Геннадий Евтушенко - Грехи наши тяжкие

– Да не хочу я быть моряком! Он хочет – пусть и будет. А я на суше как-нибудь устроюсь.

Анна Лазаревна вздохнула.

– Вот-вот, устроюсь… Пора, Лёша, взрослеть, а не как-нибудь устроюсь! – Она разволновалась. – Пойми ты, не в море дело, а в том, что тебе давно следовало определиться, кем быть и готовиться к новой жизни. Глазом моргнуть не успеешь – год пролетит. А ты – как-нибудь… – Анна Лазаревна покачала головой. – Хороший ты парень. И учишься хорошо, учителям с тобой легко. Были бы все такие, как ты, нам, педагогам, жизнь бы раем казалась. Только, понимаешь, жизнь жизнью, настоящей жизнью, делают люди целеустремлённые, такие, как друг твой Толя Юрьев. А остальные только следуют за ними. Подумай над этим. – Она помолчала, потом продолжила. – Я бы хотела, чтобы ты был среди тех, первых. – Потрепала меня по плечу. – Пора становиться мужчиной. – Вздохнула. – Ты читал, конечно, Каверина. «Два капитана». У главного героя этого романа девиз был: «Бороться и искать, найти и не сдаваться». Этот девиз не Каверин придумал, а английский поэт Теннисон вложил в уста героя одного своего произведения. Но дело, конечно, не в том, кто его придумал, а в сути. Я бы очень хотела, чтобы ты следовал этому девизу, и был среди тех, кто ищет и не сдаётся.

Она погладила меня по голове, как маленького ребёнка, и ушла. А я всё стоял у окна и думал о сказанном. Этот разговор долго не выходил у меня из головы. «Может и мне в моряки податься – засомневался я. – А что? Моряки – герои революции, Гражданской войны и Великой Отечественной. Пойду с Толькой в моряки, а там посмотрим».

Но вовремя одумался, понял: не море меня прельщает, а красивая форма да подвиги морских киногероев. А само море для меня – это так: морской пляж и прибрежные волны, в которых приятно покувыркаться.

На дружбе с Толькой это, конечно, никак не сказалось. Хочет Юрьев стать моряком? Пусть станет. Мы оставались неразлучны. Хотя бывали в дружбе и трещинки. Из-за девушек чаще всего. Как назло, влюблялись мы в одни и тех же! Взять хотя бы Верку Замойскую! Первая красавица в школе была. Кто только из ребят за ней не ухаживал, а она нас выбрала. Только кого именно: меня или Тольку сразу не разобрать. Вот и повадились мы по вечерам втроём гулять. Странные это были прогулки. Бродили по малолюдным улицам. Верка – между нами. Молчала всю дорогу, изредка только вздыхала, ойкала или смеялась – в зависимости от того, что я рассказывал. А я «барабанил» не умолкая. В то время телевидения практически не было, о компьютерах и интернете даже в фантастических романах не писали. Оставались только книги. И я не читал – глотал их! Даже по вечерам, когда мама спать укладывала, ухитрялся читать под одеялом с фонариком. Так что мне было о чём поведать моим друзьям, не столь увлечённым литературой. О чём я только не рассказывал?! О любви Спартака и божественной Валерии, о приключениях капитана Блада, о Денисе Давыдове, королеве Марго, Марии Антуанете и гадалке Марии Ленорман, предсказавшей ей смерть на плахе, об отношениях Пушкина с Анной Керн. Всего и не упомнить. Но очень уж старался – хотел Верке понравиться, потому что уверен был: люблю её на веки вечные. Толька молчал всю дорогу. Бывало за вечер и звука не проронит. А чем вечера эти заканчивались? Они меня проводят (по пути домой мой подъезд первый) и идут в Толькин целоваться! Я, правда, об этом гораздо позже узнал, когда мечты мои о Веркиной любви рассеялись, как дым в ветреную погоду. – Лёшка сел, посмотрел на восходящее солнышко, прищурился, улыбнулся, подумал: – А ведь не сразу Толька мне о поцелуйчиках в своём подъезде рассказал! Честно это было или нет? С другой стороны, он не мешал мне стелиться перед Веркой. Полную свободу дал. Дерзай, мол. Ну а то, что тогда она его выбрала, это не Толькины – мои проблемы. Вообще мы, мужики, только пыжимся, щёки надуваем, а выбирает всегда женщина. Что ж мне сейчас, через десятки лет, его вину искать? Не было её, не было – и точка. А потом Верка меня враз отшила! И как ни странно, я тогда легко это пережил, только вздохнул с облегчением – как будто тяжкий груз с плеч свалился!

Были мы, помнится, в начале мая на Волге. Ну и поехали на лодке кататься. Вернее, на шлюпке приличных размеров. Втроём, конечно. Дул свежий ветерок, гнал по Волге мелкую рябь, вода ледяная. Бррр… Мы-то с Толькой гребём, греемся. А Верка на корме кутается в кофту, поскуливает, но от речной прогулки не отказывается – характер демонстрирует. Плывём, значит. Вскоре буксир показался с баржами на прицепе. Толька сразу вопросительно глянул на меня. Я его без слов понял, согласно кивнул. Верка и не заметила, что мы вот так, безмолвно, договорились прицепиться к этому каравану и вверх по течению на халяву прокатиться да удаль свою молодецкую девушке показать. За баржей и ветерок не так дует, может, и Верка согреется, Друг мой перебрался на нос шлюпки. Цепляться можно было за лодку, тянущуюся на тросе за последней баржей, но это было слишком просто, и Толька выбрал другой вариант, более сложный, зато эффектный. Опыт у нас был, Я подгрёб почти вплотную к борту судна и выбрал вёсла – куда ж их девать? А Толька должен был ухватиться за баржу и, перебирая руками её борт, медленно осаждать наше плавсредство к корме. Но всё пошло не так. Юрьев, зацепившись за судно, зачем-то стал ногами на борт нашей лодки, она резко клюнула носом и вода мощным потоком хлынула прямо нам под ноги… Верка заорала как резаный поросёнок. Крен был такой, что я понял: вот-вот перевернёмся, толком ничего сообразить не успел, заорал благим матом:

– Бросай борт!

Но Толька вместо этого запрыгнул на баржу. Шлюпка сразу выпрямилась, воды в ней оказалось не так уж много. Но она потеряла ход, прошла по инерции метра два-три и стала. А Толька на барже поплыл дальше. Я успел только увидеть его безумные, полные ужаса глаза. Мелькнула мысль: «Куда его увезут? Где потом искать?» А он уже рванул по палубе к корме, стараясь держаться на уровне качающейся на волнах лодки. Но палуба вот-вот закончится! И что тогда? В этот момент Верка истошно заорала:

– Прыгай!

Между баржей и лодкой было уже метров пять-шесть! И Толька прыгнул! И попал. В шлюпку! Завалил меня, я больно ударился рукой и головой о днище. Но до того ли было? Было только одно: ощущение огромного счастья. Счастья, от того, что он в лодке, от того, что всё закончилось так удачно. А то, что у меня локоть опух и голова три дня болела – пустяки.

Это происшествие имело и другие, более важные для меня последствия. Дня через три Верка спросила меня:

– А ты бы смог так прыгнуть?

Её не интересовало, по чьей милости шлюпка чуть было не перевернулась, почему Толька не просто бросил борт баржи, а запрыгнул на неё. Ей, видите ли, интересно было узнать: смог бы я так, как Толька прыгнуть! Я взял её за руку и, конечно, не стал говорить о том, почему другу моему прыгать пришлось, а сказал, что для точного ответа нужно побывать в Толькиной ситуации. Без этого, мол, говорить можно что угодно. На словах все мы герои. Но Верка слушать меня не стала, со злостью руку выдернула и выпалила:

– Вот ты всегда такой! Интеллигентишка закаканый! – Скорчила гримаску мерзопакостную. – Всё у тебя надо проверить-выверить. А у него времени на проверки не было! Понял? Не было! И он прыгнул! Вот поэтому я его и люблю! А ты бы до самого Чёрного моря думал: прыгать или не прыгать? Я тебя – ненавижу!

Меня почему-то даже не задели её слова. Я только сказал:

– Волга, между прочим, впадает в Каспийское море. А ты – дура.

Повернулся и ушёл. Что-то щёлкнуло во мне, переключилось. И закончилась моя любовь к Верке. Вот тогда Юрьев и рассказал про поцелуйчики. Виновато взглянул, положил руку мне на плечо.

– Не переживай. – Покачал головой. – Точно тебе говорю: Верка не твой кадр.

Я его руку сбросил, улыбнулся.

– Конечно не мой. С чего ты взял? Я и не переживаю. Понятно: она – твой кадр. А насчёт ваших обжимансов ты мог бы мне и раньше рассказать.

Он виновато посмотрел на меня.

– Конечно, должен был. Да с духом не мог собраться. А потом: ты ж по вечерам такие интересные байки нам рассказывал! Не мог я от этого отказаться!

– Ладно, кончай ерунду пороть. Я особо по Верке не тоскую. Как-то сразу всё перегорело. – Взглянул на него. – И тебе, мой друг, скажу откровенно, согласен – не мой она кадр. Но и не твой. Пустая она. Кроме ножек стройных и мордашки ничего в ней нет. А тебе, как моряку, она тем более не подходит. Ты в море на полгода, а она куда?

Толька поморщился, почесал затылок.

– Да знаю я, что она мне не пара. Знаю, а завязать не могу. Тянет меня к ней, как муху на мёд! Каждое утро говорю себе: «Всё, пора кончать. Сегодня последняя встреча». А увижу – обо всём забываю. И так изо дня в день.

– Волю тебе, капитан, надо воспитывать. Волю. А то толку из тебя не выйдет!

И действительно, ничего хорошего у Тольки с ней не получилось. Он после школы уехал в мореходку, а Верка через год замуж выскочила. Так и закончилась их любовь.