Шесть дней - Сергей Николаевич Болдырев

— А… кто он? — смутившись спросил Ковров.

Лариса медлила, легкий румянец окрасил ее бледные щеки.

— Нет, не стоит вам знать, — сказала она. — Ведь это не моя тайна.

— Какое я имею право спрашивать? — произнес Ковров, соглашаясь с Ларисой. — Так, случайно с языка сорвалось. Не очень-то я гожусь в советчики по этой части.

Ковров посмотрел на круглые электрические часы на стене, было без десяти минут три, скоро придет с литейного двора Андронов.

Резкий телефонный звонок прервал его размышления. Он поднял трубку. Мастер второй печи спрашивал, нет ли на шестой сменного электрика.

— Здесь, — ответил Ковров. — Здесь она. Сейчас пришлю. — Кладя трубку, сказал Ларисе, что ее вызывают на вторую печь.

И в это время вошел тот, кого ждал Ковров, — Виктор Андронов, в широкой шерстяной робе горнового и в затертой пластмассовой каске. Остановился у двери, оглядывая их обоих.

— Помешал я тут… — сдержанно сказал он.

— Витя, как ты можешь помешать? — сказала Лариса, поднимаясь из-за стола.

Андронов, видно, по-своему истолковал ее поспешное движение.

— Я помешал, могу и уйти… — резковато сказал он.

— Ты, Витя, никогда меры не знаешь, — оборвала его Лариса и торопливо пошла к двери.

Ковров глянул на часы: ровно три. Андронов пришел точно, как и договорились, значит, с интересом ждал испытаний.

— Обиделась! — воскликнул Виктор. — А что я такого сказал?

— Наверное, есть на что обижаться, — заметил Ковров и невольно подумал: «Уж не Виктор ли Андронов?.. От него можно ждать чего угодно, взбалмошный парень…»

— Вы что имеете в виду? — неприятным, режущим слух голосом спросил Андронов.

— Ну хорошо, оставим… — с досадой на самого себя за неуместное предположение сказал Ковров.

— Что оставим? — не уступал Андронов.

— Спор этот оставим.

Андронов устроился у стола с телефонами, откинулся на спинку металлического стула и широко развел острые колени. Каска и роба, да еще посеревшее от усталости с ввалившимися щеками лицо старили его, а на самом деле и по годам, и по своему поведению — мальчишка. Работал Виктор третьим горновым у шлаковой летки, где никакой механизации не существовало. Кстати и некстати Андронов требовал засадить за работу сто конструкторов для улучшения условий труда горновых. Весь доменный цех прослышал об «андроновской сотне», Виктор не упускал случая ругнуть и начальника цеха, и обер-мастера — Деда, как его называли, и инженеров по технике безопасности за то, что они не хотят внедрять новые механизмы, облегчающие труд рабочих, боятся, утверждал он, чтобы не нагорело от начальства: занялись, мол, изобретательством, вместо того чтобы чугун давать. Андронов перешел на второй курс вечернего металлургического института, читал бюллетени технической информации, спорить с ним было не так-то просто.

Первой его «жертвой» стал мастер Бочарников, доменщик опытный, но без технического образования. Бочарников, доброй души человек, вывел в люди многих парнишек, начинавших у доменной печи свой трудовой путь, но для споров с горновым-студентом эрудиции у него явно не хватало, и, может быть, поэтому он считал Андронова пустобрехом. До недавнего времени, пока Андронову не надоели постоянные стычки с мастером, работали они в одной смене. На производственных совещаниях от речей горнового Бочарникова пот прошибал. Он рассказывал друзьям, что «андроновская сотня» стала сниться ему по ночам и не дает как следует выспаться. Свою гипертонию он тоже приписывал кошмарной сотне прилипших к чертежным доскам инженеров, и ни видеть, ни слышать Андронова спокойно не мог, даром что тот был сыном его друга, с которым вместе во время войны кончал ремесленное. Но Андронов-отец второй год помогал индийским металлургам осваивать доменные печи, и управы на Виктора не было.

Лишь совсем недавно Виктор Андронов настоял на переводе в другую смену — мастера Ивана Чайки, своего дяди по матери. Чайка, всего-то лет на десять старше племянника, был единственным человеком в цехе, с которым Виктор не вступал в споры и которому не дерзил. Работа на заводе десятилетиями бок о бок не оставляла тайн друг о друге, и Ковров знал, что мать Виктора терпеть не может младшего своего брата, Ивана Чайку, — не сошлись семьями — и корит сына за дружбу с ним. Но, как часто бывает в семьях, где нет согласия, настойчивость матери приводила лишь к обратному результату: Виктор, как говорили родители, совсем отбился от рук.

Ковров, как и многие другие, до недавнего времени считал Виктора крикуном и задирой, пока однажды не понял: а ведь в чем-то он прав. И вот решил привлечь его к своей работе.

— Ну и ветрила! — воскликнул Андронов. — Воет хуже вентилятора. Работаю у шлаковой летки, слушаю — свистит во все дырки, железо грохочет. Вот, думаю, воздухонагреватели повалит, башни сорок пять метров высотой, в броне, придавит, и мокрого места не найдут. Здесь поспокойнее.

В пирометрическую, впуская шумы литейного двора, несмело вошел сорокалетний горновой Васька. Широкополая войлочная шляпа огромным грибом сидела на его голове, из-под робы нараспашку проглядывала, обтягивая худую грудь, некогда алая, а теперь темно-вишневая от пота и грязи майка.

— Входи, — ободрил Андронов.

Васька приблизился и уважительно поздоровался с Ковровым:

— Здрасьте, Алексей Алексеевич…

Ковров в знак приветствия молча поднял руку. Горновой расположился на стальном стульчике у стены и напряженным взглядом уставился на Коврова.

Каких только проступков не было за Васькой! Приверженность к водке и легкой жизни дорого ему обходилась: он перебывал, кажется, на всех заводах города. Не проходило двух-трех недель на новом месте, как его отчисляли за прогулы и пьянство. В доменном цехе на должности горнового самого низкого разряда Васька задержался только потому, что рабочих этой квалификации не хватало. Молодежь не желала работать в копоти и гари. Не прельщала даже сравнительно высокая зарплата. А Васька после очередного прогула радовался и такому месту, семью надо было кормить. Время от времени он дня два-три «гулял», то есть лежал дома без памяти от чрезмерного употребления спиртного. Первый горновой смены, крепкий, несдержанный на разные непотребные слова человек, клял Ваську, грозился выгнать с литейного двора, как только тот очнется и явится на работу. Но когда Васька являлся и похудевший и молчаливый, с поникшей головой безропотно выслушивал «мораль», первый горновой в конце концов кидал к его ногам лопату и кричал:

— Черти тебя принесли! Кто за тебя работать будет?!

Повеселевший Васька живо поднимал лопату и брался за дело с таким усердием, что обозленные на него горновые добрели и прощали ему привычку «гулять».

С тех пор как Андронов перешел в смену Ивана Чайки, они с Васькой стали друзьями, несмотря на разницу возрастов в двадцать с лишним лет. Андронов заступался за Ваську,