Диана Килина - Noir (СИ)

Надо же – видит. Знает. Ведьма.

- Девушка со мной, - отчеканил я.

- А я говорю, не место ей среди живых. Ты можешь переночевать, а она – пусть за порогом остается.

Тяжело вздохнув, я развернулся и толкнул дверь ногой, с намерением выйти. Чуть наклонившись, чтобы не задеть головой косяк, я уже было направился в темноту, но голос старухи остановил одним резким словом, брошенным в спину:

- Стой.

Я застыл и медленно повернулся.

Старуха, медленно шаркая ногами, подошла ближе и откинула волосы Нуар, пристально вглядываясь слепыми глазами в ее бледное лицо.

- Графиня дю Мен, - тихо, почти благоговейно произнесла бабка, а затем отвернулась. - Вноси и клади на топчан у печки. Отогреть ее надо и напоить бульоном.

- С ней все будет в порядке? – спросил я, укладывая девушку на чистую перину – перестеленную, словно гостей здесь поджидали.

- Будет. Не сразу, но будет, - старуха протянула мне чашу с ароматной жидкостью, - Пои, коль ты ее призвал.

Толком, не понимая, что делаю, я приподнял голову девушки и приложил к ее губам чашу с дымящимся напитком.

Когда только сварить его успела? Как есть ведьма.

Нуар пригубила, и щеки мгновенно порозовели. Прошептала:

- Горячо.

- Пей, - буркнула недовольно старуха, выглядывая из-за моего плеча.

Нуар послушалась и начала пить. Ополовинила чашку и отстранилась все еще с закрытыми глазами.

- Полежит дней пять. Ты, - бабка ткнула в меня пальцем, - Должен поить и ухаживать. Я пойду за травами, вернусь дня через три. Разрыв-трава как раз поднялась, собрать бы.

Я смотрел вслед хромающей старухе, пока она споро бродила по дому, складывая в корзину какие-то кожаные ремешки.

Когда она уже вышла за порог, крикнул:

- А дальше-то что?

- Дальше заберешь ее отсюда, увезешь далеко – в деревне все знают Нуар дю Мен, нельзя вам тут оставаться. Ты ее воскресил – теперь за нее и отвечаешь, рыцарь. Бросишь – погибнет. Душа теперь с тобой связана, хочешь этого или нет.

Я посмотрела на девушку и, не веря случившемуся, покачал головой. Невероятно. Диво и только.

- Думать надо было, когда призрака звал по имени, думать надо было, - тихо сказала бабка, уходя в темноту.

***

Приходила в себя Нуар быстро. На второй день кожа ее порозовела, а волосы, в рыжих отблесках огня, отдали синевой. Она спала и держала меня за руку, начиная что-то бормотать, когда я отлучался, чтобы подбросить дров в печку.

Когда она открыла глаза в первый раз, мне показалось, что я утонул в их синеве. Она ничего не говорила ни мне, ни старухе, что вернулась из леса через три дня, как и обещала. Молча пила ароматные отвары и бульон, что бабка варила из птиц, попавшихся в силки неподалеку от дома. Оживала.

Я не ощущал усталости до тех пор, пока сон не сморил меня прямо на подножья ее постели. Нуар как раз тогда впервые, не заговорила, нет – запела. Какую-то красивую грустную мелодию, а голос ее сам был музыкой.

На пятый день старуха попросила нас уехать.

Я оставил ей мешочек с серебряниками и два ножа из Балерийской стали, которые носил в ножнах на лодыжках.

Платье Нуар бабка выстирала и подарила ей черный плащ с широким капюшоном – чтобы не узнали, когда будем проезжать деревню.

Строго настрого наказав не заговаривать с людьми и не оборачиваться, колдунья отправила нас в путь, пожелав ровной дороги.

Сидя на коне и ведя его сквозь чащу, я прижимал к себе девушку одной рукой и думал о том, каким же шальным ветром занесло меня в этот замок. Колдовским.

Сейчас остроконечные шпили едва виднелись за густым туманом и ветвистыми кронами деревьев, что, буквально расступались перед копытами Аериса и срастались плотнее, едва оставались позади.

Нуар дремала, а я думал, что зря не проткнул мечом Жюблена напоследок – зло должно быть наказано. Но, мысли остались только мыслями: возвращаться ради мести было рискованно. Мне оставалось радоваться отвоеванной у смерти драгоценной ноше, что сейчас посапывала в седле, прижавшись теплой спиной к моему животу.

***

Готье привез Нуар в семейное поместье, что стояло обособленно и одиноко, но это одиночество им не претило – отнюдь. Зажили себе – в удовольствие.

Шли годы, а Нуар продолжала засыпать, держась за сильную руку рыцаря. Ее рыцаря. Ни на миг не забывала она, что спас ее. С того света вернул.

Готье, в свою очередь, дремал под песни возлюбленной, что лились из просторных окон тихой мелодией. Меч благополучно отправился в дальний угол, пылился там, ржавел понемногу.

А через некоторое время у них родилась девчушка с черными волосами, да темно-синими, бездонными глазами. Назвали ее Маргарет, и росла она молчаливой и задумчивой, как мать. А еще умной была не по годам, радовала родителей.

Умерли Готье и Нуар в один день, прожив долгую, спокойную, наполненную смехом и счастьем, жизнь. Маргарет поговаривала, что нашла родителей в одной постели, крепко держащихся за руки, с улыбками на лицах – словно не отошли в мир иной, а просто уснули, как в любой другой день.

***

- Милый, ты хочешь сказку? Ладно, тогда давай укроем одеялом ножки. Вот так, - заботливые руки подоткнули плед, ласково провели по темноволосой макушке.

Малыш улыбался. Беззубо еще, но вполне осмысленно. Готовился слушать.

- Говорят, что на том самом месте, где сейчас пустили толстые корни дубы высокие, зеленые-зеленые, когда-то возвышался крепкий замок, метя в облака своими острыми шпилями. Мрачный и неприветливый, замок тот славился жестокой династией хозяев, что с каждым следующим поколением только впитывала пороки, и каменела сердцами.

Сторонились путники этого места, десятой дорогой обходили, предпочитая останавливаться в придорожном трактире, отдавая столько серебряников, сколько вздумалось взять хозяину постоялого двора. Не жалели денег, предпочитали делить кров с незнакомцами, чем ночевать в том замке. Холодный был он, продуваемый всеми ветрами.

Но, однажды, после того, как случилась одна интересная история, с замком тем сила лесная справилась. Да, подмяла под себя глыбу каменную, пустила на волю туманы густые, спрятала от мира гиганта со шпилями позолоченными. Проросли деревья сквозь окошки-бойницы, заполнили собой горизонты.

Молва об этом всю землю облетела – дескать, есть сила – живая, дышащая, что способна фундаменты каменные разрушать, крошить булыжник на песчинки малехонькие, и зарастать все зеленью, пряча обломки под настилом земляным. И движется она, сила эта, зло настигает, наказывает. Даже ради одного нераскаявшегося в путь срывается.

Напугало это графов, князей, государев: каждый за свои владения переживал. Поторопились они грехи свои замолить, храмы открывать стали: разным богам, но веря, что услышат. И то ли боги впрямь помогли, то ли сила та живая раскаяние мужей услышала, но покорилась. Замедлила рост свой буйный. Но, все же всякий и в наши времена знает – хоть и дремлет, но бдит. Приглядывает за детьми своими. И ежели зло остается людьми не наказанным, если сам грешник живет себе и радуется, о деяниях позабыв, спешит. Прорастают снова ветки, корни под землей на десятки километров утекают. Мстят.

Да, спи, мой хороший, глазки закрывай…

Знай, что сила эта за твою прапрабабушку отомстила. Подмяла каменного уродца, вместе с Жюбленом-женоубийцей…

Вот так, милый, вот так. Спи. Пусть тебе котята игривые приснятся.

Провели руки заботливые по щечкам сахарным, покачали колыбельку, зная, что приснятся: и котята, и леденцы карамельные. Присмотрят предки с небес. От зла сохранят.

В ночной тишине, в самом воздухе, немыслимо казалось, но запел тихий мягкий женский голос…

Июль 2015.