Владимир Гой - Вкус жизни (сборник)

Последние метры – и мы у цели, возле ступы, выложенной сотнями рук людей, побывавших здесь и оставивших частичку самих себя, своей души. Дотрагиваюсь рукой до этой пирамиды из камней, и мне кажется, что меня поприветствовали все те, кто побывал тут до меня: «Мы с тобой одной крови, ты и мы». Положив на ступу еще один камень, я оставляю свое приветствие тому, кто придет сюда после меня: «Мы с тобой одной крови, ты и я».

Где-то далеко за горами проснулось рыжее-прерыжее солнце, и свет его прорезал темно-синее небо, осветив один из высочайших горных массивов мира – Аннапурну и огромную, прекрасную вершину Дхаулгири.

Через мгновение солнце просто выскочило из-за гор и повисло в небе. Все вокруг заиграло скупыми, но величественными горными красками.

В Гималаях наступало утро.

Мы встречаемся на ней друг с другом и проходим мимо, через минуту забывая лицо того, кого встретили, кого поприветствовали. Меняются лица, меняется тропа – то становится узкой, убегая под облака, то спускается в глубокое ущелье и скользит вдоль бурной реки. Ты устал, присаживаешься на сложенные скамейкой каменные плиты, сбрасываешь с плеч рюкзак и с наслаждением расслабляешься. Но вот вдалеке появляется человек, он проходит медленной горной походкой мимо, кивает головой, приветствуя меня, и так же медленно скрывается за поворотом. Я знаю, что вскоре я нагоню его на привале и так же кивну ему, понимающе приветствуя.

Мулы, которые иногда попадаются навстречу, напоминают раскрашенные машины индусов, на головах у них ярко-красные высокие перья и еще какие-то замысловатые украшения. Их металлические намордники наводят на мысль, что эти животные не очень дружелюбны. Ты прижимаешься к скале, пропуская торжественную процессию, груженную мешками и ящиками, сопровождаемую резким свистом и криками погонщиков. На время тропа становится пустой и замирает. Но вот опять раздаются колокольчики каравана и голоса погонщиков.

Медленно-медленно тропа приводит тебя к убогому строению с надписью «Нирвана». Вначале становится смешно. Но, приземлившись, ты берешь в руки кружку с горячим лимонным чаем и, делая глоток за глотком, смотришь на бушующий невдалеке водопад, ущелье, небо, и мысли твои уносятся в неведомую даль. Чем не нирвана? Рядом с тобой расположился носильщик, хозяин этих мест. Он все тут знает, везде бывал, а здесь он тоже устремляет свой взгляд в бесконечную даль, которую видит лишь он один.

Тропа подводит тебя к узкому канатному мосту и осторожно проходит вместе с тобой на другой берег реки, покачиваясь из стороны в сторону. Ты привыкаешь к ней медленно, осторожно, как к капризной женщине, которую хочется бросить и уйти. Но потом ты начинаешь видеть в ней то, без чего жить просто не сможешь, и остаешься, петляя по ее непростому характеру.

Полностью она замирает только к вечеру, когда уже не видно ни зги. Вся братия тропы располагается на ночь в строениях вдоль нее, наполняя эти селения шумом и суетой. Но к полуночи все замирает и тут. Гималаи засыпают.

Скоро утро. Все небо еще усеяно звездами, и только громкое шипение примуса и знакомые колокольчики раннего каравана предупреждают о восходе.

Если не увидеть солнечный рассвет, значит, не узнать, что такое радость жизни. Значит, не знать ничего. Не увидеть сотни миллиардов лучей, в одно мгновение разрезающих тьму, несущих в себе торжество света, победу его над мраком. Не услышать, как тысячи птиц еще во тьме разными голосами начинают приветствовать грядущий день. Можно прожить и так, не встречать рассвет, не провожать закат и не любоваться в ночи гирляндами звезд. Взгляд твой уперт под ноги, и ты просто топчешь свою жизнь. Забыть на мгновение все, посмотреть в небо и подумать, что такое наши проблемы по сравнению с тем, что мы видим у себя над головой, – и тебе, наверное, станет смешно. Надо учиться жить и чувствовать праздник жизни всем своим существом, каждой своей клеткой, встречать рассвет и провожать его в надежде увидеть еще и еще.

Наша жизнь – это тропа, и мы не знаем, где ее начало и где ее конец.

Никуда идти больше не надо, твои ноги стерты в кровь, и ты смотришь тупым безразличным взглядом на остатки своих полуобглоданных ногтей на ногах, которые уже давно поменяли розоватый оттенок на иссиня-черный, а ботинки при спуске безжалостно превратили их в то, что есть. Протягиваешь руку к среднему пальцу на правой ноге и без сожаленья выдираешь остатки ногтя, не обращая внимания на боль – тут жаловаться некому, поэтому и боль безразлична. От ног, как и от ботинок, исходит запах, недостойный пера, поэтому описывать его не стоит.

