Владимир Орлов - Останкинские истории (сборник)

– Он как там, в манаусском госпитале, – вспомнил Крейсер Грозный, – поднялся в полный рост, все и охнули… А уж тут-то, в Парадизе, да на московских харчах… Пойдемте к нему! Сейчас мы его поднимем. Под самую крышу!

Спустились к бассейну. Призывы Сергея Андреевича приподняться были оставлены змеем без внимания. Случилось лишь слабое колыхание листьев виктории. Да мартышки будто бы смеялись.

– Паш, – обратился к Павлу Петровичу Крейсер Грозный, – будь добр, дай-ка мне свою палку.

Усердия палки возымели действие. Змей высунул из воды морду. И даже поднял ее метра на три. «Давай! Давай, родимый! – поощрял его Крейсер Грозный. – Помнишь, как в Манаусе…» Сан Саныч и Савкин побуждали змея бодрствовать стрельбой из рогаток. Затем, поскребя буденновские усищи, Савкин предложил подвесить на лианах жареного поросенка, тогда у змея возникнет животный стимул. На лианы с поросенком отправили эфиопского императора. Украшение лианы заинтересовало змея. Он поднялся было метров на семь, но потом расхо тел, опал и скрылся под лотосами и викториями.

– У, скотина! – осерчал Крейсер Грозный. – Разнежился! Отъелся на московских харчах!.. Или, может, харчи не те?..

Тут же вспомнили, что Игорь Константинович и Илларион Васильевич приглашены в Парадиз в качестве экспертов и инспекторов, должных определить, нет ли в провианте и напитках змея каких-либо изъянов, способных навредить здоровью не только самого змея, но и хрупких погонщиков и дегустаторов. Вернулись в гостиную. Изъяны, естественно, были обнаружены. Требовалось немедленно составить челобитную-рекламацию на имя господ Кубаринова и Дударева. За бумагу усадили Алексея Юрьевича Савкина, текст же ему подсказывали все, с эфиопского (ахмарского) переводил Крейсер Грозный. Шеврикука вспомнил челобитную погонщиков елизаветинского слона, и его фраза «к удовольствию змея водка, поставленная в ящиках 30 ноября, неудобна, понеже явилась с пригарью и некрепка» была положена на бумагу. Подписи под челобитной среди прочих поставили императоры Хайле Селассие и Павел Петрович. А под ними и флотский, Александр Федорович.

– Народ не унывает! – потряс бумагой Крейсер Грозный.

И Сергей Андреевич предложил подписавшим исполнить хором «Прощайте, скалистые горы!». Что и было исполнено.

Утром Шеврикука чувствовал себя скверно. Снег шел густой. В Сокольники, что ли, съездить, раздумывал Шеврикука, или сходить в Ботанический сад? Пошел в Ботанический сад. Один из столбов металлической ограды притянул Шеврикуку. Будто что-то призывно трещало на нем. Или верещало. Паучок сидел на столбе, ему бы замерзнуть, а он ползал, видно, был искусственного происхождения.

– Шеврикука, – раздалось из паучка. – Это я, Бордюр. Тот, кто называл себя Бордюром.

– И что? – спросил Шеврикука.

– Мы вас недооценили. Как и все ваше сословие. А именно вас-то надо было уничтожить еще в июле…

– Что-либо изменилось бы?

– Может, и ничего не изменилось бы, – печально прошептал Бордюр. – Мы ослабли… Мы искорежены… Но мы еще кое на что способны… Меня нанимают компьютерным вредителем… Мы воспрянем… И вы от нас хорошего не ждите…

– Мы и не ждем, – сказал Шеврикука. – Вы подозвали меня, чтобы сообщить мне это?

– Нет. Открывшись вам, я поступил неблагоразумно, – сказал Бордюр. – Но я уже не мог… У меня к вам личный мучительный интерес… Он меня жжет… В чем сила ваших бархатных бантов?.. Почему вы их развесили перед Чашей?

– Кабы я сам знал! – чуть ли не вскричал Шеврикука. – Это и для меня тайна!

– Я так и полагал, что вы мне не скажете, – прошептал Бордюр. – Но я уже не мог…

– Да нечего мне вам сказать! – Шеврикука готов был выругаться.

А верещащий паучок исчез со столба.

