Андрей Коржевский - Вербалайзер (сборник)

Должным образом желая себе удачи хотя бы завтра, мы скоротали вечерок. Приятно покачиваясь и поддерживая Вовку от возможного (только из-за кочек!) падения, направились в разрушенную церковь, желая провести несанкционированное богослужение в преддверии Светлого Воскресенья. Все чин-чином. Поставили свечи в оконном проеме у странно неукраденной решетки, сквозняка не было, повздыхали сладко и умиленно.

В три часа ночи нас разбудил Шприцеватель, проезжавший мимо и не собиравшийся нас беспокоить. Он не смог утаить своих опасений.

– Конец света, точно говорю, конец света будет!

– ???

– Точно говорю, скоро будет, в церкви-то свет горит, в одном окошке всего, но ярко так и тени какие-то!

– …! …! …!

На самом деле, предполагаемый конец света был только предлогом. Шприцеватель очень хотел пива.

5

В таком же составе удалось собраться к концу июля. Поскольку весной ухи не вышло, Володя все же решил еще разок рискнуть и поехал с нами под твердые гарантии предоставления спиннинга и ухи строго обязательно. Шприцевателю заранее не дозвонились, но предполагалось, что он где-то там, в поросшей спеющей кукурузой лесостепи южнее Рязани. Погода в день приезда была дрянной, с прохладным ветром и мелким дождем, так что и без того пастельные тона окрестностей скрывались за влажной дымкой, создавая ощущение отдаленности Большой земли, уединенности и специфически унылой уютности охотничьего домика. Настроение поднял великолепно замаринованный Вовкой шашлык – крупные куски свиной вырезки с лимоном, «Боржомом», черным перцем и крымским луком, давший густеющий по эмалевым стенкам емкости сочок, отменно дымивший при поливе им излишне расходящихся углей и извещавший жителей деревни, что очень нам тут недурно. Выпито было в меру в связи с предстоящим ответственным – на обязательную уху – ловом. Поймали необходимое, причем Володя вытащил и окуня, и щуренка, а глаза его выдавали мечту о судаке. И вот – костерок жадненько потребляет сучья, кипит некрепкий куриный бульон, в него опускаются головы-плавники-хвосты и изымаются через короткое время, бросается туда, в бурлящую жижу, пара луковиц, добавляется чуть картошки, петрушка и корешки всякие, и уж потом – порционные куски щучек, окуньки потрошеные-чищеные. В момент снятия с огня вливается полстакашка водки – кушать подано! Под это дело и за Вовкин дебют со спиннингом потреблялось уже по-взрослому, не до сшибачки, как в апреле, но достойно. Утречком Володя ощущал легкое томление организма и остался дома. Мы с Петькой двинули к Черному порогу.

Надо сказать, что прошлым летом Вовка провел полдня тет-а-тет со Шприцевателем. Вернувшись тогда с реки и войдя в дом, я увидел старого друга с окровавленной физиономией. Володя сообщил, что в течение нескольких часов трижды чуть не погиб. Расследование показало, что четырежды. Дело в том, что у Шприцевателя был мотоцикл, а Вовка всегда хотел иметь «Харлей». Но сначала новых приятелей понесло на колокольню ради рекорда бесступенчатого восхождения на тридцатиметровую высоту и просто посмотреть на красивости пейзажа. Потом возникла идея пойти в подземный ход, ведущий из церкви куда-то под реку. Бог миловал, не нашли они входа в ход. Потом покатались, и Вовка пофорсил за рулем. Потом они поехали косить траву для кроликов Шприцевателя, споро перевернулись на колдобине, несмотря на наличие коляски, в которой Вовка и сидел, а падающую на него косу он отразил руками, естественно, порезавшись. Не прошло и пары минут, как они снова перевернулись, но уже посреди соседней деревни. Выбежали мужики – помогать, но задорный Шприцеватель поведал, что щас он их всех. Мужики побежали за дрекольем. Теперь выбежали тетки, поставили агрегат на колеса, усадили и проводили. А и выпили-то закадыки перед этим всего три бутылки. Ну ладно, «это ж када было», как говорила Фрося Бурлакова.

Стоим мы, стало быть, с Петькой на Черном пороге, ловим. И слышим вдруг звуки выстрелов впечатляющего нарезного калибра. Добежали быстро, чтобы, не увидев расстрелянных индейцев, застать двух друзей плюс привезенного Шприцевателем местного егеря стреляющими из егерева СКС по бутылкам. Оно бы ладно, но для стрельбы ребята ложились на дорогу, незадолго до них делавшую довольно крутой поворот. Вот выскочил бы кто с поворота, а перед ним – мужик с винтарем. И что – либо в кювет, либо на мужика. Вот вы лично что бы выбрали?

На последний вечер привезенной водки не хватило, и Шприцевателю было поручено купить в поселке хорошей – нет, ты понял, нормально хорошей. Гордясь безупречным вкусом, выставил он на стол бутылку, сияющую десятком голограмм. Самая большая светящаяся надпись была – «Шацкая»! Амбре картофельного самогона лечит от беспричинной тяги выпить лучше клиники Якова Маршака. Но мы нашли и хорошей, а потом и еще лучше.

Уложен в пластиковые пакеты улов. Собран и сложен багаж. Рыбаки возвращаются к семьям. И у Вовки, и у Петьки, и у меня – дочери. Кому передать опыт? Кто поймет, как приятно обтекает быстрая вода обтянутые болотными сапогами ноги при ловле взабродку? Кому объяснить, что джиг и воблер – это не разные приманки, а разная философия? Что жерех чуть не вышибает спиннинг из руки, а окуня надо тянуть сильно и нежно, – губа у него слабая? Что должен быть в твоей жизни кто-то очень близкий, который, может, и не научит тебя ничему такому особенному, но возьмет с собой на рыбалку, и сентябрьское солнце, отраженное мелкими волнышками, обожжет тебе лицо, и ты заснешь под бережком, устав и не веря, и проснешься через часок, увидишь этого кого-то, и будешь счастлив.

Очень мы все, ребята, неблагодарные. Сколько лет мечтали-лелеяли, завидуя – вон, в Европах, мол, кайф какой рождественский, гуляет народ неделю зимой, празднует. Дожили все-таки – организовали и нам мини-отпуск январский, всем сразу, не забыв, правда, майское гульбище сократить – не время, россияне, посевная в разгаре, а вы – на шашлыки да на дачки, соседок и ранний редис окучивать. А в январе редиска и дачные соседки соками наливаются там, где нас нет. За что боролись, спрашивается, с похмелья посещая выборы демократические, наблюдателями сомнению не подвергнутые? И-эх, недоглядели за народными избранниками, тяни теперь срок каникулярный, с домашними цапайся: притомят за неделю, спасу нет, да и ты им наскучишь, мягко скажем, – не букет ты левкоев, чего скрывать, тот хоть пахнет хорошо и стоит себе в вазе, помалкивает, – серьезно ты букету уступаешь по обеим позициям, по помалкиванию особенно. А – куда? В гараже или возле ракушки топтаться, изображая искренний интерес к рассказу об особенностях системы газораспределения «Субару» – анекдоты-то уже в первый день иссякли? Да и холодно. Ехать куда-либо посерьезу – бюджет и без того иссушен, как бархан каракумский, подарками, новогодними да рождественскими, а одного – так и не пустят, будешь и в отъезде испивать до дна чашу счастья семейного, а не ту, что более желательна, но, с точки зрения ближайших родственников, предосудительна и оч-чень тебе не полезна – «ты же сам, зайчик, третьего дня на печень жаловался». Тоже верно – сколько можно? И, значит, что? А поеду-ка я на недельку на дачу все же, где в борьбе с суровой стихией, заносящей дрова – нет, не в дом, а сугробами метровыми и стуком ветра в окно ночное пугающей, буду нервные клетки регенерировать и в отдалении ближнего Подмосковья наслаждаться спокойствием близких. Провожают меня с такой затаенной радостью, что поневоле думаю – надо ли было неделю с покупкой презентов валандаться, – может, стоило весть об отъезде положить в конверте под елочку? Чао, любимые, – поехал я!

Вчерашняя и ночная метели уснастили дороги грязно-серым крошевом, ползущим из-под колес, как прокисший хрен из забытого тюбика, но уже в десяти метрах от шоссе березы и сосенки перелесков белы без изъяна; рассвет невнятен, но ощутим – свет слева какой-то фиолетовый, снеговые тучи волокутся на юго-восток, и низкое солнце скрыто за ними, как лицо пожилой невесты за тюлевой в три слоя фатой. Поворот – и еще не плотно укатанный, но прибитый ранними автопташками снег зимника уходит в лес, через который – далеко на просвет – виден облачный край, а за ним – начинающее синеть почти черное еще небо. Похолодает, стало быть, а и ладно, дров березовых небось достаточно. В переулок – заеду ли? О-па, добродетельный Саша уже успел прогрести снеговой матрас, многослойный и почти непроминаемый, своим громогласным трактором. Слава богу – до конца переулка, не остановился после моего забора, не то суровый сосед Коля опять будет изничтожать меня праведным гневом красно-голубых глазок, под одним из которых непременно – затухающее зарево недельной свежести фингала, – в ожидании электрички Коля вечно с кем-нибудь не сходится во взглядах по проблемам пролетарского этикета, отчего и страдают органы зрения, а иногда и слуха тоже. Почему-то он уверен, что почетное право заказывать и оплачивать расчистку дороги и до его дома тоже – мое неотъемлемо. Главным оружием дачно-пролетарской диктатуры в Колином исполнении является один и тот же вопрос, задаваемый в начале разговора и потом пару раз, если ответ Колю не удовлетворил, – «а у тебя есть?». Но так как я очень уважаю требования несправедливо эксплуатируемых сварщиков, Коля чаще всего сразу перестает тревожиться и терпеливо ждет, когда я приглашу его пройти к месту потребления. Потом мы потребляем, и Коля уходит что-нибудь делать: он всегда что-нибудь делает, в отличие от меня, – я не всегда. Так, нету Коли-то. Вывод простой – будет позже.