Алексей Лукшин - Семён Светлов

Андрей пытался сосредоточиться на разговоре, но все мысли крутились сами по себе, и ему был интересен их ход.

«Когда ещё о таком подумаешь!»

С внутренним усилием он слушал Машу.

– Священник был. Не понимаю. Семён хочет одно сказать, а говорит совсем другое. По нему видно. Как будто другой кто его языком ворочает, а не он вовсе, – и ни с того ни с сего добавила: – Приезжай.

– Да, приеду, – заверил он, – приеду.

Похоже на глупость, но он спросил:

– Считаешь, надо? Всё, прощаемся? Может, поживёт? А-а-а! Как он?

В ответе, которого он ждал, заключалось то многое, что связывало его бренность с бренностью того человека. Понимая, всё же ждал, как бы оттягивая момент. Момент тянувшихся минут, называемых жизнью. Той отсрочки, которой ему было не жалко для этого человека. Если бы она понимала, отсрочка. Он тянул и ждал. Маша произнесла более чем по-человечески, по-бытовому:

– Тогда можно не успеть.

«Вот как в игре. Ты банкрот! Для тебя всё закончилось. Люди подтвердили».

– Еду. Я понял.

Отрывочные слова, которыми выражалась действительность, Андрею показались грубыми и циничными.

«Наверно, так надо, – в мыслях возникла сиюминутная пауза: – кто же, в конце концов, знает, как надо, какими словами говорят, выражаются. Цинично – не цинично. Умирает близкий человек. Вот что цинично по отношению нас к нему или его к нам».

Он снова сосредоточился, прислушиваясь к Маше.

– Заговаривается. Проваливается не в сон, а не знай куда. Вроде в сознании, а говорит посторонние вещи. Рассудок теряется. Временами не узнаёт. Приезжай. Он тебя должен узнать. Пусть тебя узнает.

Она говорила так, будто от этого что-то зависело. И слова звучали, как последняя просьба.

– Пройдёт время, он не поймёт кто. Андрей, я, я…

Она волновалась. Горло сводило, слова прерывались.

– Хочу, чтобы он узнал тебя. Ты один, кто никогда от него ничего не хотел. Ты светлое пятно в его жизни, среди тех людей, кто его окружал.

Андрей сжал пальцами лавочку что есть силы. Захрустело. То ли сухое дерево, то ли суставы.

Как бы ему не хотелось туда ехать. Как внутренне не желал он того. Но он даже мысли не допускал, что может не поехать.

– Через три часа буду, – на всякий случай прибавив полтора часа, сказал он. – Попробую быстрей.

– Наверно, сегодня случится.

Слова прогремели неожиданно. Они встряхнули Андрея.

«Что значит сегодня? – пронеслось в голове. – Время-то к полуночи. Опять нелепый вопрос к самому себе», – подумал он, дослушивая жену друга.

– После, как священник ушёл, мы Даню к моей маме отослали. Отец Игорь настоял: «Пускай подойдёт и до свиданья папе скажет». Мы так и сделали. Тебя ждём.

Андрей мчался на квадроцикле по ночному лесу. Звук подвывающего мотора, вибрация машины, кочки и ямы лесной дороги заглушали сознание, как у подвыпившего водителя.

Физические и умственные силы были, словно бы искали бури.

Мерещились глаза убитого кабана. Странные тени перебегали дорогу, но торчащие пни и выступавшие из земли, как локти и колени, корни деревьев куда-то подевались. Конусовидная труба света от фары не успевала освещать дорогу. Скорость машины и возможности водителя опережали лучи света, которые часто упирались в стену леса. Как из ниоткуда выползал поворот. Квадроцикл на секунду успокаивал свой гул и затем снова, будто получив передышку, как неугомонный бык вздрагивал, взбеленившись, с усилившимся рвением бросался вперёд.

В доме охотников никого не было. Быстро скинув с себя одежду и надев спортивный костюм, Андрей подошёл к зеркалу.

«Прилично довольно-таки. Умоюсь, намочу волосы, потрясу головой и порядок – за брутального мужчину сойду. А каким мужик должен быть на охоте? Небритый, немытый. Впавшие от нехватки воды в организме глаза и щёки. Острый подбородок и скулы. Мечта женщины, возжелавшей самца-захватчика.

Он сел в автомобиль и повернул ключ. В салоне пахло кожей и жареным мясом от надетого костюма, который впитал этот запах за пару дней висения в доме.

Пятилитровый мотор мягко взревел, набирая мощность на больших оборотах. Прошло несколько секунд, и двигатель бесшумно зашелестел.

«Не буду звонить товарищам. Тоже небось сидят на лабазах. Всматриваются, вслушиваются. По телу мурашки кишат, как вши. Кто вернётся – сам увидит, позвонит».

