Владимир Ляленков - Сёстры Строгалевы (сборник)

И не понять было: на самом ли деле она была уверена, что медведь её не тронет, или храбрилась.

Через каждые две недели за рабочими приходил катер и увозил их в деревню закупать продукты.

Феня не любила ездить в деревню. Часто подруги уезжали в Строгалево, а она оставалась в палатке. Деревня не нравилась ей. Старух же своих деревенских Феня ненавидела. Это же они шептались, когда она пошла работать:

— Бог троицу любит. Одной сестре ребят не давал, мужа прибрал у неё. Середняя на мужиках чокнулась, а третьей — та же дорожка уготована.

И пока не уехала Феня из деревни, чего-то боялась она. Наблюдая по вечерам, как Клавдия Петровна бродит привидением по избе, что-то шепчет, останавливаясь перед картинами, перебирает конверты со своими письмами, Феня думала: «Что же с ней такое? Неужели она проклята?»

И делалось ей страшно. Очень страшно. Первые дни, как вернулась из Беглова, многое в деревне веселило её и занимало. Как наедут в субботу геологи из тайги, помоются в банях, оденутся в чистое и гуляют, пьют спирт, вино, а потом песни поют, пляшут. Теперь ей Беглово казалось глухой тёмной деревушкой, напоминавшей медвежью берлогу. И она радовалась, что ушла оттуда.

Насмотревшись через окно на гуляющих, Феня выходила во двор, становилась у изгороди и наблюдала. Заглядится на компанию подвыпивших, вдруг засмеётся над их дурачеством и убежит в избу. Двое парней нравились ей, хотя видела она их всегда издали. Один беловолосый, высокий. Всегда ходил в чистой рубашке, и, где бы он ни был, вокруг него собиралась весёлая компания. Как его звать — Феня не знала, да и не спрашивала ни у кого. Второй, останавливавшийся ночевать через две избы, нравился своими большими серыми глазами, широкими дугами чёрных бровей.

Позже стала ходить Феня на конец деревни, где в большой избе, в которой прежде хранили шкуры, показывали кино и танцевали. Но туда опасно было ходить: подруг не было и раза три возвращалась домой одна, едва-едва убежала от парней, пытавшихся провожать её. Правда, они ничего худого не говорили, но кто их знает, что у них на уме. А дальше ещё неспокойнее сделалось ей и страшнее. Как-то подсел к ней в клубе Полтора Ивана. Молча разглядывал её, затем о чём-то заговорил хриплым, глухим голосом. А она сидела чуть жива. Много прослышала она об этом громадном человеке. И когда поглядывала на его громадные руки, на широкие сухие губы большого рта, казалось Фене, что это не человек, а какой-то зверь. Не дослушав его, она тогда поднялась и убежала домой.

После того случая ни один парень не подходил к ней, где бы она ни была.

А по деревне пронёсся слух: «Полтора Ивана Феньку Строгалеву наметил в жёны. Объявил: кто тронет её — пусть пеняет на себя».

И в избу к ним повадился ходить Баринов. В тот день, когда он приезжал из тайги, она забиралась на чердак, где устроила себе постель, и сидела там. Когда Полтора Ивана приходил в избу, слышала его голос.

— Где же Феня? — спрашивал Баринов у Клавдии Петровны.

— В Беглово ушла, — отвечала та.

— Так…

Баринов долго сидел молча. Потом говорил Клавдии Петровне, что хочет жениться на Фене и что он любит её и не отстанет, покуда своего не добьётся.

— Бог с тобой, Ваня, — говорила Клавдия Петровна, — оставь ты девчонку… За твои намерения никто тебя винить не может. Да молода девка-то. Боится тебя. Погляди, ты вон какой громадина. Тебе впору взять здоровую бабу, и живи… Фенька против тебя что травинка перед кедром столетним….

— А кому же она подходит? — спрашивал Полтора Ивана и так косил глазом, что и Клавдия Петровна умолкала.

Уходя, Баринов говорил:

— Передай ей: нехай ничего не боится. Ни я, ни кто-либо другой не подойдёт к ней. Я буду ждать, когда даст согласие.

И он ждал. К ней не приставал. Случалось, в клубе подсядет рядом и сидит молча, но не трогает. А Фене от этого ещё страшней: что он задумал?

Ночами снился ей Полтора Ивана. И просыпалась она в испуге. Торопливо, будто он вот где-то здесь, перебиралась на постель к сестре, и та кое— как успокаивала её.

Когда Феня пошла работать и её направили к Бурсенко, Полтора Ивана однажды задержал его у магазина, отвёл в сторону и сказал:

— Смотри, Виктор Васильич, ты обо всём знаешь. Скажи своим ребятам, чтоб ни-ни… Иначе худо будет.

Феня узнала об этом наставлении и старалась от рабочих держаться подальше: вдруг слух пустят да этот слух доберётся до Ивана? Ни за что пропадёт человек.

И вот здесь, в тайге, не было ни проклятых старух, ни Ивана. И даже радовалась, что не видит Клавдию, глядя на которую ей всегда хотелось плакать или бежать куда-то.

Когда девчата субботним утром уезжали в деревню, Феня готовила завтрак. Если погода стояла солнечная, подолгу купалась. А потом стояла у самой воды в одних трусиках, обсыхая, разбросав за спиной длинные чёрные волосы, чтобы скорей просохли. Изредка проплывал мимо белый пароход. С берега люди на палубе казались маленькими. И она им, должно быть, казалась маленькой, худенькой девочкой. Кто-нибудь махал ей рукой с парохода, и она отвечала тем же. Часто с парохода доносилась музыка. Феня слушала её и представляла себе какой-то другой мир, куда плывут люди. И как там они живут. И ей хотелось тоже поплыть и посмотреть. И вот когда уже пароход скрывался за поворотом, ей каждый раз казалось, что кто-то плывёт на этом пароходе из знакомых. Кто-то близкий, который знает её и с которым ей было бы очень хорошо. Уединение развило в ней воображение. И подолгу стояла она, слегка покачиваясь, будто от ветра. И после всех размышлений перед ней появлялся образ её начальника Бурсенко. Из всех он казался ей самым лучшим. Такой спокойный, добрый… Она стояла и улыбалась. Затем шла к палатке или ложилась на песке и смотрела на тихий, тёмный другой берег….

Лето пробежало спокойно. Подошла осень. Чаще выпадали дожди. Просеку уже расчистили. На барже привезли трубы для бурильщиков. Вскоре они должны были приехать, посмотреть просеку, и тогда девчат переведут на другое место работы. Так как делать было нечего, то подруги часто уезжали в деревню на день-два, и Феня оставалась одна. Днём спала, вечером долго не могла заснуть. Уходила к берегу Енисея, туда, где большой камень лежал наполовину в воде, садилась, обхватив колени руками, и сидела тихо, не шевелясь. Над головой носились стаи уток, гусей, они собирались в дальний путь. Кружили крикливые чайки, опускаясь ночевать на середину Енисея, так как боялись берегов. Незаметно от тайги наплывали сумерки. У прибрежных кустов стлался туман. Когда уж совсем темнело, то всё равно и слева и справа доносилось хлопанье крыльев, что-то фыркало, шлёпало по воде. Невидимые стаи птиц со свистом проносились чуть ли не над головой, где-то там опускались на воду.

А она сидела и сидела, не желая шевельнуться.

И вот однажды, сидя так, она почувствовала, что продрогла, хотела подняться и пойти спать, как услышала позади себя тяжёлое дыхание. Кто-то дышал. Феня оглянулась и увидела Баринова. Он стоял голый по пояс и молчал, опустив руки. Она хотела вскрикнуть, вскочить, но не смела сделать ни то, ни другое. Баринов молча взял её на руки и отнёс в палатку.

В эту ночь Бурсенко слышал с того берега крики. Выходил к воде, прислушивался. Но крики не повторились. Утром он с одним из рабочих переплыл к девушкам и увидел такую картину: на середине палатки девушек лежал в луже крови голый Полтора Ивана. Он лежал на животе. Когда его перевернули, то увидели на груди, там, где сердце, узкую, длинную рану. Баринов был мёртв. Искали Феню, но нигде не нашли.

Прежде я несколько раз бывал в Строгалеве. В прошлом году побывал ещё раз. Погода стояла солнечная, жаркая. Когда вошёл в деревню, на улицах не было ни души. Нужно было где-то остановиться, оставить чемодан и отправиться на поиски начальника отряда геодезистов. Пройдя одну улицу и никого не увидев, я перешёл на вторую. Здесь увидел впереди себя девушку, которая несла воду на коромысле. Девушка среднего роста, стройная, с большим узлом густых чёрных волос. Она шагала легко, стараясь ступать сухими загорелыми ногами по одной линии, чтобы не расплескать воду. Меня обогнал мальчишка лет десяти. Пробегая мимо девушки, он крикнул:

— Клавдия! Твой начальник приехал!

Девушка вздрогнула, остановилась и внимательно смотрела на мальчишку. Но тот как ни в чём не бывало побежал дальше.

Я подошёл ближе, девушка оглянулась, и я отметил по лицу, что это не девушка, а женщина. Лицо у неё тёмное, узкое. Над чёрными сросшимися бровями собрались морщинки. Чёрные раскосые глаза смотрели на меня с ожиданием и даже с каким-то испугом. Поздоровавшись, я сказал, что ищу, где бы переночевать.

— Можно у меня, — сказала женщина, — правда, детишек много, но изба большая. С вами больше никто не приехал?

— Нет, никто, — сказал я.

Прошли к избе. Поднимаясь по ступенькам крыльца, она спросила: