Саша Канес - Жизнь без спроса

Что касается Кирилла Ивановича, то, каким бы порядочным и честным ни был молодой учитель, он оставался человеком и мужчиной, которому не просто трудно, но, может, и невозможно было удержаться от очарования влюбленной старшеклассницы.

Уже к Новому году стало ясно, что Точилин тоже пленен своей не самой способной ученицей. И учителя, и ученики ожидали развязки – кто-то с симпатией и искренним интересом, кто-то с сочувствием, но многие с восторгом предвкушали скандал. Было очевидно: чем бы ни закончился этот школьный роман, «химику» Точилину придется уйти из школы вслед за Инной.

Разумеется, между ними ничего «такого» не было. Но однажды кто-то из старшеклассников заметил их вдвоем в кино на другом конце Москвы. Потом одна девочка клялась, что застукала «сладкую парочку» в кафе-мороженом «Космос» на улице Горького.

Слава богу, Боря, отвергнутый Инной после их первой и единственной ночи, учился в другой школе. Он, конечно, страдал, но все же не знал, что происходит с его возлюбленной, не удостоившей его даже отказом. Инна просто исчезла. Боря оставил ей свой адрес и даже телефон, общий на всю коммунальную квартиру, где они с мамой занимали небольшую комнату. Но Инна не пришла и не позвонила. Несколько раз он подкарауливал девушку возле школы. Она была спокойна, вежлива и… очень холодна.

Прошел почти год. Ни о ком другом, кроме Инны, Боря даже не думал. Он страдал. Счастливое воспоминание о первой неловкой ночи любви в Борином сознании постепенно теряло очертания.

Иннино счастье закончилось в тот вечер, когда она сдала последний выпускной экзамен, как раз по химии. В десять утра она получила свою вымученную четверку, а вечером Кирилл Иванович пришел к ней с цветами. Он не захотел ждать более ни одного дня: объявил Инне, что уходит из школы, и тут же сделал ей предложение.

Они были у Инны дома совсем одни. Мама Рая ушла на завод в ночную смену, а сосед-инвалид лежал в больнице с обострением болезни почек.

Инна была счастлива. Школа больше не стояла препятствием между ней и любимым человеком. И девушка радостно предложила своему суженому не возвращаться домой, а остаться на ночь. До этого дня их роман был столь целомудренным, что они даже не поцеловались ни разу по-настоящему. Кирилл Иванович, несмотря на все сплетни и слухи, никогда не позволил себе забыть, что его любимая девушка еще и его ученица.

Но, к Инниному потрясению, Кирилл Иванович категорически отказался оставаться на ночь. Вместо того чтобы броситься в Иннины объятия, он с нелепой церемонностью произнес, что нисколько не сомневается в ее любви и очень ценит ее доверие и самоотверженность, но ему очень важно, чтобы невеста выходила замуж… невинной девушкой.

Инна окаменела. Она не помнила, как и с какими словами выпроводила любимого человека, бормоча, что ей нужен еще день на размышления.

Все было кончено! Кирилл Иванович так и не понял, почему Инна буквально остекленела, услышав, что их близость откладывается до свадьбы. Меньше всего он мог предположить то, что произошло год назад в лагере.

Бывший учитель химии получил отказ. Зато наутро после выпускного бала наконец дождался телефонного звонка Борис. Прорыдав двое суток, Инна осознала себя столь же никчемной и никому не нужной, как раньше, и приняла решение. Девушка нашла в себе силы выйти к телефону-автомату и позвонить нудному пареньку, которого год назад заставила лишить себя девственности. Сама не понимая, что творит, заикаясь и выбивая зубами нервную дробь, она сказала, что, если предложение, сделанное в пионерском лагере в последнюю ночь третьей смены, еще в силе, она готова его с благодарностью принять…

Инниной маме очень понравился «скромный и старательный мальчик». Мама одобрила выбор дочери. Инна и «Борюсь» поженились. Дядя Толя так и не вышел из больницы. После смерти соседа его девятиметровая комната несколько месяцев простояла опечатанной, а когда Инна забеременела, маме Рае все же удалось добиться того, чтобы высвободившуюся жилплощадь отдали молодой семье. Это был первый и последний случай, когда Иннина мама добилась чего-либо для себя. Она так и не рассказала дочери, сколько порогов ей пришлось обить, чтобы ее внучка и Иннина дочка Аня родилась уже не в коммуналке.

Кирилл Иванович ушел из школы, так и не поняв, что случилось, и более не преподавал. Устроился на работу геологом и очень быстро женился. Вскоре молодая жена родила ему сына. Назвали мальчика Олегом.

Я попросила у старшей медсестры немного спирта. Усталая пожилая женщина немедленно принесла мне граммов сто в пластиковом стаканчике. Другая сестричка, помоложе, предложила мне все же разбавить спирт водой – медсестры решили, что я собираюсь залить спиртом горе!

От воды я отказалась, но все равно не стала опровергать их версию. Поблагодарив за помощь и сочувствие, я взяла мамину тетрадь и предназначенный мне конверт с выдранными «избранными» листами и вышла из больничного корпуса. Стараясь не расплескать горючую жидкость раньше времени, перешла на другую сторону улицы. Там, за автобусной остановкой находился небольшой запущенный кусочек городской земли, маленький пустырь. Я решила, что не совершу большого преступления, если добавлю немного золы к уже валявшемуся вокруг мусору.

Я раскрыла тетрадь и залила ее внутренность спиртом. Несколько капель осталось и для конверта с вложенными в него страницами. Я не желала оставлять даже то, что мне позволено было прочесть. С меня хватило одного раза!

Внезапно я подумала, что, может быть, дневник стал причиной ухода отца. Гадко, если он читал его. Впрочем, я ему не судья. Как ему было не сойти с ума даже от нескольких доставшихся мне страниц. Надеюсь, он все же не видел маминого дневника, а просто сам все почувствовал и понял. Пусть будет счастлив. Я не против!

Я не курю, но на брелоке с ключами у меня болтается маленькая газовая зажигалка. Так, на всякий случай.

Мой бумажный костер легко вспыхнул и прогорел минуты за три. А может, мне просто показалось, что произошло все это так быстро. От бумаги остался только черный хрупкий пепел. Зато дерматиновая обложка гореть не стала. Она лишь слегка оплавилась, распространив вокруг мерзкий ядовитый запах. Я все же постаралась не оставлять свою грязь даже на этой замусоренной земле – дала обложке остыть и перенесла прах маминой жизни в ржавую урну, стоящую возле автобусной остановки.

Подняв глаза, я огляделась по сторонам и увидела, что по пешеходному переходу идут мои недавние знакомцы из «Макдоналдса» – дегенерат-«жених» Поль и моя тезка, толстая женщина с пуховым шаром на голове. Они под ручку направлялись в сторону городского вещевого рынка.

За прошедшее с нашей недавней встречи время мужичонка успел приодеться. Неустойчиво вышагивая по заметенному снегом тротуару, он нес себя, словно драгоценный фиал, и умиротворенно смотрел в пространство.

Женщина почувствовала мой взгляд и повернулась. Она, несомненно, меня узнала. Я почти физически ощутила адресованное мне презрение. И презрение это было таким естественным! Ведь она, такая умница, смогла удержать возле себя то счастье, которым я, дура, пренебрегла.

Москва, сентябрь 2011 г.