Марина Болдова - Крест

– А, это? Только не говори, что ты веришь гадалкам! – Вишняков презрительно фыркнул.

– Верю, не верю – не вопрос. Но, все, что она говорила, помогло мне тогда выжить. Ты же помнишь, какая я была… не живая. Это она тогда меня толкнула к тебе. «Поищи вокруг того, кто в тебе нуждается» – сказала она мне на прощание. И я вспомнила о тебе. И приехала. И ни разу об этом не пожалела. И еще. Тогда я не поняла, о какой такой любви она мне говорит. Какая может быть любовь, когда теряешь в один момент и мужа и сына? А теперь понимаю. Это тот самый бальзам на сердце, как ни банально это звучит.

Вишняков ничего не ответил. Он, наверное, до конца не понимал, о чем это она? О какой бесплотной любви? Разве так бывает? Он отчаянно хотел Елену. Он хотел ее в постель, чтобы она стонала, разгоряченная его ласками. Он хотел ее в собственность, чтобы ни-ни, ни одна особь мужского пола даже близко не мечтала! Какая такая высшая любовь! Какие там, нужные по ту сторону жизни энергии! Только здесь и сейчас. И много, чтобы насытиться. Хоть на время. Лучше на время, чтобы потом опять стать голодным. И брать снова и снова. Вот такое он примитивное животное. Мысленно пожалев Махотина, который, он был уверен, тоже думает только о простом, плотском, Вишняков осторожно посмотрел на Анну. На ее лице опять блуждала отрешенная улыбка. «Посмотрим, как ты заговоришь, когда Махотин тебя…, то есть с тобой…» – дальше он думать побоялся, потому, что ну, никак не хотел и не мог представить себе Анну рядом с ним.

Он определил для себя срок. Если Крестовский не вернется на этой неделе, значит, не судьба. Он отступится. Просто пошлет ему по почте бандерольку и пусть тот делает с этим что хочет. И живет с этим как хочет.

Он вспомнил, как впервые после двадцатилетней разлуки увидел мать, и слезы комом встали в горле. Как она постарела! Она шла по их двору, опираясь на палку. Другой рукой тащила за собой клетчатую сумку на колесиках. Он помнил эту сумку, он сам привез ей ее из Москвы, куда ездил с Крестовским. Тогда они были редкостью. А сейчас, он заметил, все старики с такими ходят. Как много на улицах стариков!

Он еле поборол в себе искушение подойти к матери. Остановил страх, что не выдержит ее сердце, когда увидит она воскресшего сына. А как хотелось! Хотелось домой, в маленькую двушку с кухней три на три метра, где всегда так вкусно пахло. Или он приходил домой голодным? Хотелось маминых блинов, щей и плюшек. Хотелось завалиться на узкую скрипучую кушетку, выключить свет и лежать, подремывая и прислушиваясь к звуку телевизора в соседней комнате. А потом крепко заснуть, без сновидений, словно нырнув в плотную пелену. А, проснувшись, тут же принюхаться: из кухни пахнет яичницей с гренками. Райская еда!

Он сглотнул слюну. Сегодня ему не удалось заработать даже на хлеб. Грузчики магазина, где он пасся в последние дни в надежде подзаработать, дали в буквальном смысле ему пинка под зад. И чем не угодил? Пить с ними не стал? Так он не пьет. Совсем. Нужно попытаться на рынке. Может быть, повезет! Но сначала он дождется десяти часов и наведается к офису Крестовского.

Он жил почти в цивильных условиях. С телевизором. В окне напротив охранники почти сутками не выключали голубой экран. Он знал время, погоду и научился по губам читать, что говорит диктор. Только неудобно было долго находиться в полусогнутом состоянии: смотреть приходилось в щель между железным листом и стеной. И эта же щель служила единственным источником света. Он достал тетрадку и открыл ее на заложенном сухой веткой месте.

«… Я стала готовиться. Нужно было все продумать. До мелочей. Нужны были деньги. Много. На подкуп чиновников, на квартиру в городе и на вещи. Бежать придется налегке, даже не бежать, а исчезнуть. План, простой, но требующий материальных затрат, пришел мне в голову как-то сразу. Сашенька, чтобы остаться в живых, не должен жить со своей родной матерью. Он умрет, но родится заново. Под другим именем. Он станет моим сыном. Моим и Мирона. Единственного мужчины, которого я любила. Нужно было только достать ценности из тайника. И суметь продать. Я даже знала, к кому я приду с этими украшениями! Я прекрасно помнила, где жил ювелир, который делал их для мамы. Он был другом родителей и не откажет мне. То, что его уже может не быть в живых, я не учла…»

Так вот кто опустошил тайник! Еще тогда, в сорок четвертом! Если бы он сразу взял тетрадки, то не потерял бы столько времени на пустое занятие! Но как он мог догадаться, что в тетрадках вовсе не бредятина? Галька мне ничего не говорила! Еще раз дура: на золоте сидела, ребенок больной, а она носилась со своей порядочностью!

Он выглянул в щель. Как назло телевизор у охранников был выключен. И сколько времени? Проснулся он в семь. Сейчас примерно что-то около девяти, наверное.

– Подходи к десяти. Сейчас половина, – услышал он чей-то голос прямо рядом с его окном.

Вот и ответ. Случайный прохожий, чужой разговор, а информация для него. Это хороший знак. Пора идти. Он сложил тетрадки в папку. Он ее возьмет с собой. А как донести содержимое до Крестовского, он придумает на месте. Главное, чтобы тот его узнал. А то, что узнает, он не сомневался. Он же возил Крестовского столько лет!

– Лизок, он прилетает сегодня. Точно, сам звонил. Конечно, с ней! Я – в аэропорт, – Кучеренко на ходу набрал номер Лизы, чтобы сообщить ей эту новость. Им нужно бы подготовиться, но времени не оставалось: Крестовский попросил его приехать, да еще и прислать отдельно машину с шофером. Кучеренко сразу понял, что Ларка не поедет с ними, он ее посадит в другой автомобиль. Значит, ему нужно срочно с ним поговорить. Это к лучшему. Все не так плохо, Кучеренко это чувствовал нутром. Дай Бог, чтобы Крест не ополоумел от этой стервы. Дай Бог, чтобы он остался при своем уме!

Он уже подъезжал к аэропорту, когда вспомнил, что забыл сказать Лизе одну вещь. Ну, ничего, он все равно должен будет ей позвонить, как только поговорит с Крестом.

Он увидел его издалека. Крестовский шел, обнимая свою любовницу за талию. У Кучеренко что-то неприятно кольнуло под ребрами. Они не в ссоре! Более того, Крест выглядит довольным. А Ларка? Что-то не больно весела! Нет, явно пока все на своих местах, тьфу, тьфу, не сглазить.

Кучеренко обнял Крестовского, похлопывая его по плечу, небрежно кивнул Ларисе и тут же от нее отвернулся. Крестовский, глянув на девушку, махнул рукой в сторону офисной машины, а сам направился за Кучеренко. От злости Лариса чуть не завыла в голос. «Старый козел! Ну, погоди, подкатишь ко мне со своими цацками! Швырну в морду, пусть подавится!» – она, стараясь не показать шоферу своего недовольства, села на заднее сиденье машины. Что она будет делать дальше, ей представлялось довольно смутно. Инстинкт подсказывал ей, что ее строптивость может привести только к тому, что Крестовский ее уберет подальше с глаз. Нет, не убьет! Он ее любит, страсть у него не наигранная, она бы поняла! Он просто поселит ее где-нибудь в особняке за городом или еще хлеще, в деревне. Приставит амбала приглядывать. Горничную, повара, шофера и садовника даст. А сам будет изредка наезжать. По мере надобности для стареющего тела. А она будет там медленно подыхать! Или спиваться! Ларисе резко захотелось выпить.

– Эй, останови около киоска, – она тронула шофера за плечо. Тот, завидев торговую точку, притормозил. Лариса вышла. Краем глаза заметила, как мимо промчалась машина Кучеренко. «Шестерка чертов! Холуй!» – обругала она друга своего любовника.

– Дайте мне самый дорогой коньяк, – потребовала она у продавца.

– Армянский, дэвушка, коллэкционный! Сам привез нэсколько бутылок! Для дорогих гостей дэржу! Но такой красавицэ как не отдать! – молодой кавказец протянул ей бутылку с темно янтарной жидкостью, – Открыть, дэвушка?

– Давай! – Лариса протянула стодолларовую бумажку в окошко и, не дожидаясь сдачи, пошла обратно к машине. Вслед ей раздалось восхищенное цоканье. Не дожидаясь, пока шофер заведет двигатель, она сделала хороший глоток. Коньяк действительно оказался вкусным. Настроение улучшилось.

– Лариса Борисовна, вас куда отвезти? – спросил водитель, не оборачиваясь.

– Домой, к папе! – буркнула она. «А куда я еще могу поехать, олух?! Мне ясно дали понять, что я свободна. Конечно, это не надолго. Но какой же ты гад, Крестовский! Что же тебя земля так долго носит?» – задала она бессмысленный вопрос сама не зная кому.

Она выпила пол – бутылки и только тогда расслабилась. «Еще с мачехой сейчас общаться придется! А ведь Лизка все сразу поймет. У нее нюх, как у собаки! Представляю, как она обрадуется! Сука! Все кругом суки!» – Лариса стукнула кулаком по спинке переднего сиденья. Водитель только равнодушно скосил глаза. Алексей умел молчать. Дурное настроение этой красотки его не касается. Пусть с ней разбирается шеф. А он просто извозчик. «Куда прикажете, барыня? И все!» – мысленно усмехнулся он. Хоть и спасла Крестовскому жизнь эта девица, похоже, шеф не собирается ее особенно привечать. Ну, да это опять не его дело! Он посмотрел в панорамное зеркало. Лариса спала, свернувшись калачиком на заднем сиденье. В машине витал стойкий дух алкоголя. Он открыл все окна. Пьяных баб он не любил. Не просто не любил, они вызывали у него отвращение. На его глазах спилась мать. А сейчас по ее дорожке прямым ходом движется его сестра. И он ничего не может с этим сделать.