Сергей Петров - Хроника его развода (сборник)

Старый узнал о происшествии из сводок. Грабанули богатея. Что ж, грабанули – и поделом. Пусть радуется, что жив, буржуин хренов. Прочитал и забыл. Но тут позвонил Юрка. Старый соратник Юрка, боевой товарищ, исправно ловивший с ним когда-то угонщиков авто.

– Мне бы и на хрен это не надо, Слав, но тут такое дело. Я в ремонтной мастерской тружусь, а строго напротив антикварный магазинчик, Борис Львович держит. Так вот. Выхожу покурить сегодня утром, и знаешь, кого наблюдаю… Мажора! Помнишь, Мажора, Славик?

…Мажора Славик помнил. Его прислали из какого-то окружного отдела на Петровку, включили в их группу, для усиления.

Одетый с иголочки, свежий, высокомерный, несимпатичная рожа кирпичом. У Старого в отделе люди работали бывалые, чудом удалось сохранить этот постсоветский костяк, и к современной молодёжи, у которых только бабки были на уме, они относились с презрением. Мажор был именно такой молодежью. Мобильника от уха не отрывал, вечно разруливал что-то, решал, в коллективных пьянках не участвовал. Всем своим видом показывал – западло.

…По-тихому, но достаточно оперативно Старый навёл о нём справки. Оказалось, у коллег с Петровки имелось на Мажорика дело. Мажор занимался поборами с барыг и активно сотрудничал с таджиками, толкая им отобранный у цыган героин. Но не могли взять его коллеги, грамотно соскакивал, за версту чувствовал опасность.

Теперь не соскочит, уверенно подумал Старый.

Широко открыв дверь, он вышел в коридор и прошёл в соседний кабинет.

…Мажор вальяжно развалился на стуле. Следователь Оля, длинноволосая и смазливая, почти копия крымской прокурорши Поклонской, лупила по клавишам компьютера, фиксировала его показания. В стороне, опершись о подоконник, стоял адвокат, грузный потеющий мужчина. Его прислали из ближайшей коллегии в добровольно-принудительном порядке, как дежурного. Денег сегодняшнее мероприятие ему не сулило, клиент заявил, что в защите не нуждается, но следователь потребовал, чтобы адвокат остался, и бедолага продолжал скучать, украдкой поглядывая на часы.

– Как у нас дела, Ольга Сергеевна?

– Заканчиваем, – устало вздохнув, молвила Оля, – но не признаёмся. Картина, говорит, в наследство досталась. Испытывая острую финансовую нужду, решил продать.

– Вот как?

– Невиновного человека мучаете, – подал голос адвокат, – отпустили бы…

Он извлёк из кармана брюк носовой платок, промокнул лицо, лысину, вытер шею, запихал платок обратно.

Нарушив едва наметившуюся тишину, зажужжал принтер.

– Читайте. – Оля протянула Мажору бланк. – Если всё правильно, распишитесь на каждой странице и в конце текста – мною прочитано…

– Знаю, – дерзко оборвал её Мажор, – не первый день замужем…

Оля посмотрела на него недобро.

– Ну-ну…

Адвокат сделал лицо озабоченным, покачал головой. Ну к чему эта дерзость, зачем злить следователя, а?

Мажор расписался в протоколе, протянул протокол адвокату.

– Ну а теперь, – торжественно произнесла следователь, – мы приступим к опознанию.

Старый пригласил томившихся в коридоре понятых. Потом в кабинет вошли статисты.

– Владимир Александрович, отойдите, пожалуйста, – попросила Оленька, и адвокат покинул место дислокации.

– Потерпевший не запомнил лица нападавшего. Поэтому опознание будет проводиться по голосу. Холодов, – обратилась она к Мажору, – сядьте на один из этих стульев, лицом к окну.

Мажор встал, подошёл к стоявшим в ряд у подоконника стульям и, чуть подумав, оседлал тот, что был посередине.

– Статисты…

Двое мужиков, одинакового с Мажором возраста, тоже присели, зажав его с боков.

Оля достала из папки бланк и стала быстро заполнять его от руки. От компьютера Оля, видимо, подустала. Орудуя авторучкой, она объясняла присутствующим их обязанности и права.

Старый с удовлетворением отметил, что Оля всё делает чётко, уверенно.

Грамотная, подумал он, номера и названия статей – назубок. Редкость для нынешней следственной братии. Это потому что женщина. Пацаны, её ровесники-следователи, – увальни и тупицы. Накалякают как курица лапой, перечеркают половину. У женщины больше ответственности. Синдром отличницы, видимо. Ни одной помарочки не будет в протоколах…

Игоря Олеговича пригласил Старый, выглянув в коридор.

– Прежде чем приступить к опознанию, я предупреждаю вас об ответственности за дачу заведомо ложных показаний… Распишитесь здесь… Будьте внимательны. Сейчас каждый из мужчин, сидящих у окна, произнесёт одну и ту же фразу. «Лежи тихо. Не дёргайся. Рыпнешься – убью».

