Татьяна Устинова - Вселенский заговор. Вечное свидание (сборник)

– Уфолог, – быстро вставил Гриша.

– Уфолог Басалаев сделал некое открытие. Он увидел…

– В радиотелескоп, – опять встрял Гриша.

– Он увидел в радиотелескоп скопление каких-то неизвестных ранее небесных тел и решил, что они угрожают Земле. Воскресенский узнал об этом и присвоил наблюдения Басалаева, выдал их за свои. Конечно, вряд ли академик его побил, – добавила Маруся, подумав немного, – но зачем-то он сюда приезжал, и, видимо, с Басалаевым они поссорились.

– Кто такой Игнат? – перебил её Гриша.

– Как кто?! Он… помощник Басалаева или сотрудник, в общем, тоже уфолог.

– И он своими глазами наблюдал скопление небесных тел в объективе радиотелескопа?

– Ну да, – подтвердила Маруся. – А что такое?

– Да ничего, – сказал Гриша и стал рассматривать фотографию. – Просто у радиотелескопов не бывает объективов. И человек, который хоть раз в жизни их видел, не может этого не знать.

Маруся уставилась на Гришу.

– Какая-то странная история, – произнёс он наконец. – Ну, очень странная!.. Я даже не знаю, что нам теперь делать.

– А что мы должны делать?

– Я не знаю, – повторил Гриша с силой. Очки его блеснули на солнце. – Ахинею про скопление небесных тел и Апокалипсис мы оставим на потом, хотя… Хотя я думаю, что Апокалипсис тоже имеет какое-то значение, только пока непонятно какое.

– Ты считаешь, что скопления нет?.. – с облегчением спросила Маруся.

Она не хотела верить в скорый конец света и никогда не призналась бы Грише, что всё же немного, самую малость – вот чуточку! – верит, и от этого ей боязно, неуютно и холодно в позвоночнике. Вот сейчас, например, она посмотрела на вечернее небо в прорези веток старой липы и подумала: не хочу, чтобы мы погибли, не хочу, чтобы погибла старая липа!..

– Я не знаю, что именно там есть, а чего нет, я не астроном, – возразил Гриша с досадой. Он не любил, когда Маруся говорила глупости. – Да это вопрос пятнадцатый!.. Первые четырнадцать вопросов: что это за организация? Кто такие Басалаев и Игнат… как его фамилия?

– Васильченко, – подсказала Маруся.

– Кто снимает этот офис и зачем? Откуда у них могут быть деньги на радиотелескопы и офисы на Петровке? Или у них нет и не было никаких телескопов, именно поэтому Игнат и не знает, как они выглядят! С какой стороны тут академик Воскресенский? Зачем он расквасил нос уфологу? С чего они оба, Игнат и Басалаев, взяли, что Воскресенский присвоил какое-то там открытие?!

– Гриш, мы же были на фильме в планетарии! Юрий Фёдорович кричал, что фотографии, которые в фильме показали, украдены у него!.. Что он сам их сделал, лично он и больше никто!

– Тогда, выходит, фильм сделал академик Воскресенский, что ли?! Лично сам и больше никто? – спросил Гриша грубо. – С твоей точки зрения, это возможно?! То есть несколько дней назад академик приехал сюда, поднялся на третий этаж, навалял уфологу, утащил фотографии, смонтировал фильм, пристроил его в планетарий, пригласил Басалаева на просмотр, и тот с горя помер в коридоре возле туалета, так?..

Маруся смотрела на него с изумлением. Гриша раздул ноздри и фыркнул.

Она никогда его таким не видела.

– И фотография эта! – продолжал он. – Сколько лет назад она может быть сделана? Двадцать? Сорок?..

Маруся взяла у него из рук снимок.

На нём стояли двое молодых людей, странно похожих, но в то же время разных. Фотография была старая, выцветшая сверху и снизу, где все краски сливались в неясные жёлто-зелёные полосы. Один одет в зелёную куртку с буквами на кармане – Маруся поднесла снимок к глазам – «ССО», а второй – в клетчатую рубашку. На первый взгляд трудно определить, кто из них уфолог Басалаев, а кто академик Воскресенский.

– Что такое «ССО»? – спросила Маруся, рассматривая фото.

– Студенческий строительный отряд, – буркнул Гриша. – Я знаю, мне отец рассказывал. Тогда студенты на каникулах ездили по всяким стройкам, деньги зарабатывали.

Маруся подумала и стала осторожно отгибать латунные язычки на рамке.

– Что ты делаешь?

– Я хочу её вынуть, – сказала она сосредоточенно.

– Зачем?..

– Затем, что она старая! – объяснила Маруся.

– Старая, и что?

– На таких снимках иногда бывают подписи! У тёти Лиды полно фотографий с подписями!.. – Она отогнула последний язычок и осторожно вынула коричневую картонку. – Например, «Лидочке от М. в последний день каникул, 1975 год».

