Йонас Авижюс - Дягимай

— Сделайте одолжение.

— Да, но на других столах таких бутылок я не вижу, — замечает Даниелюс.

Андрюс Стропус разводит руками.

— Там только покажи, мужики сразу же себе в глотки зальют. Мы решили один раз обойтись без крепких напитков. Для поднятия настроения хватит и пива.

— Это что, и на нас, гостей, распространяется? — усмехается Багдонас.

— Нет… Извините… В самом деле, бутылочка коньяка, может, и не помешала бы, — почувствовав себя неловко, объясняет Стропус. — Но видите ли, если поставить ее на стол, это, знаете, как-то…

— Совершенно верно, Стропус, — вставляет Даниелюс. — В этом зале все должны быть равны.

— Кроме женщин, — говорит Юргита, поднимая фужер.

— Кроме некоторых из них, — добавляет Багдонас. — За женщин, товарищи! За нашу очаровательную соседку!

— Ты — сама галантность, товарищ Юлюс, — иронизирует Даниелюс. — Когда ты был председателем колхоза… Словом, влияние большого города чувствуется. И очень…

Багдонас добродушно скалит зубы.

— Мы что-то здесь бормочем себе под нос, — говорит он, не скрывая своего превосходства, — и совсем с залом не общаемся. Тосты нужны! Дай мне, Стропус, как бывшему председателю колхоза, слово.

В зале шумно, голоса Стропуса почти не слышно, приходится хорошенько постучать ножом о тарелку.

Багдонас ждет, пока уляжется шум, застегивает пуговицы пиджака, снова расстегивает, глядит исподлобья на потолок и, потирая медвежьи лапы, рубит сплеча. Прежде всего позвольте сердечно поздравить трудового крестьянина, который пашет, сеет, поливает своим потом землю, чтобы с наименьшими потерями осенью снять урожай. Герой! Особенно нынче, когда природа во что бы то ни стало старалась поставить его на колени. Не сдался! Дягимай победила не только стихию, но и другие колхозы. Епушотасского района, заняв первое место. Веселись народ, у тебя есть на это право! Ура!

Мощное «ура» катится через все столы, сливается с дружными хлопками.

— Но, товарищи, разве могли бы вы похвастаться такими успехами, не будь у вас такого опытного работника, преданного делу партии, как ваш председатель? Нет, товарищи, без товарища Андрюса Стропуса вы не смогли бы добиться таких успехов. Ибо когда не крутится большое колесо, то не двигаются и маленькие колесики.

— За большое колесо! Ураааа!!!

Хлопки. Все поднимают стаканы.

— Погодите, погодите, товарищи, — останавливает всех Багдонас. — Я еще не кончил. Стропус — важное, но не самое большое колесо. Есть колесо побольше, без него весь агрегат района скрипел бы, тарахтел бы, но не двигался бы в нужном направлении. Я имею в виду Гириниса, вашего секретаря…

Последние слова Багдонаса тонут в возгласах и аплодисментах.

— Это уж точно!

— Даниелюс — человек!

— За Гириниса? Хоть всю бочку!

— Ваше здоровье, товарищ секретарь! Живите сто лет всем нам на радость и счастье. Ура!

— …раааа! — катится по коридору, вырывается во двор, в вечерние сумерки и эхом отдается в поселке.

Багдонас, не рассчитывавший на такой отклик зала, долго стучит ножом по тарелке, пока не утихомиривает разбушевавшуюся публику.

— Ваш район, товарищи, сегодня в республике шагает в первых рядах. И в этом большая заслуга товарища Гириниса, — кончает свой тост Багдонас. — Его организаторские способности, чуткость к трудящемуся человеку, принципиальность — вот та основа, на которой зиждутся все ваши успехи. Поэтому, уважаемые, я предлагаю тост за ваших прекрасных руководителей — Даниелюса Гириниса и Андрюса Стропуса.

Багдонас нерешительно садится, вдруг вспоминает, что не все сказал, но все в зале встают, и ему ничего другого не остается, как встать. Звенят стаканы, люди что-то выкрикивают в честь Гириниса, а те, кто поближе и посмелее, чокаются с секретарем, высоко поднимая стаканы. И Стирта протискивается вперед, чтобы чокнуться со своим родичем («Брат моей бабы, вы что, не знаете, ядрена-зелена!»), но Бируте с Рутой Бутгинене оттаскивают его в сторону.

— В каждой деревне свой дурак, а у нас — Стирта, — смеется Бутгинас.

Андрюс Стропус загодя обсудил с членами правления, кому первому и какие тосты говорить. Но Юлюс Багдонас все расстроил. Теперь другого выхода нет, придется самому что-то сказать. Зацепиться за это большое колесо Багдонаса, отдавая дань колесикам поменьше, и склонить на свою сторону сердца всех собравшихся, а главное — властей.

И изо рта Андрюса Стропуса вылетают слова — одно другого краше. Поклон простому труженику-колхознику, без героического, самоотверженного труда которого мы не шагали бы от победы к победе. Поклон уважаемому секретарю райкома Даниелюсу Гиринису, так сказать, руководящей силе и разуму Епушотаса. Поклон нашему гостю Юлюсу Багдонасу, который и есть главное колесо, двигающее весь механизм и дающее сложной машине колхозного производства правильное направление.

— За наших дорогих руководителей, товарищи!

Далее все идет, как и было намечено. То тут, то там кто-то острит, кто-то невинным анекдотцем веселит соседей. У столов, отведенных для самых почетных гостей, вертится все больше развеселившихся — надо думать, не от лимонада.

— Знаете, я не кончил свой тост, — признается Юлюс Багдонас Даниелюсу и хитро щурится. — Я не сказал самого главного.

— Чего же?

— Что тебя решили перевести в аппарат. Будем служить вместе.

Даниелюс с Юргитой переглядываются. Пришибленный новостью Стропус смотрит на них исподлобья.

— Это и есть обещанный вами сюрприз, товарищ Юлюс? — не может поверить Юргита.

— А что? Разве такая женщина, как вы, его не достойна?

— Несколько лет тому назад меня тоже хотели перевести в аппарат, — без особой радости говорит Даниелюс.

— Тогда это тогда, сам знаешь… А теперь строительство фабрики и высокие показатели по району поставили тебя на ноги, — заверяет Багдонас. — Товарищ Гиринене, вы победоносно вернетесь в свой любимый Вильнюс.

— Может, прежде всего следовало бы спросить, обрадовала ли эта новость самого Даниелюса Гириниса. И что думают по этому поводу люди. Обрадуются ли они, расставаясь со своим секретарем?

— Люди?.. — Багдонас зыркает на Юргиту, не уверенный в том, расслышала ли она его, и тут же смекает, что об этом не стоит и говорить. — А что касается товарища Даниелюса… Мне еще не доводилось встречать людей, которые отказывались бы от повышения.

— И я не отказываюсь, — вмешивается Даниелюс, поймав беспокойный взгляд Юргиты. — Куда там! Мне очень приятно оказанное доверие! Но я буду откровенен: голова от этого повышения кругом у меня не пошла. Здесь моя родина, дорогие мне с детства люди — это во-первых, а во-вторых — работа в районе мне больше по душе, чем раскладывание бумаг по папкам. Если бы все зависело только от меня, я бы из Епушотаса и шагу не сделал.

— Ха! — Багдонас недоверчиво улыбается, глядя то на Юргиту, то на Даниелюса. — А ваше мнение, товарищ Гиринене?

— В существенных вопросах наши мнения полностью совпадают, товарищ Багдонас. А что касается общеизвестной формулировки, которую вы наверняка имеете в виду, о том, что установка партии — приказ для каждого коммуниста, то сегодня ее смысл куда шире: выбор зависит от самого человека.

— Да… — отзывается Даниелюс. — Если ради этого выбора не приносятся в жертву интересы самого близкого человека…

— Любить — это и значит жертвовать, — тихо говорит Юргита Даниелюсу. — Если повышение омрачит тебе жизнь, то и мне возвращение в город моего детства не доставит удовольствия.

— Юргита… Юргита… — потупившись, шепчет Даниелюс. — Ты всегда отдаешь больше, Чем получаешь…

Багдонас отворачивается, прячет под белесыми ресницами завистливый взгляд и что-то бормочет под нос.

— Так, может, закончите свой тост, товарищ Багдонас? — осторожно напоминает председатель, обрадовавшись тому, что Гиринисы заняты беседой между собой; после того как Стропус бежал с места происшествия, панически зовя других на помощь, он всегда чувствует себя неловко рядом с секретарем.

— Какой тост? А… Вряд ли стоит сообщать о том, что еще не скреплено печатью, — возражает раздраженный Багдонас.

Андрюс Стропус разочарованно кусает губу — снова придется жить и работать вместе с Гиринисом… Но свое разочарование он удачно прикрывает веселой улыбкой и с самодовольством хлебосольного хозяина окидывает гудящий зал, где за «художественным» столом Саулюс Юркус готовит к выступлению свою певческую армию. Самое время прийти на помощь тем, кто поднимает тосты и кто, похоже, уже выдохся…

— Может, для храбрости, Унте? — толкает Гириниса кулаком в бок сосед, с которым тот не раз шумно выпивал. — Я знал, что будет только пиво, да и то хреновое, поэтому бутылочку прихватил.