Мажор произнёс фразу, намеренно картавя… Не дёггайся. Гыпнешься – убью. Игоря Олеговича, к удовлетворению Старого, это не смутило. Он действовал смело и по инструкции. Его, Старого, инструкции.

– Как только зайдёте в кабинет, посмотрите на меня. Буду сидеть, забросив ногу на ногу, знайте – он сидит в центре. Скрещу на груди руки – справа. Если буду чесать колено, значит, он слева.

Направив в спину Мажора указательный палец, Игорь Олегович уверенно произнёс:

– Это он!

– Кто именно? – уточнила Оля.

– Этот, – промычал Игорь Олегович, – посередине. Я узнал его голос. Он до сих пор у меня в ушах… Человек, отобравший у меня картину, говорил именно так…

Старый увидел, что у Мажора покраснели уши.

Ровным, спокойным голосом двойник Крымского прокурора попросила его встать и назвать себя.

– Холодов Олег Алексеевич, – сказал Мажор, поднявшись и повернувшись к Старому лицом.

Их глаза встретились.

– Всё, – еле слышно произнёс Старый.

Он слышал звон трамваев. Такой же звон и грохот будили его каждое утро в 1998 году, с мая по июль, далёкие воспоминания. Первый трамвай отправлялся в рейс, и он просыпался. Улица Бауманская, пятиэтажный дом стоял торцом к рельсам, на изгибе узенькой улицы. Напротив крепостью из красного кирпича возвышался бизнес-центр. В бизнес-центре базировались офисы радиостанций, об этом он узнал, увидев вблизи дома сборище молодёжи. Подростки, зародыши путинского гражданского общества десятых годов, человек десять-двенадцать, стояли под окнами бизнес-центра и требовали возвратить в Fm-диапазон радиостанцию «Ультра».

Тётя Настя, сестра отца, часто любила сиживать на кухне и смотреть на проезжающие под окном трамваи.

– Вот – моя Москва, – говорила она, – тихие улочки и трамваи. И ничего больше не нужно.

Он улыбался ей.

Что проку в этих тихих улочках? Тишина в провинции, хоть объешься ею. Когда свистнул однокашник, оповестил, пора, Олежек, есть место, пиши рапорт и пулей сюда, всё устрою, – он бежал прочь от этой тишины не раздумывая. Бежал сюда, к движухе, к большим деньгам. Поэтому нет, Бауманская – не его Москва. Его Москва в зеркальных башнях, огромных торговых центрах, бизнес-комплексах и дорогих, обязательно мощных, иномарках. Его цель – стать преуспевающим, состоятельным москвичом, и он им обязательно станет. Так он думал, сидя за кухонным столом и морщась от дыма тётиного «Беломора».

Где он только не подрабатывал в первый год московского покорения! Сначала устроился – сторожил строительный рынок на 42-м километре. Потом охранял магазин «Охотник» на Ленинском проспекте. После «Охотника» был валютник в кинотеатре «Пионер», автосалон, казино, какой-то якутский банк…

Глядя на его сонный вид по утрам, коллеги-москвичи укоризненно качали головами.

– Всех денег не заработаешь. Так и кони двинуть можно, слышь?

Москва то заключала его в свои объятия, то отпихивала. Москва ломала привычные провинциальные стереотипы. Одним из первых сокрушённых стереотипов оказалось его представление о москвичах. Месяца общения хватило, чтобы понять, что хитрые и жадные – это не про них. Беспечные и глупые – вот они какие. Будучи на сто процентов уверенными в своей исключительности, аборигены столицы не замечали, как провинциалы оттесняют их на обочину истории. Нахрапистые и хваткие, они лезли из всех щелей, то сами лезли, то проталкивались своими землячествами. Читая бумаги, спускаемые из министерства, листая телефонные справочники, Олег ощущал себя в какой-то резервации, где сконцентрирована самая ущербная периферия. Кикоть, Молявко, Кибалко, Рахубо. Даже микроскопически-московского не было в этих фамилиях. Лимита рулила Москвой, убеждался Олег. Лимита подбрасывала темы.

Коля Краснюков, простецкий алтайский парень, балагур и выпивоха, зашёл однажды в его кабинет с кружкой дымящегося чая.

– Чего ждём? – спросил он. – Иван вчера уволился, сейф заберут скоро, а нам что – с голой задницей оставаться?

Коля грохнул кулаком по высокому металлическому шкафу. Он никогда не использовал в своих обращениях развёрнутых прелюдий. Ввиду чрезмерной прямоты окружающие считали его дурачком. В результате дурачками оказывались сами.

– В сейфе наркоты полно. Изъятая, но не учтённая. Раздобудь у завхоза ключи, быстренько продадим, у меня нужные люди имеются. Деньги поделим пятьдесят на пятьдесят, как положено!