Гриша заинтересовался и подсунулся поближе. Теперь Маруся чувствовала, как от него пахнет – чистым телом и чуть-чуть шампунем, что ли. Приятно.

Фотография вывалилась ей на колени, она перевернула её, и они оба увидели надпись, сделанную фиолетовыми чернилами.

– «Малаховка, Большая Коммунистическая, день рождения учителя». – Гриша взглянул на неё. – Получается, это школьная фотография?..

– Да не-ет, они тут взрослые уже.

– Значит, был какой-то учитель, и они приезжали к нему в Малаховку на день рождения. Тогда получается, что они вместе учились.

– В школе?

Гриша взял снимок и поизучал его, даже понюхал.

– Слушай, Марусь, я покопаюсь в Интернете. Биография Воскресенского наверняка есть в Википедии, а про Басалаева, скорее всего, всё можно прочитать на их сайте. Адрес сайта есть на визитке. Я покопаюсь, и мы поймём, вместе они учились или нет!..

– Пошли! – Маруся поднялась с лавочки и за рюкзак потянула Гришу. – Поехали к нам, я тебя ужином накормлю, и мы покопаемся вдвоём!

Гриша моментально согласился и ехать, и ужинать. Он всегда соглашался на всё, что предлагала Маруся!

– Осторожно, двери закрываются, следующая станция Томилино, – выговорил голос в динамике, электричка качнулась и пошла, набирая скорость. В это время дня народу в ней было немного, и Грише удалось сразу пристроить Марусю к окошку. Пока поезд шёл по Москве, сам Гриша стоял, потому что сесть было негде, а за городом стало посвободней. Он плюхнулся напротив Маруси, открыл рюкзак и стал копаться, по очереди вынимая и засовывая обратно какие-то вещи – отвратительная привычка!

– Что ты ищешь?

– Проверяю, где ключи от дома. Вроде я их выкладывал. Или нет…

– Они у тебя всегда во внутреннем кармане.

– А! Точно!

Гриша нащупал в рюкзаке ключи, успокоился и молнию закрыл.

Маруся смотрела в окно.

– Я, когда была маленькой, очень любила по этой дороге ездить осенью, – заговорила она. – Уже когда лето кончилось и с дачи в Москву все переехали!.. А мы иногда ездили даже в октябре. Тут всё не так было. Никаких домов огромных, базаров, строительных рынков, ничего. Здесь были тихие дачные станции – Ильинка, Отдых, Кратово. Узенькие платформы, а кругом дачи, сады, яблони. И собаки лаяли. Идёшь со станции к дому, холодно, а папа говорит: сейчас дойдём, печку затопим, картошки наварим! И у нас с собой всегда что-то вкусное было – ветчина в банке или паштет, хлеб свежий.

– А я на электричке ни разу не ездил. Мы всё время на дедушкиной «Волге», – сказал Гриша. – Помнишь ту «Волгу»?

– Конечно!

– А помнишь, как мы её завели и я хотел из ворот выехать? Так шикарно! Это я на тебя хотел впечатление произвести. Мне казалось, я всё умею, что там выезжать-то!.. И въехал левым бортом в забор! Зеркало разбил, придурок!..

– А главное, нам почему-то даже не попало! – подхватила Маруся. Очень весело было вспоминать! – Они нас из машины вытащили и нотацию прочитали, что нельзя трогать чужие вещи, тем более машину, это опасно! А дома мне от папы так влетело, ужас! Он со мной потом три дня не разговаривал. А твои как будто и не заметили ничего.

– Они такие, – сказал Гриша с удовольствием. – Им самое главное, чтобы ребёнок был жив-здоров, в безопасности и сыт! А зеркало дед потом новое привёз, и мы его вместе прикручивали.

– Молодой человек, примите ваши баулы, – раздался сверху недовольный голос. – Разложился, как у себя дома!..

Гриша стянул с сиденья рюкзак, и на освободившееся место плюхнулась чья-то обширная задница. Мест в электричке было полно, но заднице, по всей видимости, хотелось сидеть исключительно на месте Гришиного рюкзака.

– Ты в отпуск в субботу, да? – спросил он.

– Ага.

– Я тебя провожу, – решительно заявил Гриша. – Что ты одна потащишься!

– Спасибо, – прочувствованно сказала Маруся.

С тех пор как Гришины родные продали свой домик, который был по соседству с Марусиным, он старался в посёлке не бывать, и Маруся его понимала.

Жаль, когда в доме детства живут чужие люди. Жалко, что вместо песочницы, где они копались с Марусей – у Гриши было синее жестяное ведро с ромашкой, а у неё красное с солнышком и по совку на брата, – образовалась клумба. Жалко, что бабушкину беседку, в которой столько было выпито чаю с песочным печеньем, столько сыграно партий в лото, столько крыжовника и вишни перебрано на варенье, снесли, залили всё бетоном и ставят там машины.