Михаил Ландбург - На последнем сеансе

– Покой в этом мире когда-нибудь будет?

Я сообщил анекдот:

– Наркоман спросил у приятеля: «А сегодня что – пятница?» – «Нет, сегодня вторник». – «Выходит, пятница была вчера?» – «Нет, вчера был понедельник». – «Тогда пятница будет завтра, да?» – «Завтра будет среда». – «Получается, что на этой неделе пятницы вообще не будет?»

Нисим выключил телевизор и, укоризненно посмотрев на меня, стал клятвенно уверять, что он не наркоман.

– Допускаю, – уклончиво проговорил я.

Нисим спросил о здоровье моей жены.

Я промолчал.

– Уже не то, да?

– Теперь – не совсем то…

– Тяжело с ней?

Я снова промолчал.

– В последние четыре года тебе достаётся…

Я протянул термос. Нисим залил в него чай.

– Приходится держать оборону, – сказал я. – Кому, как не тебе, знать, что когда отступать некуда, силы бойца удваиваются. И, кроме того, Эстер даёт мне возможность ощущать себя мужчиной.

Нисим хмыкнул:

– Потрясающе счастливая возможность…

– Вот видишь: выходит, что я не истец, а должник. – Я прихватил с собой термос и присел возле окна.

– Сегодня выглядишь изнурённым, – заметил Нисим, ставя на мой столик бутылку минеральной воды и стакан.

– Наверно, рассыпаюсь, будто высохшая горбушка хлеба, – смущённо отозвался я. – Или чахну, как увядающее сердце…

– Сердце не увядает, – возразил Нисим. – Бывает, что оно печалится, глупеет, болеет, а увядать – это нет.

– Может, тускнеет?

Нисим покачал головой, спросил:

– Устал?

– Возраст, – пояснил я. – Переходный.

– Откуси себе язык, отрок. Как всегда пытаешься играть по правилам? Когда карты тебе противятся, остаётся одна возможность выиграть – играть не по правилам.

– Мне нужно выиграть?

Нисим задумчиво посмотрел на окно и вдруг сказал:

– Дов в больнице. Врачи нащупали в его печени паршивую опухоль…

Лицо Нисима приняло горестное выражение. Он замолчал. Я – тоже.

Я вспомнил то время, когда молодой Дов уезжал в Париж учиться на архитектора, а потом он вернулся, и по его проектам построили дома в Холоне, Герцлие, Реховоте. Полгода назад один из его проектов отобрали на международный конкурс. Теперь выиграть приз Дов вряд ли успеет…

– Такая вот нелепость, – сказал Нисим.

Во мне проснулся философ. Я напомнил:

– Мир стоит на нелепостях.

Нисим вобрал голову в плечи.

– Жизнь парш-ш-шивая! – прошипел он. – Ты не знаешь, почему мы за неё цепляемся?

Сделав попытку вызвать ответ, я постучал себя по лбу:

– Возможно, завтра что-то изменится…

Мы снова помолчали.

Я подумал, что скоро бедняге Дову выигрыши не понадобятся. Никогда уже не понадобятся.

Вдруг Нисим сказал:

– По вечерам Дов заходил сюда, и мы играли с ним в шашки или говорили о старости…

Я опешил:

– Что уж такого хорошего можно сказать о старости?

– Так мы ничего хорошего о ней и не говорили. Мы чаще о прошлом вспоминали. Мы обожали говорить о прошлом. Бедняга Дов… Почему в мире так – одним перепадает разное добро, а другим – всякое говно? Знаешь, порой меня пробирает страх.

Я не поверил.

– Эй, полковник, что в этом мире осталось ещё такого, что может напугать тебя?

Нисим выставил передо мной четыре пальца:

– Старость, одиночество, нелепости и тараканы.

– И тараканы?

– Они больше всего. Я просто прихожу в ужас от мысли, что наступит время, когда по столу и стенам моей комнаты примутся шнырять тараканы, а я окажусь настолько старым и слабым, что сил не хватит их прикончить.

Я налил себе стакан минеральной воды. Немного отпил.

– А теперь Дов из жизни уходит, – продолжил Нисим. – Он будет там, а мы пока ещё здесь… Это ужасно!

– Думаешь, то, что мы ещё здесь – ужасно?

Нисим не ответил.

Я стал думать о тараканах, а потом сказал:

– Скоро и перед нами, заложниками старости и смерти, распахнутся тамошние ворота, и прогремит победный салют в знак нашего наступившего умиротворения, когда чувствовать себя смертными больше не придётся…

– Салют? – настороженно спросил Нисим.

– При входе нас примет вспышка ярко-синего света. Возможно, фиолетового.

Нисим приблизил ко мне озабоченное лицо:

– А если от нас с тобой там откажутся и не примут?

Я развёл руками:

– Возможно, что откажутся, но, думаю, примут…

Наверно, мои слова о тамошних воротах Нисим воспринял как философскую примочку, потому что, покашляв, покусав губы, пошевелив ушами и поскрипев зубами, сказал:

– Кажется, наш с тобой разговор напоминает, как говорят англичане, брызги мочи на ветру… Фейерверк!.. Салют!..