Машин на трассе было мало. Колёса словно прилипли к асфальту. Управлять автомобилем после квадроцикла было легко. Словно пловцу во время плавания дали снять зимнюю одежду и разрешили плыть вольным стилем. Машина была оборудована рацией дальнобойщиков. Андрей спросил:

– Ребят, кто есть в канале? Дайте обстановку на город.

Из рации незамедлительно раздалось:

– Чистенько. Далеко чистенько. Никого далеко не видел.

Нога нажала на газ. Белая фосфорическая стрелка поползла слева к двенадцатичасовой отметке, сокращая время в пути.

– Принято. Удачки, – отреагировал Андрей. – Дай Бог здоровья всем, кто в канале.

– Да. Здоровье пригодится, – услышал он снова ответ видимо скучающего в пути водителя. – Взаимно. Ближе к городу спроси на всякий.

«Как ни нажимай на педаль газа, – отметил Андрей, – а на этой машине света достаточно». Напряжение наступает часто лишь по вине непредсказуемых водителей, не привыкших думать в жизни и тем более за рулём о дороге.

Время в пути пролетело быстро. Неотвязно преследовала одна мысль: «Как надо зайти? С каким лицом? И как это будет выглядеть? Естественно или неестественно? Прощание? А не получится так, что я к нему приду ещё и ещё? Тогда как? Конечно, дилемма решится сама собой. Не стоит она моих рассуждений». Но всё равно он ничего не мог поделать с собой, и вопросы вились навязчивыми гирляндами.

Он включил радио и автоматическим поиском прослушал, что проигрывается на разных волнах.

Андрей припомнил, что чаще всего, когда события выразительны по своей трагичности, обязательно хочется слушать музыку забойную, где голос певца не голос, а голосище. Фредди Меркьюри, например.

Он попытался припомнить ещё исполнителей, но не мог. Не имея слуха, как следствие было отсутствие в памяти процесса запоминания понравившихся исполнителей и мелодий в том числе.

«Определённо, – думал он, – когда нужно срочно, нужная информация без дела находится где-то на дальних полках сознания. Завтра проснусь – всплывёт».

Заиграла ритмичная дискотечная музыка. Он увеличил громкость

«Не забыть только, если позвонят, убавить громкость».

Впрочем, при порывах ностальгии, недолгой, при перебирании определённых страниц своей жизни ему очень даже нравилась ворошить воспоминания под определённую музыку. И она всегда имелась под рукой на кассете, когда был моложе, и на диске ныне. Но слушать постоянно одну и ту же музыку, как делают другие, он не мог. Он начинал нервничать. Считал, что топчется на одном месте. Он заметил, чем полней жизнь впечатлениями, тем реже приходилось анализировать прошлые события, тем чаще он отказывался от воспоминаний, отгоняя прочь фрагменты, заставлявшие его зацикливаться. Даже большие удачи, на его взгляд, не заслуживали внимания и скорее разоряли, нежели пополняли умственный бюджет, ведя ущербную против личности политику, способствующую проигрышу.

Люди склонны жить воспоминаниями, как в неком трансе, оставаясь при этом очень довольными во время своих путешествий, подставляя себя в представляя себя в мысленных картинках снова и снова, каждый раз иного, нового, обновлённого более ярким эмоциями, твёрдыми амбициями, умудрённого знаниями и опытом. На самом деле отупение и регресс овладевают разумом, если человек поглощён возвышением в самом себе, о котором он непременно напомнит вслух окружающим. Те, кто его не знали и не знают, сочтут это вздором. Как глупо выглядят подобные вещи – знает практически каждый.

Классика – вот музыка, самый настоящий провал – не знаешь куда выведет. Необходимо контролировать себя и уметь отключаться. Без этого не постигнешь её тонкости. И вдохновенную силу. Покой во время грозы.

В квартире повсюду горел свет. Двери во всех комнатах были открыты настежь. С чем это связано, Андрей не понял. Он посмотрел в освещённое пространство и увидел из прихожей сквозь холл в дальней комнате лежащего спиной к нему друга.

«Хорошо, что так! В глаза сразу не надо смотреть. Возможно, повезёт. Подойду, постою. Ведь если окажется без сознания в тот самый момент, так чудом не назовёшь».

Так надеялся Андрей, пока медленно собирался с мыслями. К нему молча подошла жена Семёна Маша. «Глаза злые. Нет, скорее недобрые. С чего бы?»

Выражение её лица тут же изменилось. Оно было уставшим и растерянным потерявшимся. Андрей сделал шаг. Она не заметила этого. Теперь на её лице появилось осознанное, прояснившееся выражение. словно она знала наперёд, что делать.