сергей, ты ростом пониже – возьмёшь с Петькой у ног, – начальник цеха суетился возле гроба и нервно курил.

Что поделаешь, все когда-то умирают. А вот ты гляди: нервничать по этому поводу – живым. Умерла его бабка. Старая-престарая. Скорее отмучилась, чем умерла. По крайней мере, с её смертью все родственники облегчённо вздохнули – видно по лицам.

– Взяли, пацаны! – начальник схватился за гроб, помогая. – Понесли… давай…

До автобуса было метров сто, а бабулька – лёгкая. Так что особого труда четверым сварщикам это не составляло.

– Никак не могу привыкнуть к этому запаху, – дабы не думать о происходящем, сказал Сергей напарнику справа, Петьке. – И сладкий, и приторный одновременно. Запах тела без души…

– Поэт, бля… Серый, сколько мы с тобой перетаскали таких. Или ссышь, что ли? – Петька хмыкнул и, нагнувшись, посмотрел на Сергея. – Ты ж эту бабку должен помнить. Чего её бояться? Она уже мёртвая, ничего тебе не сделает.

– А что она мне должна была сделать? Я её вообще первый раз вижу, и то – мёртвой.

– Та ладно, братуха! Это не ты ли её, пьяный в хлам, пнул ногой возле Танькиного дома с вопросом: «Ты смотрела, старая, кино «Старикам тут не место»?» А как она с твоей подачи репой в кусты с лавки нырнула – это надо было видеть! Ржали мы ещё потом долго.

– Тю! Так это она, что ли, была?

– Ну а то! Не хрен же собачий! – и Петька опять громко хмыкнул.

Водитель ржавого пазика со скрипом открыл заднюю дверь. Сергей и Петька начали подавать гроб внутрь.

– Ай-й-й! – Сергей резко одёрнул руку; он сдержал в себе всё нецензурное продолжение боли – похороны как-никак. На ладони вдруг появилась жирная, ярко-красная полоса. Кровь нехотя растеклась по руке и медленно, будто задумываясь о своём поступке в каждой капле, начала падать на грязный асфальт.

II

– Ну, ёп-вашу-нихай! На ровном месте обосрались! – начальник цеха забинтовывал руку Сергею. – И водила пазика, мудак, зажал аптечку! Пришлось свою вскрывать… Как же тебя угораздило?

– Та скоба, ну, из тех, которыми обивку пришлёпали… торчала одной ногой вверх… гробовщики херовы… А у меня рука вдруг соскользнула… и проехался вот… Су-ука-а-а… Больно же как… – простонал Сергей и зажмурился.

– Так, на кладбище поехали. Ничего страшного. Донесёшь гроб до могилы и мотай домой! – начальник цеха отвесил шуточного леща Сергею.

– Та хрена там! А поминки? – Сергей был не дурак выпить, чего греха таить.

– Дык, те ж два пузыря даю! – начальник цеха посмотрел на него с нескрываемым удивлением.

– Так то ж – домой. А я ж чё, по-твоему, не крящёный? И усопшую не помяну со всеми?

– Ладно, ещё об этом мы не спорили, грех-то какой. Приходи, конечно, но не нажрись, как в прошлый раз на днюхе у завхоза, – начальник цеха завёл свою «шестёрку» и скомандирил: – По коням, сварные!

Через минуту за клубами дыма шедевра российского автопрома скрылся перекошенный дом, а с ним и всё остальное городское захолустье. И поделом.

III

Кладбище было новое; в смысле, на новом месте – вдали от города и людей. Оно и правильно: нечего без толку тревожить сон мёртвых. Сергей, Петька и остальные прибыли немного позже пазика-катафалка, но это никому не было интересно. Как оказалось, наёмные кладбищенские копачи, нанятые для рытья могилы, уже отнесли гроб на место погребения и встали в позу гончих: забить гвозди и зарыть это всё как можно быстрее.

Мысленно с ними все были согласны. Но этикет предполагал иное, более медленное развитие сюжета.

Никто не плакал; стайка старух – видимо, от нечего делать, а может, и для поиска адреналина – пошла на спонтанную экскурсию по новому кладбищу. Их рассуждения о бренности существования и подземельной жизни насмешили многих, даже Сергея. «Немного клоунады никогда не помешает», – мило улыбаясь, сказал тогда начальник цеха. Кто знает, может быть, и так.

Прощание было недолгим, скомканным. А вот копачи сделали своё дело на отлично: шустро забив гвозди и лихо опустив гроб в могилу, они в темпе закопали ещё одного бывшего жителя Земли в землю, чем окончательно порадовали не только, видимо, живых.

Сергей и Петька шли последними в процессии:

– Чё, ща по стакану сразу? Пока там борща да лапши принесут, – Петька ковырялся в носу указательным пальцем.

– Придурок, ты этой рукой гроб нёс и в нос её суёшь! – Сергей одёрнул Петькину руку и вдруг споткнулся о штырь: у-у-ух!

Люди нехотя оглянулись. Что может случиться на кладбище с живым? Да ничего. Поэтому все так же лениво отвернулись и пошли дальше.

Серёга же лежал на дорожке, в жёлтой кладбищенской пыли и, скрипя зубами, пытался не заплакать от безумной боли в правой ноге.

IV

– Скальпель! – хирург был в бешенстве. – Зульфия, скальпель!

Зульфия же смотрела на этого нервного типа в белом халате и хлопала своими огромными чёрными ресницами. Она попала на практику в хирургию совершенно случайно: деньги декану отец привёз слишком поздно. Пока там продашь овец да привезёшь в такую даль…

– Оглохли, уважаемые! Скальпель!

Зульфия стояла и думала: «Вот что этот мужчина постоянно кричит? И что такое «скальпель»?»

Сергей лежал на операционном столе: заражение крови – это не за угол сходить.

Вторая ассистентка молнией подала инструмент, умудрившись удержать два зажима одной рукой. А Зульфия немного даже рассердилась на этого плешивого старика: «Приедет отец – обязательно пожалуюсь!»

V

…Сергей сидел на лавочке. Нет, не так. Он понимал, что лежит в больнице и ему делают что-то, режут как-то.

– Привет, внучек, – стайка весёлых старушек подошла к скамейке. – Что забыл здесь?

– Я – на операции, – Сергей попытался поднять руку и показать на доктора в белоснежной маске, но рука не поднималась. Она, словно тряпка, лежала на коленке и улыбалась всей пятернёй. Вторая кисть, забинтованная, ныла и просила её не трогать по пустякам.

– А что с рукой, поцарапался? И где? – одна из старушек подошла ближе и надела очки. – Да ты смотри! Почерк-то Григорьевны!

– Я это… Я помогал гроб нести! – Сергей одёрнул руку, и она взвыла, как та сирена, только болью.

– А с ногой что? Где так раскорябал? – старушка посмотрела на ногу. – Ты гляди, молодец какой… Так это ж Васька расписался!