В этом отеле из камней и бревен хозяева умудрились создать некое подобие уюта, тем более что для замученного путешественника любая лежанка – предел всех желаний. Ты вытягиваешься на ней во весь рост и блаженно замираешь, затаив дыхание, от мгновения, когда все твои мышцы одновременно расслабляются. Все, пришел.

И вскоре твоя мысль начинает рисовать в воображении дальнейшие планы. Ты уже мысленно сидишь за столом на веранде, потягиваешь холодное пиво и смотришь куда-то вдаль. И вправду через некоторое время твои мечты воплощаются в жизнь. Подтягиваются и твои спутники с такими же уставшими, обреченными лицами. Здесь мы пробудем два дня, это как маленький праздник.

Это место известно на всю округу своим единственным горячим источником, представляющим собой квадратную ванну из камня четыре на четыре метра с камнем для сидения посередине, и находится он на берегу Кали Гандаки, бурлящей черной реки. Местные жители уже понемногу перенимают уроки Запада и пытаются облагородить местность вокруг примитивными скамейками и палаткой с холодным пивом. И сидит народ со всех сторон света, попивает холодненькое и смотрит по сторонам, не понимая сам, что его принесло в эту глушь, а не пройдет и месяца после возвращения домой, потянет какая-то неведомая сила сюда, назад, в эту чудную страну, к этим горам, рекам и людям – что-то мы, видимо, у себя потеряли, а у них это что-то, видно, еще осталось.

Вот этот господин прибыл сюда явно очень издалека. Судя по его животу и стертым пяткам, сразу видно: у себя дома самое большое расстояние он проходит от кровати до буфета и от дома до машины, но при всем его достатке и всем прочем он взял и рванул все-таки сюда от своей сладкой жизни, захотелось хлебнуть настоящего. И не зря он сюда пришел. Это видно по его глазам – они не подернуты поволокой безразличия, они живые, как окружающие его громадные горы и стремительные реки, он вдохнул в себя новую жизнь, которую когда-то потерял, оставил.

Мы расслабляемся. Юр треплется с местным населением, обсуждая политические проблемы, но это в его характере – после пинты пива он из художника превращается в политика, а после двух пинт происходит обратный процесс. Один из туристских законов гласит: запрещено обсуждать политику с местным населением. Но Юру все равно, он уже сам стал местным населением, судя по отношению к гигиене и всему прочему. Трех недель хватает не только для акклиматизации, но и для ассимиляции.

В этот день ближе к вечеру нам предложили найти себе в Непале спутниц жизни, и даже объявились сваты. Но сам процесс может занять не одну неделю, поскольку в день можно посмотреть не более трех кандидаток. Мы поблагодарили за оказанную честь и отказались, хотя мысли были. Однако наш третий спутник, женского пола, быстро нам напомнил, кто у нас дома и «скоко» всего остального.

Да, чуть не забыл о третьем спутнике, вернее, спутнице – Таниа (так ее называли непальцы). Тяжело в первый раз оказаться на трекинге, тем более тихой спокойной женщине, с двумя отвязными горными «гималайцами», которые нагло заявляют, что обижать ее имеют право только они, для других это будет опасно. На самом деле у них не было никакого желания сделать ей больно, но чтобы поднять ей силу духа, они пытались разбудить в ней злость, что, к сожалению или к счастью, не удавалось. Она все равно упорно шагала вверх, несмотря на усталость, чем вызывала у своих попутчиков большое уважение.

Три человека, три разные судьбы, пробыв вместе три недели в соответствующих условиях, незаметно для себя настолько сближаются, что уже начинают чувствовать малейшее изменение настроения друг друга, как-то сродняются, объединяясь на каком-то более высоком уровне, и уже становятся одним целым, и идут покорять горные вершины и спускаться по бурлящим рекам.

Вещи разбросаны по всей комнате, и с утра их собирать – настоящий кошмар, но никуда не денешься. Засовываешь нестиранные носки в боковые карманы рюкзака вместе с такими же трусами, откладывая стирку на следующий день. И так несколько дней подряд, но вот рюкзак переполнен. Ты стоишь, наклонившись над тазом с холодной водой, и безнадежно пытаешься смыть со своих вещей хозяйственное мыло. Но это бесполезно, оно все равно остается и с успехом натирает тебе во время ходьбы все что угодно. В следующий раз ты уже не стираешь мылом, а просто полощешь вещи долго в холодной воде, смывая запах пота. Времени много, у нас осталось два дня.