Сергей Минаев - Духless: Повесть о ненастоящем человеке

Я, не выключая телевизор, осторожно, как будто бы от этого что-то зависит, кладу пульт на журнальный столик. Я иду в другую комнату, открываю бар и вижу там бутылку «Jameson». Я наливаю себе стакан виски. Сажусь в кресло и начинаю себя успокаивать: «Ничего не происходит. Это просто сбой на линии. Что-то случилось с телефонной антенной. Пройдет некоторое время, и все наладится».

Я беру с полки несколько глянцевых журналов, закуриваю сигарету и собираюсь пролистнуть их для самоуспокоения. Я открываю первый журнал, смотрю на страницы и вижу, что они абсолютно белые. Пустые. Вы понимаете? На этих чертовых страницах вообще ничего не напечатано. Я беру другой журнал. Та же картина. Третий – все то же самое. Двести белых страниц. Двести страниц пустоты.

Я откладываю журналы. Я реально очень сильно нервничаю. Мне необходимо чем-то себя занять. Мне необходимо за что-то зацепиться. В какой-то момент мой взгляд цепляет альбом с фотографиями. Знаете, такие слюнявые альбомы, которые есть в каждом доме. У кого-то там фото со свадьбы, с дней рождения супруги, матери или своего собственного. Такие трогательные моменты жизни, схваченные пытливым объективом. У меня тоже есть такой альбом. Фото с различных вечеринок, сессии с модными фотографами, копии съемок, которые потом были опубликованы в модных журналах. All that jazz, одним словом.

Я открываю альбом, чтобы успокоиться. Пролистнуть все эти фотокуски собственной жизни. Предаться воспоминаниям, одним словом. И вы знаете, что я там вижу? Правильно. Ничего я там не вижу. Каждая страница альбома состоит из трех листков плотной бумаги, которые абсолютно ничего не содержат. Я вынимаю некоторые листы в надежде на то, что я просто засунул фотографии задом наперед. Ничего похожего. Листы абсолютно пустые. Мне даже смешно становится. Как это точно. Трудно ждать чего-то осязаемого, фотографируя пустоту.

Я иду обратно на кухню. Тишина уже не так критична. Я понимаю, что пустота вокруг меня достигла своего апогея. Пустота стала абсолютной. Я даже нахожу это свое состояние не лишенным комфорта.

Я наливаю себе чашку кофе, выдвигаю стул на середину кухни, сажусь на него, лицом к спинке. Опускаю на спинку стула подбородок и начинаю смотреть в окно.

Я прикидываю, куда бы мне поехать завтракать. Кому бы позвонить, чтобы составить себе компанию. Но проблема в том, что все мои знакомые видели раннее воскресное утро только по телевизору и еще спят, предусмотрительно выключив мобильные, чтобы избежать звонков таких вот, как я, обыкновенных городских сумасшедших. Еще я думаю о том, что хорошо бы встретить случайно своего любого школьного или институтского знакомого, чтобы сидеть и трепаться часа два, без бессмысленных понтов и последующих обязательств. И тут в комнате звонит мобильный. Неужели кто-то, кроме меня, уже не спит в этом городе? Я отщелкиваю крышку телефона и слышу голос Юли:

– Привет.

– Привет. У меня дома есть видеокамеры?

– С чего ты взял?

– В таком случае откуда тебе знать, что я не сплю?

– Я не знаю. Просто решила позвонить. Как ты?

– Херово, если честно. Пусто.

– Ты трезвый?

– Абсолютно. Поедем завтракать? Я вот уже часа два думаю о том, чтобы поехать завтракать.

– Я не могу. Меня нет в городе.

– Да… Жаль… Вообще нет или… ну… собираешься вернуться?

– Я приезжаю во вторник с утра на поезде. Встретишь меня?

– Наверное. Ну, то есть я очень хочу тебя встретить. Ты мне скажешь номер поезда, вокзал и все такое?

– Конечно. Я тебе пришлю сейчас эсэмэс.

– Здорово. Слушай…

– Да?

– Я хотел сказать… то есть я хочу сказать, что мне очень жаль, что мы не позавтракаем сегодня вместе и все такое. И вообще я тебе сказал тогда такую чушь. Слушай, я на самом деле думал совсем о другом и…

– Я знаю. Давай потом все обсудим. Все будет хорошо.

– Ну ладно… Ну тогда пока, да?

– Пока. Я тебе сейчас пришлю эсэмэс.

– Хорошо. Юлечка, я хотел тебе еще сказать, что я…

– Что?

– Ну, при встрече, в общем.

– Ну хорошо.

И перед тем как положить трубку, она смеется, а я так тупо чувствую себя из-за того, что так и не смог выдавить из себя ничего серьезного. И в моем теперешнем состоянии это кажется мне особенно важным. И я получаю от нее эсэмэс и аккуратно переписываю дату, время и номер поезда на желтенькую бумажку, которую наклеиваю на зеркало. Вообще-то я ненавижу желтенькие бумажки post-it, никогда ими не пользуюсь и считаю, что на них пишут друг другу всякие глупости первокурсники, думающие, что они влюблены. При этом они клеят это дерьмо повсюду, и вся квартира покрывается этими желтенькими прямоугольничками, на которых маркером нарисованы сердца, улыбчивые рожицы и амурные словечки. Таким образом, все жилище становится похожим на одну большую доску для информации на ресепшн. Одним словом, я считаю это полной лажей, но сам держу такие листочки дома и сейчас хочу переписывать и переписывать это эсэмэс и заклеить этими бумажками все зеркало…

Я смотрюсь в зеркало. В нем отражается часть комнаты и прихожая. Я рассматриваю свою квартиру и в который раз отмечаю, что телевизор в комнате надо бы переставить, а на кухню купить новые жалюзи. При этом почему-то у меня ощущение как перед длительной поездкой. Не перед отпуском, а именно перед длительной поездкой. Куда-нибудь в Кемерово или Иркутск (хотя я не был ни в одном из этих городов). Я чувствую легкую грусть, нежелание уезжать и медный привкус во рту. Я трясу головой и внушаю себе, что это глупости, потому что я никуда на самом деле не собираюсь и все такое. Я улыбаюсь самому себе в зеркало и выхожу из квартиры.

На улице довольно тепло и как-то по-особенному меланхолично. Я иду по улице, и мне кажется, что я двигаюсь в гелиевой массе. С каждым шагом я преодолеваю сопротивление окружающего меня воздуха. Плотного и застоявшегося. Дойдя до шоссе, я понимаю, что очень устал. Мне уже не хочется никуда ехать, ни с кем встречаться, единственное, что удерживает меня от возвращения домой, – это то, что дома слишком уж ПУСТО.

Я нехотя поднимаю руку, и, как по волшебству, почти сразу же останавливаются две машины. Я сажусь в первую, называю адрес «Vogue Cafe», которое должно быть открыто для ранних завтраков, и закуриваю. Болтать с водителем не хочется по двум причинам: во-первых, потому что он слишком громко смеется всей этой фоменковской пошлоте по «Русскому радио», во-вторых, потому что у него на заднем стекле наклейка «Макдоналдс» и еще одна, с надписью «Сзади не пристраивайся» и фигурками совокупляющихся в doggy-style людей. Совершенно понятно, что у него еще и в мобильник зашита мелодия из кинофильма «Бумер» или «Бригада». Собеседника, наделенного столь классическим набором атрибутики агрессивного пролетариата, мне сейчас не потянуть.

Чтобы занять себя, я начинаю изучать содержимое внутренних карманов пиджака. Я достаю из левого кармана кошелек и паспорт, а из правого стопку каких-то глянцевых, прямоугольной формы, листков. Я верчу их в руках и не врубаюсь, что это такое. На листках нет никаких пометок или надписей. Они совершенно пустые.

– Книжку бы давно себе завели записную. Или, еще лучше, электронную. У моего друга вот… – начинает разговор водила.

– В смысле? – не понимаю я.

– В прямом. Чем таскать с собой кучу бумаги для записей, лучше книжку завести. А то эти листки все равно потеряешь.

– А… ну да… – отвечаю я в полнейшей растерянности.

– Чё, с похмелья подколбашивает? – смеется водила. – Не похмелился еще?

– Ага. Пиздец какой-то, – соглашаюсь я, понимая, что похмелье – единственное состояние, способное вызвать сострадание незнакомцу у русского человека. Я очень надеюсь, что водила заткнется, вспомнив свое утро с бодуна, и не станет докучать мне разговорами.

– С похмелья хорошо на природу выехать, – тем не менее продолжает он, – птички поют, молочка попьешь – и порядок. В обед граммов двести – и спать лечь. И часам к четырем как огурец. Можно опять за стол садиться. Вечером хорошо. Спокойно сразу станет. В голове пустота такая приятная. Пить – это ж тоже с умом надо, а ты как думал? Как в этом фильме, ну… про особенности рыбалки… там еще Булдаков играет… Пить надо с головой, мужики, – заканчивает он тираду и заливисто хохочет.

Водила относится к той категории мужичков-балагуров, которые являются душой компании. Такие чуваки есть в каждом дворе за доминошным столом, еще их много попадается среди завхозов в офисах. Они всегда очень заметны на коллективных пьянках. Все время слышатся их навязшие в зубах шуточки-прибауточки в виде тостов: «Ну, за дам» или «Ну, за историю». Когда кто-то уходит с пьянки раньше других и прощается, ты точно знаешь, что такой мужичок отпустит ему вслед что-то вроде «Будете у нас на Колыме, заезжайте». В общем, это какое-то ходячее собрание цитат из самых пошлейших отечественных кинофильмов и лучших выпусков программы «Аншлаг».

Водила, этот местный Евгений Петросян, продолжает свой парад-алле трехгрошовых телевизионных шуток, а у меня нарастает желание взять пульт и отключить у него звук. В этот момент звонит мой мобильный. Я реально тычу им в лобовое стекло, как пультом от ТВ, потом спохватываюсь, подношу к уху и отвечаю на звонок: