Марк Ланской - Опанасовы бриллианты

— Поимейте жалость, чи не знаете, где вин буде?

— Что вам нужно? — спросила Ольга Павловна, силясь прочесть загадочные каракули.

— Вин казав, що вона близ базару, я скрозь усю вулицю прошел, а вона…

— Ничего не понимаю: «вин», «вона»!

В эту минуту со стороны Невского к ним подошел высокий пожилой мужчина в зеленой велюровой шляпе и в пальто из дорогого ратина. С улыбкой поглядывая на дурацкую физиономию парня, он спросил у Ольги Павловны:

— Простите, гражданка, разрешите узнать, что он от вас хочет?

Мужчина произвел на Ольгу Павловну благоприятное впечатление. Она обменялась с ним взглядом, как с человеком своего круга, и протянула ему странную бумажку.

— Я сама не знаю. Просит прочесть, что тут написано…

Парень с выпученными глазами заблеял еще жалобнее прежнего:

— Вин казав, що с Кузнецького базару треба итти по той вулицы, где речка, а вона…

— Постой, — перебил мужчина, — тут написано «Ювелирторг».

— Вин, вин, — обрадовался парень, — юлирторг. Так мини и батько казав…

— А зачем тебе ювелирторг? Купить хочешь что-нибудь? — допытывался мужчина.

— Ни! Мыне треба продать. Будьте ласковы, покажьте, где цей самый юлирторг.

— Погоди, не торопись. Что ты хочешь продать? Может я у тебя сам куплю, уплачу дороже, чем в магазине.

Лупоглазый парень долго хлопал рыжими ресницами, подозрительно оглядывая мужчину, потом еще раз взглянул в лицо Ольги Павловны и, видимо успокоившись, засунул руку в бездонный карман ватных брюк. Оттуда он вытащил грязную тряпицу, заменявшую ему, должно быть, носовой платок… В тряпице оказались новенькие золотые часики и массивное золотое кольцо. Мужчина в шляпе схватился было за ценности, но парень испуганно отшатнулся.

— Ни! — сказал он. — Батько казав, що в городе багато жуликов и мыни облапошут.

Непосредственность парня заставила Ольгу Павловну рассмеяться. Мужчина стал сердиться.

— Да, что ты, дурной, боишься? Вот посмотрим мы с гражданкой эти часики и купим их у тебя. Не нужно будет и ювелирторг искать. Отойдем в сторонку.

Парень доверчиво протянул часики Ольге Павловне.

— Чудесные швейцарские часики, — прошептал мужчина в шляпе. — Слушай, друг, может быть у тебя еще что-нибудь есть для ювелирторга?

Парень помялся и тихо проговорил:

— Е… камушки.

— Какие камушки? Ты покажи, не бойся.

— Покажи, милый, — сказала Ольга Павловна потеплевшим голосом.

Она уже забыла о портнихе и обо всем на свете. Эта неожиданная встреча с дурачком, у которого карманы набиты драгоценностями, захватила ее целиком. Парень, скособочившись, засунул руку под самый локоть своего теплого пиджака и извлек оттуда комок ваты. Поковыряв в ней пальцем, лупоглазый выкатил на ладонь шесть крупных как орехи камней. Под лучами весеннего солнца они засверкали чистейшими огнями небесной радуги.

— Бриллианты! — с изумлением вздохнул мужчина и, оглянувшись по сторонам, сказал парню: — Заверни! Спрячь! Откуда они у тебя? Может, краденые?

— Тю! Сказав дурный. Какие ж они краденые? Батя мий ище когда в самую первую революцию их у помещика прибрал. Всю жисть под половицей в хате ховал, а вин говорит — крадены. Мий батя, как помирать став, выдав уси бриллианты и наказав снести в тот самый юлирторг. Тебе, кажет, за ных тысяч сорок выдадут. Ему про то один верный чоловик казав.

— Не нужно никакого ювелирторга, — взволнованно зашептал мужчина. — Мы тебе поможем продать их в надежные руки.

— Будьте ласковы, — заблеял парень. — Помогите. Я в цим городе одурел совсим. Поможете — я вам те часики и кольцо задаром отдам.

— Это ты не плохо придумал. Все будет в порядке. Ведь мы поможем ему? — обратился мужчина к Ольге Павловне. — Простите, я не знаю вашего имени…

Ольга Павловна назвала себя.

— Меня зовут Эдуард Максимович, — приподнял шляпу мужчина. — Раз счастливый случай свел нас с этим алмазным принцем, придется довести дело до конца. Надеюсь, вы не торопитесь?

— Да… то есть нет… Немного времени у меня есть.

— Ну и чудесно! Прежде всего я забегу домой — это тут рядом, второй дом от угла, — и захвачу наличность. Потом мы зайдем к моему приятелю — старому ювелиру, большому знатоку своего дела, живет он тоже неподалеку, на Загородном. Оценим у него камни, а там будет видно. Прошу вас, уважаемая Ольга Павловна, идти с товарищем… Эй, друже, как тебя звать?

— Опанас.

— Чудесно. Идите потихоньку с товарищем Опанасом по этой стороне, а я вас мигом догоню.

Эдуард Максимович повернул к Невскому, но не успела Ольга Павловна пройти с Опанасом и двух кварталов, как он, запыхавшись, догнал их. Лицо его сияло.

— Все в порядке. Вот что, Опанас. Мы сейчас с Ольгой Павловной поднимемся к ювелиру и покажем ему твои камни. Он скажет настоящую цену и даст покупателя. А ты нас подождешь внизу. Чтобы ждать было не скучно, я тебе дам задаток. Получай и прячь получше. Десять тысяч.

Эдуард Максимович передал Опанасу длинную, плотно спрессованную банковскими лентами пачку сторублевок. Опанас схватил ее обеими руками и сунул в один из своих карманов. Охваченный чувством полного доверия к своим знакомым, он тут же вручил Эдуарду Максимовичу ватку с бриллиантами.

Бережно поддерживая Ольгу Павловну под руку и оставив Опанаса плестись в нескольких шагах позади, Эдуард Максимович не умолкал ни на минуту.

— Как вам нравится этот король бриллиантов? Он должно быть меняет портянки как перчатки — раз в три года. Везет же кретину! У него сегодня будет неплохая получка. Если мы с вами не получим хотя бы самые скромные комиссионные за наши труды, — это будет непростительной глупостью. Пусть скажет спасибо, что нарвался на честных людей. Иные ловкачи оставили бы такого лопоухого без камней и без денег. Мы не будем жадными. Если от бриллиантов покойного бати Опанаса нам отвалится по пяти тысяч рублей, будем считать это улыбкой фортуны и примем ее с философским спокойствием. Думаю, что вы сумеете истратить эту мелочь на вещи, приятные женскому сердцу. Кстати, если потребуется мутонная шуба или редкий отрез, прошу звонить. Я вам оставлю телефон, и, надеюсь, мы станем друзьями. Не случайно же богиня счастья предстала предо мной в вашем облике.

У Ольги Павловны закружилась голова. В ее глазах появились почти такие же огни, какие играли в бриллиантах Опанаса. В ней проснулись чувства, о существовании которых она никогда не подозревала. Ее обуяла жадность, желание поживиться за счет глупого деревенского парня. И с каждым шагом эта жадность все больше росла и ослепляла ее.

— Вот мы и пришли! — сказал Эдуард Максимович, останавливаясь у большого серого дома на Загородном проспекте. — Опанас! Мы сейчас поднимаемся на четвертый этаж в квартиру восемь, а ты подожди, никуда не отлучайся. Минут через десять мы вернемся.

Они успели дойти только до третьего этажа, как вдруг увидели бегущего им навстречу, по-козлиному подпрыгивающего на ступеньках лестницы, сухонького старичка с седой бородкой, в старомодном пенснэ со шнуром. Он глядел себе под ноги и, вероятно, не заметил бы поднимающуюся пару, если бы Эдуард Максимович не раскрыл перед ним своих объятий.

— Куда вы бежите, Шприц? Вернитесь на минутку домой. Мы идем к вам. Мне и этой даме нужно посоветоваться с вами по одному очень важному делу.

Шприц недовольно посмотрел на них и рванулся вперед.

— Завтра. Приходите завтра. Сейчас нет у меня ни одной минуты. Я и так опаздываю. У меня срочная экспертиза.

Но Эдуард Максимович крепко держал его за пуговицу пальто и делал вид, что вот-вот станет перед Шприцом на колени.

— Прошу как друга. На пять минут. Три минуты. Одна! Не будем даже подниматься: посмотрите одним глазом на вещь, и мы уйдем!

Не давая старику опомниться, он вытащил из кармана камни Опанаса и подсунул их Шприцу под самый нос. Вероятно, у старого ювелира проснулся профессиональный интерес. По инерции бормоча проклятия, он взял ватку с бриллиантами и отошел с ними к окну. Сначала он взглянул на камни сквозь пенснэ, потом извлек из кармана лупу и долго разглядывал каждый бриллиант отдельно… Он молчал, но с каждым мгновением лицо его менялось. Сначала на нем отразился испуг, потом появилось крайнее изумление, которое, в свою очередь, сменилось выражением беспредельного восторга. Держа на ладони горсть сверкающих камней, он вытянул руку, откинул назад голову и, глядя на бриллианты, застыл, как изваяние.

— Что с вами. Шприц? — спросил Эдуард Максимович. — Может быть, вы нам что-нибудь скажете?

Старый ювелир, словно вырванный из мира грез, вздохнул, тщательно завернул камни в вату и, возвращая их Эдуарду Максимовичу, строго спросил:

— Чье это, Эдуард? Этой мадам?

Ольга Павловна не успела раскрыть рта, как Эдуард Максимович уже ответил: