Будут расставания - Юрий Петрович Абраменко

Откосов потянул на себя дверцу. Свинцовая пломба соскользнула со шнура и упала под ноги. Мастер достал связку ключей. Одним открыл дверцу кабельной сборки. Ключ был самодельный. Мастер открывал им дверь любой сборки.

Начищенные шины из красной меди принимали стекающую с генератора энергию. Но внешне медные шины были холодными, безжизненными. Откосов вчера сам проверял в этой сборке места соединений шин и сейчас привычно протянул руку, стараясь одним движением угадать, как затянут болт. Он успел задеть шинку, и голубоватая искра сверкнула под пальцем — точно из-под ногтя выскочила, а другая у ног царапнула бетонный пол. Мастер упал. А на щите управления «выпала» «Земля».

— Земля — на десять киловольт, — сказала дежурная щитовая, и дежурный техник снял трубку прямого телефона.

— Василий Иванович, ищите «Землю». Проверьте и позвоните, что случилось.

ГРЭС прощалась с мастером. Басовитый гудок слышали заводы за рекой, за березовой рощей, за шлаковым полем.

Крупные снежинки падали на красный гроб, на ковер, постланный в кузове машины. Бахрома ковра в снегу, и лицо мастера бело, как снег.

Густо пел гудок. Закуржавелые провода натянулись, стальные опоры и порталы стояли седые. Дымы из четырнадцати труб стелились по самому гребню, опускались до земли.

Ледяной ветер бил Артура в лицо. И большая радостная земля стала вдруг маленьким шариком, где только горе, снег и холодный ветер.

Сегодня пошел второй месяц, как Дмитрий работал самостоятельно, а Федор уже стажировался на старшего монтера.

…В полночь, приняв смену, Василий Иванович позвонил в химцех, узнал температуру воздуха.

— Тридцать девять! — сказал он монтерам. — Через час все сорок будут.

— Сорок? — переспросил Митя. — Температура как у известного напитка.

На монтерском пункте гудел вентилятор. Федор не поднимал глаз — читал инструкцию, а Кашкин писал в сменном журнале.

— Вот так бы всю смену, — мечтал Митя. — Продули бы моторы, навели чистоту на щите освещения — красота.

— Как у тебя, Митя, с бюро? — Федор перестал читать инструкцию. Он, конечно, знал, что решили члены комсомольского бюро, но выжидательно смотрел на Дмитрия.

— Все в порядке! — ответил Митя с наигранной беззаботностью. — У меня теперь новых забот — жуть дело! Занятия в техникуме, а тут Васька Елкин-Палкин с хоккеем привязался!

Зазвонил телефон, Дмитрию вдруг стало грустно, словно почувствовал неладное. Он поспешно закурил, поглядывая с тревогой на Кашкина.

Василий Иванович положил трубку на рычажки аппарата и тоже стал закуривать.

— Митя, — сказал он наконец, — РПМ стал. Придется сходить.

Фонарь на столбе перестал скрипеть, свет больше не скользил по снежному конусу. На изломанном кустике бурьяна лежал иней, и кустик походил на пригнувшегося зверька. Такой же белый иней лег на воротник шубы, на брови и ресницы машиниста РПМ — разгрузочно-погрузочной машины. Машинист помогал Дмитрию тянуть тяжелый кабель в резиновом шланге. Чем дальше от машины отходили они, тем больше сгибался машинист. В морозном тумане оранжевым пятном мутнел свет фонаря. РПМ казалась нелепо огромной, с задранным транспортером, похожим на хобот.

Они подтащили кабель к тумбе шинной сборки, и Митя ключом открыл дверцу. Он стал коленями на снег: полушубок был короток ему. Озябшими руками старался подсоединить концы кабеля к клеммам, ругался сквозь зубы, но работал терпеливо.

— Вот монтерский хлеб — наблюдай, — сказал, вставая с колен. — Готово. Опробуем.

Снег заскрипел под валенками машиниста.

Митя стал бегать вокруг сборки и хлопать себя руками по бокам. Он работал второй час и, казалось, не осталось в нем ничего, что бы не промерзло.

Со всех сторон пронзительно кричали паровозы, словно собрали их сегодня вокруг ГРЭС. Совсем рядом грохотала дробилка, с другой стороны отчетливо скрипела тросами лебедка и на редкость громко разговаривали на соседнем железнодорожном узле диспетчеры.

Черное низкое небо было сегодня почти без звезд. Седые обрывки дыма плыли над землей, воздух был кисловатым, все время хотелось кашлять — ветер дул со стороны цинкового завода. Машинист РПМ показывал Мите на машину, то и дело скрещивая над головой руки. Жест этот означал, что концы кабеля соединили неправильно и их надо пересоединить.

Стертый разводной ключ часто срывался. Дмитрий снимал рукавицы и дул на озябшие пальцы. Ему стало казаться, что полушубок на нем железный — таким холодным и твердым стал он. Стужа перехватывала дыхание.

Дмитрий подал рукой знак:

— Пробуй!

Лязгая, приподнялся транспортер, загрохотали катки под лентой.

— Хорошо! Работает! — крикнул машинист, приоткрыв дверку кабины.

— Добро! Пойдем греться! — Митя поднял ключ и, прикрывая рукавицей лицо, побежал к вагончику-теплушке.

В вагончике плавал слоистый табачный дым, от регистров отопления пахло горелой краской. Митя не чувствовал тепла. Сбросив полушубок, он бегал по вагончику, оттирал ладонями лицо.

— У тебя нет сапог-скороходов? — вдруг спросил Митя машиниста.

— Чего тебе? — не понял тот.

— Да воспитывает меня тут один букварь. А я его! Шагать, говорит, по жизни надо семимильными шагами. Догонять, что упустил сдуру.

— Упустил? — переспросил машинист. — Кого упустил?

— Время! — ответил Митя. Жизнь была у меня тепленькая. Все было! Птичье молоко тоже. А на поверку вышло, что проиграл я. Так что нужны мне теперь сапоги-скороходы и ковер-самолет. Хорошо, что люди друг друга умеют воспитывать. Вот, например, я тебе напоминаю, что уже пора работать.

— Сейчас, что ли?

Машинисту не хотелось на мороз. Он курил и глядел на Митю осоловевшими от тепла глазами.

— Айда! Ступай, — торопил Митя. — Я подожду, а то вдруг опять забарахлит.

За тонкими стенами вагончика озлобленно скрежетала РПМ. И пока Митя слышал эти звуки, ему спокойно думалось.

«Чаю бы с вареньем сейчас, густого до горечи, как у матери. — И глаза закрыл, улыбаясь. — Хорошо если Федор или Галя догадаются купить сахара». Сахар кончился и покупать его была Митина очередь, но он забыл, как всегда.

«О Федоре Галина печется: чтоб позавтракал, чтоб без шарфа на работу не ушел. За Артуром — вся бригада Откосова: чтоб он уроки выучил, чтоб на костюм деньги отложил. А кто обо мне думает? Але на меня наплевать. Вот где трагедия!» Внезапно в морозной ночи исчез скрежет транспортера РПМ, и точно пустота образовалась в маленьком мире станционного двора.

— Предохранитель, наверное, полетел! — Митя застегнул полушубок и поднял воротник. — Вперед! Нас ждут подвиги, слава и благодарность Василия Ивановича.

Из-за главного корпуса выплыла ущербная луна. Повисла над порталами, чуть обведенная оранжевым ореолом. Рядом спал большой город. Не чувствуя мороза,