Валентин Катаев - Том 9. Повести. Стихотворения

В теплом море по колени
Ты стояла в хрупкой пене,
Опасаясь глубины.
Вся — желанье. Вся — движенье.
Вся — в зеркальном отраженье
Набегающей волны.

Помню камень в скользкой тине,
Помню моря очерк синий,
Бег торпедных катеров.
И на коже загорелой —
Нежный-нежный, белый-белый,
Узкий след ручных часов.

Целый день широкий ветер с юга
Жарко дышит, соснами звеня.
Это ты, далекая подруга,
С юга зноем дышишь на меня.

Это ты мой лес прохладный сушишь.
Что со мною, я не знаю сам.
Это ты меня томишь и душишь,
Лунным светом травишь по ночам.

Это ты мне жарко шепчешь в ухо
Нежные, бессвязные слова.
Ух, как трудно мне дышать, как сухо!
Как болит бессонно голова!

И опять весь день шара и скука.
Иглы с сосен сыплются, звеня.
Разве мог я думать, что разлука
Так иссушит, так сожжет меня?

Говорят, что лес печальный.
Говорят, что лес прозрачный.
Это верно. Он печальный.
Он прозрачный. Он больной.

Говорят, что сон хрустальный
Осенил поселок дачный.
Это правда. Сон печальный
Осенил поселок дачный
Неземной голубизной.

Говорят, что стало пусто.
Говорят, что стало тихо.
Это верно. Стало пусто.
Стало тихо по ночам.

Ночью белые туманы
Стелют иней на поляны.
Ночью страшно возвращаться
Мимо кладбища домой.

Это правда. Это верно.
Это очень справедливо.
Лучше, кажется, не скажешь
И не выразишь никак.

Потому-то мне и скверно,
И печально, и тоскливо
В теплой даче без хозяйки,
Без друзей и без собак.

Прошли декабрьские метели.
Бело и весело в лесу.
Вчера смотрел в окно на ели
И увидал в лесу лису.

Она трусила вдоль опушки:
Был вид ее, как в книжке, прост:
Стояли ушки на макушке,
А сзади стлался пышный хвост.

Блеснули маленькие глазки,
Я хорошо заметил их.
Лиса мелькнула, точно в сказке,
И скрылась в тот же самый миг.

Я выскочил во двор раздетым.
Лисицы нет. Туда-сюда…
Сыщи ее. Попробуй. Где там!

…Так и с любовью иногда.

Каждый день, вырываясь из леса,
Как любовник в назначенный час,
Поезд с белой табличкой «Одесса»
Пробегает, шумя, мимо нас.

Пыль за ним подымается душно.
Стонут рельсы, от счастья звеня.
И глядят ему вслед равнодушно
Все прохожие, кроме меня.

Мне снилось, что белые козы
Ко мне на участок пришли.
Они обглодали березы,
Все съели и молча ушли.
Проснулся — н тихие слезы,
И тихие слезы текли.

В окно посмотрел — удивился:
Как за ночь мой лес поредел,
Пока я так глупо ленился,
Пока над стихами сидел.

Идут из-за леса морозы.
Готовы ли к холоду мы?
Идут, приближаются козы,
Голодные козы зимы.

Ох, чую — придут и обгложут
Все то, что я вырастил тут.
И спать под сугробом уложат,
И тихо на север уйдут.

Я вру! Я не спал. Я трудился,
Всю ночь над стихами сидел.
А лист в это время валился,
А лес в это время седел.

Ах, какие сугробы
За окном намело!
Стало в комнатах тихо,
И темно, и тепло.

Я люблю этот снежный,
Этот вечный покой,
Темноватый и нежный,
Голубой-голубой.

И стоит над сугробом
Под окном тишина…
Если так же за гробом —
Мне и смерть не страшна.

Когда я буду умирать,
О жизни сожалеть не буду.
Я просто лягу на кровать
И всем прощу. И все забуду.

За стволы трухлявых сосен
Зацепившись вверх ногами,
Разговаривали дятлы
По лесному телеграфу.

— Тук-тук-тук, — один промолвил.
— Тук-тук-тук, — другой ответил.
— Как живете? Как здоровье?
— Ничего себе. Спасибо.

— Что хорошенького слышно
У писателя на даче?
— Сам писатель кончил повесть.
— Вам понравилась? — Не очень.

— Почему же? — Слишком мало
В ней о дятлах говорится.
— Да, ужасно нынче пишут
Пожилые беллетристы.

— А писательские дети?
— Все по-прежнему, конечно:
Павлик мучает котенка
И рисует генералов.

— А Евгения? — Представьте,
С ней несчастье приключилось:
Нахватала в школе двоек
И от горя захворала.

Но теперь уже здорова,
Так что даже очень скоро
Вместе с мамою на дачу
На каникулы приедет.

— Ходят слухи, что на дачу
К ним повадилась лисица.
Интересно, что ей нужно?
— Совершенно непонятно.

— Впрочем, летом на террасе
Жили белые цыплята.
Очень может быть, лисица
И приходит по привычке.

Все ей кажется, что можно
Сцапать курочку на ужин.
И вокруг пустой террасы
Ходит жадная лисица.

Красть цыплят она привыкла,
А теперь голодной ходит.
— Да, вы правы. Значит, надо
Избегать дурных привычек.

Как сказал б одной из басен
Знаменитый баснописец:
«Ты все пела, это дело,
Так поди-ка, попляши».

Так под Новый год на даче
На стволах столетних сосен
Разговаривали дятлы
По лесному телеграфу.

— Тук-тук-тук, — один промолвил.
— Тук-тук-тук, — другой ответил.
— Ну, я с вами заболтался,
С Новым годом. До свиданья.

Когда, печальна и бела,
Она плыла перед кулисой,
Не знаю, кем она была —
Сама собой или Ларисой.

Над старой русскою рекой
Она у рампы умирала
И ослабевшею рукой
Нам поцелуи посылала.

Пока разбитая душа
Еще с беспамятством боролась:
«Я всех люблю вас», — чуть дыша,
Нам повторял хрустальный голос.

Как одержимые, в райке
Стонали нищие студенты,
И в остывающей руке
Дрожали палевые ленты.

Не знаю, силою какой
Она таинственной владела.
Она была моей душой,
Впервые покидавшей тело.

Она была моей сестрой,
Она ко мне тянула руки,
Она была Судьбой и Той,
С которой я всю жизнь в разлуке.

В снегу блестящем даль бела, —
Нарядная, блестящая, —
Но эта красота была
Совсем не настоящая.

Ты только раз моей была,
Не лгала, не лукавила,
И, словно ранний снег, прошла,
Один туман оставила.

У нас дороги разные.
Расстаться нам не жаль.
Ты — капелька алмазная,
Я — черная эмаль.

Хорошенькая, складная,
Сердитая со сна,
Прощай, моя прохладная,
Прощай, моя весна.