Лев Кассиль - Том 5. Ранний восход. Маяковский – сам

Великолепно владея своей юной аудиторией, Кассиль хорошо сознает и свою ответственность перед ней, как писатель, как воспитатель. При всем своем остроумии, так ценимом ребятами, он не может и не хочет только развлекать и забавлять своих читателей. В каждой своей книге он как писатель решал свою педагогическую задачу. Так, видя увлечение ребят кино и разделяя с ними это увлечение и в то же время понимая всенародность этого искусства, его значение в нашей жизни, его будущее, Кассиль в «Великом противостоянии» вводит читателя, вместе с героиней книги, на кинофабрику, открывает секреты производства. Он делает это по-кассилевски, строя сюжет на неожиданностях, на забавных совпадениях, даже на излюбленных каламбурах: когда Сима Крупицына сидит на скамеечке в саду возле кинофабрики, даже не подозревая, куда ее привезли, вдруг перед ней появляется… Наполеон, потом второй, третий, целых семь Наполеонов окружают ее, на семь ладов хохочут над ее смущением. Режиссера-лаборанта Арданова сокращенно называют «Лабардан» (по «Ревизору» Гоголя), а режиссер Расщепей постоянно вставляет в свою речь всякие смешные поговорки, вроде «сыворотка из-под простокваши» (скороговорка, с помощью которой обучают актеров дикции) или «лыко-мочало» либо «сено-солома» (так обучали в старые времена маршировать солдат-новобранцев), и по-разному варьирует имя девочки: то «Сима-победи-ша», то «Сима-хама-яфета». Но все это-дань той внешней завлекательности кино, слух о которой бытует в обиходе. А на самом деле Расщепей совершенно серьезно раскрывает в процессе постановки работу актора и режиссера в кино, учит Симу любить стихи, понимать историю, ценить правду в искусстве. Попутно Сима получает все время незаметные уроки чуткости, стойкости, искренности, человечности и в этом смысле оказывается еще более способной ученицей Расщепея, чем в актерском мастерстве, которое мгновенно уходит от нее, как только она попадает в руки неопытного, бездарного режиссера Причалина. Сима Крупицына пе становится киноактрисой, но все, чему научил ее Расщепей, пригодилось ей, когда настали трудные времена: пришла война, и Симе довелось стать руководителем ребят – пионервожатой.

Вторая книга «Великого противостояния» вводит новую тему: «великого противостояния» нашего народа войне, фашизму, вражескому нашествию немцев, нападению на мирный труд, на весь советский строй нашей земли. То, что только разыгрывалось перед Устей-партизанкой – Симой в кинофильме, теперь оказывалось жестокой правдой военной действительности и требовало подлинного мужества от людей. Жизнь сама неожиданно и необычно продолжила и повернула сюжет. И это сделало глубже и достовернее повесть. Когда сейчас перечитываешь «Свет Москвы», книга волнует чрезвычайно. Конечно, не той сентиментальной дружбой-любовью Симы и туркмена-конника Амеда, которую так трогательно описывает автор, и даже не отважным побегом Симы с Игорьком от немцев через фронт к нашим (это по замыслу писателя должно, очевидно, перекликаться с подвигом Усти-партизанки), – нет, совсем не этими ухищрениями сюжета. Волнует до слез, до комка в горле непосредственное ощущение военной Москвы, весь военный быт столицы, первые налеты вражеской авиации, дежурства на крышах, борьба с «зажигалками», суровые будни войны, московские пожары, эвакуация детей и та горячая любовь к Москве, которая живет в книге на многих страницах, – вот чем дорога эта повесть Кассиля. Москва – любимый город, так и в песне поется, и писатель-москвич устами своей Симы Крупицыной передает тревожный, меняющийся, до боли близкий и родной облик нашей Москвы, выстоявшей, выдержавшей все испытания, не впустившей врага на свои площади и улицы.

Вот Сима в пять часов утра выходит с Казанского вокзала, вернувшись в осажденную Москву. «Как тиха и пустынна Москва! Ни души на улицах… Нигде ни огонька. И ни одного прохожего. Словно город опустел, как я представила себе тогда на островке, когда мир вокруг нас погасил все свои огни. Гулко раздается стук моих каблуков по панели… Проехала через улицу грузовая машина с полупритушенными сиреневыми фарами… И постепенно огромная теплая радость разливается по всему моему существу… Нет, ты жива, моя Москва! Дымишь и дышишь, ты только притаилась. И вот я иду по Москве… Начинает светать. Теперь я вижу, что Москва вся наготове. Кругом на склонах Яузы – противотанковые ежи, колья, – опутанные колючей проволокой, на улицах какие-то круглые будки с прорезями, бойницами, из которых уже кое-где торчат пулеметы. На перекрестках появились какие-то валы с узкими проходами, заложенными мешками с землей. Значит, здесь готовы ко всему. И город не открыт для врага. Никто не застанет Москву врасплох…» Право, тут можно цитировать целые страницы – так это верно, точно и трогательно.

Так можно было написать, только самому увидев все это, самому проходя по той Москве ночью или на рассвете, самому испытав то невыразимое чувство любви к Москве, к Родине.

И именно этим чувством книга будет жива даже тогда, когда по времени она уже станет в какой-то мере «исторической».

Совсем особое место в творчестве Кассиля занимает повесть о юном художнике – «Ранний восход». Кассиль вообще мастер давать хорошие имена своим книгам – все они имеют подчеркнуто двойной смысл, заставляют задуматься, почувствовать какой-то символический знак в любом названии – «Кондуит», например, или «Великое противостояние», или «Улица младшего сына». Название «Ранний восход» тоже образное и может быть расшифровано и как юность художника, и как ранний расцвет таланта, и как то сияющее раннее утро, когда так трагически-случайно погиб Коля Дмитриев.

Но по существу оно документально: оно взято из слов самого Коли. Дважды разным своим товарищам Коля рассказал о своей заветной мечте – написать картину «Ранний восход». «Я напишу когда-нибудь, вот если как следует выучусь, картину. Такой ранний-ранний рассвет. Двое идут. Дорога вдаль вьется. Далеко-далеко… Там горы, и солнце только всходит. А тут домик, хозяйка печку только что затопила, дымок из трубы идет, а сама вышла, смотрит вдогонку ласково так и счастливого пути желает. А им еще идти и идти, и день только начинается. А наверху в небе где-нибудь самолет. Его уже солнце тронуло, он светится, а внизу еще тени только рассеиваться начинают. День еще только-только сейчас начинается…»

И потом, позже, летом в пионерском лагере мальчик встает рано-рано и с книжкой Тургенева в руках отправляется тайком в березовую рощу, залезает на самую высокую березу и встречает солнце – «самый первый-первый луч». И «проверяет» Тургенева – «верно ли у него восход написан», и восхищается, как «здорово верно» написано: «и по реке, стыдливо синевшей из-под редеющего тумана, полились сперва алые, потом красные, золотые потоки молодого горячего света…»

Книга «Ранний восход» – в издании Детгиза – замечательный памятник юному художнику. Мы не только узнаем здесь, как он прожил свою недолгую жизнь, но и видим, как он работал, видим его рисунки, акварели, портреты и наброски, цветные репродукции с его первых картин. Так же, как любовно воспроизведены в книге его талантливые работы, с такой же любовью оживлены пером писателя дни его раннего детства: жизнь его семьи, Плотников переулок, дом, где он жил, двор, на котором он играл с младшей сестренкой и старшими товарищами, уроки музыки и постоянная тяга к рисованию, встречи с художниками – со знаменитым своим дядей, театральным художником В. В. Дмитриевым, с И. Э. Грабарем, с П. П. Кончаловским, учение в Суриковской художественной школе, что прямо против Третьяковской галереи, куда так часто и один и с друзьями ходил будущий художник. Страницы из дневников, отрывки из писем, тетрадка с записями изречений знаменитых художников мира… И – последнее лето в деревне Репинка, «выставка» новых работ, устроенная на кровати, прямо на матраце, для сестры. И раннее утро 12 августа 1948 года, когда случайный выстрел оборвал эту жизнь.

Юный талант Коли Дмитриева оценен здесь высокой мерой – такой книги-памятника удостоены далеко не все уже известные и зрелые художники.

Но мне думается, писатель в этой книге стремился не только оставить памятник юному художнику. Другой, более глубокий замысел вел автора от страницы к странице. Почему именно ребенка сделал он героем своей книги? Почему именно начало жизни будущего художника воспроизводил он шаг за шагом с такой нежной тщательностью? Вместе со своим героем Кассиль вводил и своего юного читателя в очарованный мир искусства, в мир живописи, раскрывал перед ним трудности и тайны художественного поиска, учил видеть жизнь глазами художника. Недаром книга начинается с того замечательного эпизода, когда шестилетний (шести с половиной, говорит отец) мальчик впервые, интуитивно, рисуя палочкой на песке, постигает «закон перспективы».

Литература – это «человековедение», говорил Горький. Книга Кассиля «Ранний восход» – человековедческая, исследующая день за днем, как проявляется и растет в ребенке, в маленьком человеке художник. И подросток, который внимательно прочтет эту книгу, станет богаче, чутче и зорче, будет более готов к восприятию живописи и литературы, если почувствует связь между ними.