Будут расставания - Юрий Петрович Абраменко

— Что будем делать, котище? — спрашивал Митя. — Может, пойдешь со мной в кино или я с тобой на крышу полезу?

И точно в ответ у ворот просигналила машина. Митя поднялся с кушетки, глянул в окно. Мать торопливо отмыкала большой замок на воротах и распахивала створы. Во двор въехала трехтонка. Отец вышел из кабины, забыв прикрыть дверцу. От усталости руки его висели вдоль тела.

— Зови Митьку! — сказал сердито. — Чего стала? — Сам забрался в кузов и стал сбрасывать солому, прикрывавшую мешки.

Мать постучала в окно:

— Собирайся! Или не видишь, отец ждет!

— Чья опять картошка? — крикнул Митя, чувствуя, как его начинает раздражать нетерпение матери.

— Наша, чья еще! — тоже прокричала она. — Наша картошка и Анатолия Марковича. Иди разгружай, отец надсажается!

— Сейчас!

— Не сейчас, а ступай! Такой парень — и никакой помощи. Лопать только умеешь!

Мите показалось, что затылок захолодел и губы сами собой отвердели. Он ответил спокойно, почти насмешливо, но уже не подбирая слов, не стараясь смягчить выражения:

— А мне плевать на картошку и на Филичкина! Не картошка — так побелка, не побелка — так погреб. У меня сегодня по распорядку культпоход, я человек современный. Отправляюсь в энском направлении, а мешки таскать позовите Филичкина. Вы ему, он вам помогать будет!

— Дождались! — кричала мать на весь двор. — Слышишь, отец, дождались от сынка благодарности! Костюм на какие деньги купил? Культпоход! Попробуй на зарплату поживи, лодырь!

Дмитрий надел пальто, со злостью надвинул на лоб серую кепку. Он вышел на улицу через парадное.

— Плевал я на все, куркули! Осточертело!

Уже смеркалось. Белесое небо поднималось все выше, и редкие звезды загорались в нем. Митя направился к автобусной остановке. Вот и выжили из теплого угла! Куда теперь? В город к ребятам? Сообразить на пол-литра? Вчера соображали, скучно… Напиться и толковать об одном и том же. А после, как прошлый раз, как всегда, топать к Сашеньке? Нет, ему не хотелось ехать сегодня в город.

Дмитрий долго прохаживался у автобусной остановки, постукивая каблуками по доскам платформы.

Через темные крыши виднелся шиферный гребень дома Филичкина и телевизионная антенна. «Телевизор достал, — неприязненно заключил Митя. — Холодильник нажил, стиральную машину. Теперь ванну ему подавай. Настоящий культурный человек».

Подходил большой красный автобус, покачиваясь на замерзших кочках. «Поеду, там видно будет».

Поплыли в сумерках очертания домиков. Оранжевые огоньки — точно на бечеве, бечева обрывается — темень. Среди пустыря автобус — как лодка в большом озере. Быстро приближаются строительные площадки городских окраин. В резком белом свете видны башни кранов и зубцы недостроенных стен. Над городом то разливается в ширь неба, то опадает тревожно алое зарево заводов. Митя вышел из автобуса, закурил. Желтое пламя спички осветило тонкие губы. Не торопясь, шагал он по скользкому асфальту. У стены многоэтажного дома заметил доску объявлений. Остановился. Пестрый плакат оргнабора был накрест перечеркнут твердыми фиолетовыми мазками.

— Меня не подождали, закончили набор, — сказал вслух. Затягиваясь дымом сигареты, читал дальше:

Адрес кто-то аккуратно вырезал.

— Вот свинья! — Митя покачал головой. — Но я найду этот адрес.

Он бросил сигарету и побрел по тротуару, посматривая в лица прохожих. «Куда можно спешить в нашем городе? Для чего идти так быстро? Что у них за дело? Может, домой вернуться? Отец уставится: «Что, проголодался? Ужинать приехал!» Мать к плите метнется: «Ох, прости, сынок, не ждала… самоварчик не спроворила». Пока они не заберутся в кровать — лучше не возвращаться. Митя опустил воротник пальто. Маленькие глаза его стали веселыми и решительными. «Для начала в магазин, а потом к Сашеньке».

Дул сырой ветер. У железнодорожного переезда пахло дымом и угольной пылью. Ритмичный шум цехов ГРЭС точно рождался в осеннем воздухе. У шлагбаума патруль остановился, и старший мастер Откосов достал сигареты.

— Закуривай, ребята! — сказал он, спиной поворачиваясь к ветру.

— Есть! — согласился Вася Елкин, крепкий парень в полупальто, взял сигарету и нагнулся к огоньку.

— Я теперь не курю, — отказался Радий и вздохнул: — Опять лекции пропустил. Попрут из техникума. Обязательно попрут.

— Общественное дело… — ответил ему мастер Откосов.

Радию Бушмелеву показалось, что в голосе Николая Васильевича скрыта насмешка. Не очень обидная, вялая, но насмешка.

— Правильно! — сказал он. — Сколько времени теряем! Возимся с хулиганами. Я бы этого Лазнова сдал на пятнадцать суток — и порядок. А вы какую-то объяснительную заставили его писать? Зачем?

— Есть! — сказал Вася Елкин. — Комсорг запалился… Сейчас устроит разнос! А чем этот Лазнов хуже нас? Тем, что за бороду тебя схватил?

— В нашей бригаде нет слесаря, — продолжал Бушмелев, но зачем брать какого-то с улицы.

Мастер Откосов стоял, чуть сгорбившись, высокий, в старомодном пальто с широкими плечами на вате. Он отлично понимал этих парней! И горячего Радия, и добродушного Васю Елкина. Казалось, он сам сейчас такой же, как они, только время отняло резвость, и где-то черной тенью притаилась усталость.

— Василий прав, — сказал он твердо. — Прав! У этого Лазнова, может, беда. Вот возьму в свою бригаду, а там посмотрим. — Бородатое, с удлиненным подбородком лицо Радия казалось каменным.

— Предвидеть надо, — сказал он. — Заранее предвидеть. Пьет он, как лошадь.

— Есть! — сказал Вася Елкин. — Будем спорить! Если мастер прав,