Мы улыбнулись друг другу.

«Как два идиота, как два никчёмных анахронизма», – подумал я и убрал термос с чаем под стол.

Нисим вернулся к стойке.

За соседним столиком, искоса заглядывая в свои рюмки, двое мужчин, громко переговариваясь, поедали куриные ножки. В том, у которого было одутловатое лицо и седые плохо подстриженные усы, я узнал бывшего актёра Шимона Вольского. Лет семь назад его уволили из городского театра за чрезмерную страсть к вину, и тогда он, поступив на службу в один из крохотных театров старого Яффо, сменил свой image: стал употреблять исключительно водку. Его собеседником был молодой художник Дима Клоц, которого, как я понял из услышанного разговора, жена выгнала из дома. Теперь он, пытливо заглядывая в глаза актёру, жаловался:

– Мою душу сверлит невыносимая боль.

Актёр покачал головой и, громко фыркнув, изложил свою версию боли.

– Боль – это прямой результат постоянного и гипертрофированного присутствия в нашей жизни клизмы, – бесстрастно разъяснил (пояснил) актёр. – В школе нам её ставили учителя, в армии – прапорщики, в университете – декан. Даже детей делают чем-то таким, что внешне напоминает клизму. И ничего иного, кроме как клизмы, ждать от этого мира не приходится.

Дима Клоц устало вздохнул.

Актёр приподнял рюмку:

– За твою свободу!

Они сделали по большому глотку, и Дима Клоц сказал:

– Жена отлучила меня от своего тела.

– Отпей ещё, – предложил актёр.

Дима Клоц отпил ещё.

– Как она могла обойтись со мной так?

– Крепись! – сказал актёр.

Дима Клоц отпил ещё.

– Свобода… – проговорил он. – Только бы не растерять…

– Не каркай! – попросил актёр.

– А что, если моя жена вдруг…

– Не надейся, чудес не бывает, – перебил актёр. – Из одной мухи можно сделать лишь одного слона, не более…

– Ну да, – согласился Дима Клоц.

Актёр криво усмехнулся и для пущего эффекта ещё дополнительно рассказал анекдот о муже, который повёз свою жену к чудодейственному источнику, но чуда так и не свершилось – они до сих пор вместе…

– Я свою не повезу! – разволновался художник. – Но вот не прощу себе, что перед уходом не сорвал с неё блузку. Упустил шанс…

– Оплошал, – согласился актёр.

– Знаешь, – печально проговорил Дима Клоц, – у меня в доме осталась дочка.

– А у меня сын, – сказал актёр. – Однажды он из дома сбежал.

– Я всегда хотел сына, а получилась дочка, – сказал Дима Клоц.

Актёр стал объяснять, как делаются сыновья.

– Я делал всё точно так же, – сказал Дима Клоц, – но у меня дочка.

– Странно, – удивился актёр.

В кафе заглянул молоденький солдат. У него было озадаченное лицо.

– Что, боец, офицер клизму поставил? – спросил актёр.

Щёчки солдата покрылись алыми пятнышками, и он, попятившись назад, аккуратно прикрыл за собой дверь.

Актёр, заново наполнив рюмки себе и художнику рюмки, спросил:

– И что, собственно, сказала твоя жена?

– «Убирайся вон!»

– А ты что сказал?

– «Прости!»

– А она?

– «К чёрту!»

– А ты?

– А я промолчал. Что тут ещё сказать?

Актёр покачал головой и опрокинул в себя рюмку.

– За твой первый день свободы! – объявил он.

Художник прикрыл веки.

– Решил вздремнуть? – удивился актёр.

– Просто зажмурился. Свобода – это как смотреть на солнце… Что же теперь будет дальше?

Взболтнув графинчик, актёр объяснил:

– Дальше будет второй день свободы.

Художник заплакал.

– Я лучше пойду, – сказал он и ушёл.

Покончив с куриной ножкой, актёр задержал взгляд на моей бутылке с минеральной водой и презрительно усмехнулся.

Я задержал дыхание.

– Непристойный дринк, – гнусаво хихикнув, изрёк актёр. – В подобной жидкости копошатся смертоносные бактерии…

– Это правда? – спросил я у Нисима. – В твоём заведении хранятся микробы?

Нисим издал хриплый, как у попугая, вопль:

– Вр-р-раньё! Вр-р-раньё! Вр-р-раньё!

– Ха-ха-ха! – весело отпарировал актёр. Подняв над столиком рюмку с водкой, он с настойчивой торжественностью заявил, что на самом деле лишь только в aqua vita, в этой воде жизни плещется источник истинной бодрости и силы.

По взгляду, брошенному на актёра Нисимом, было не трудно угадать, как велико его желание открутить актёру нос, но вместо этого хозяин кафе почему-то зажёг спичку и стал смотреть, как она разгорается. Потом зажёг другую.