«Отродья окрепнут, Бушмелев окрепнет… Любохват пойдет с ними… – размышлял Шеврикука. – Так и будет. А Векка-Увека? Она ведь выходила на Отродий… По моей же подсказке…»

На всякий случай Шеврикука направился к маньчжурскому ореху. Но никакая миловидная барышня в пушистой шубенке, с трогательной беличьей муфтой под орехом его не поджидала…

В Салоне благодействий и чудес в Сверчковом переулке Шеврикуку встретили с шумом и приязнью. Шеврикука опасался сегодняшних проявлений расположения к нему Совокупеевой, но жаркая женщина Совокупеева вела себя чрезвычайно деликатно. К тому же все были оживлены новостью: через две недели произойдет наконец свадьба Леночки Клементьевой и Мити Мельникова. Уж на что был опасен сейчас Шеврикуке Крейсер Грозный (вдруг – новая дегустация!), но и тот обошелся с ним милостиво, никуда не потянул, а только сытно пофантазировал по поводу свадебного застолья. «Помнишь, Игорь Константинович, – подтолкнул он Шеврикуку, – как славно мы посидели на поминках Департамента Шмелей!» Никаких намеков на особенность отношений Крейсера Грозного с Веккой-Увекой Шеврикука не углядел. Может, ничего и не сложилось? Или – гвоздики съедены, опали лютики?.. И такое могло быть. Увека же лишь помахала Шеврикуке ручкой, в разговор с ним не вступала, будто бы и не молила его (и не раз) оказать ей честь – сделать помощницей в его, Шеврикуки, делах. Может, дела эти ее разочаровали. А может, увлекли ее новые затеи и интересы. Оно и к лучшему. Пусть поживет в них.

В связи с зимними каникулами футбольные заказы почти прекратились (остались лишь – связанные с перекупкой игроков), но поступали заявки баскетбольные, хоккейные и – единичные – от фигуристов (падения соперников, выбоину устроить, шпильку для волос обронить на лед). Но все чаще оплачивались пожелания, для Салона – «профильные», вызванные лирическими или гражданскими причинами. Снять порчу, вернуть мужа, отбитого злыдней-красоткой, найти украденный «форд» (поручения ясновидящим – Векке-Увеке и супруге Радлугина), выбить неплатежи, отменить заказной взрыв (исполнитель – колдун, хахаль Радлугиной) и т. д. Забегал в Салон Олег Сергеевич Дударев, шумел, распоряжался и убегал на Покровку. Офисные помещения концерна были почти отделаны, а вот реставраторы в исторических залах тянули, капризничали, то мрамор италийский был им нужен, то бронза и хрусталь для люстр-паникадил. «Придется терпеть и тратиться, но уж все будет как у Тутомлиных, и даже лучше! – разъяснял Шеврикуке Дударев, затащивший Игоря Константиновича в дом на Покровке. – Но и не дождавшись реставраторов, скоро будем освящать здание. Освящать! Как же без этого! Тем более после черного столба…» Он не забыл напомнить Игорю Константиновичу о том, что его заработная плата снова увеличена и ее непременно выдадут. А в день открытия Парадиза амазонского змея Игорь Константинович сможет рассчитывать и на премию. Дударев находился в чудесно-щедром расположении духа, ему уже и сейчас, похоже, не терпелось что-нибудь выдать достойнейшему Игорю Константиновичу.

– Вот, Игорь Константинович, я вам одну вещь презентую, если не возражаете.

– Не возражаю. Отчего же… – без охоты, из вежливости произнес Шеврикука.

Дударев открыл шкафчик, достал оттуда бинокль и протянул его Игорю Константиновичу. Это был хорошо знакомый Шеврикуке перламутровый бинокль.

– Спасибо… – растерялся Шеврикука. – Спасибо! Вещь изящная. И, видно, старинная…

– Старинная, – подтвердил Дударев. – Может, и от самих Тутомлиных. Сыскалась при ремонте нижних помещений.

– А более там ничего не сыскалось? – медленно, стараясь не выдать волнения, произнес Шеврикука.

– Нет, более ничего. Уже после этой находки там ковыряли, ковыряли и щупы приволакивали, но более ничего не нашли.

– Может, еще и найдут… – предположил Шеврикука. – Очень вам признателен… Даже неловко принимать такой подарок…

– Берите, берите! – барином поощрял его Дударев. – Вы его заслужили. Рад, что он вам приглянулся. В театр с ним сможете сходить. В Малый или в Большой…

– Непременно, – пообещал Шеврикука.

– Да, Игорь Константинович, а вы слышали про Мельникова-то с Клементьевой?

– Слышал, – сказал Шеврикука.

– Очень хорошая новость! Очень! После свадьбы мы заставим этого гения Митеньку потрудиться на концерн!

– Будем надеяться…

«Вот уж для кого, наверное, это хорошая новость, – подумал Шеврикука, – так для Пэрста-Капсулы…» В дни недавних недомоганий Пэрста-Капсулы чрезвычайно занимало, как у этих двоих дела. Не исключено, что Пэрст-Капсула находился теперь вблизи Мельникова и Клементьевой, возможно и не объявляя себя. Несколько дней Шеврикука его не видел. И не искал. Полагая, что, коли случится надобность, Пэрст-Капсула сам возникнет. И если пожелает, расскажет о своей жизни и своих развлечениях. Он натура теперь самостоятельная…

Через четыре дня Сергей Андреевич, Крейсер Грозный, снова позвал Шеврикуку поглядеть на змея.

– Только без дегустаций, друзей и императоров! – потребовал Шеврикука.

– Именно! Именно! – согласился Крейсер Грозный.

– А в чем дело? – спросил Шеврикука.