Регина Эзера - Колодец

Срез получился неровный (точно зубами изгрызенный) и к тому же косой. Ничего, этим концом она забьет стойку в землю, а выемку сделает на другом конце. Не все ли равно… Однако шершавую доску в зазубринах не мешало бы обстругать. Но не было ни рубанка (задевали куда-то), ни времени — того и гляди стемнеет, придется оставить так. И, выйдя за дверь сарая, где светлее, Лаура стала долбить полукруглую выемку для рукоятки ворота; стамеской и молотком долбила как дятел, оглашая стуком всю округу, и не слыхала — так же, как недавно шагов Рудольфа, — как подошла Альвина.

— Выйдет ли чего у тебя? — с сомнением проговорила свекровь, сложив руки на переднике.

— Что мама?

Стамеска, соскочив с дерева, высекла искру о камень.

— Я говорю — навряд достанешь воду с таким…

— Почему же?

Альвина вздохнула.

— Был бы Рич дома, так…

Лаура ничего не ответила и продолжала делать свое дело. Когда она кончила долбить, Альвина взялась за другой конец стойки. Вдвоем они без труда оттащили доску к колодцу. Лаура закапывала, свекровь придерживала, чтобы стойка не покосилась, потом вместе укрепили барабан ворота. Ведро, которое Лаура не догадалась снять с цепи, стукнулось о сруб, раздался гул, похожий на удар гонга, и заглох вдали. Ручка вращалась, щелкая, как аист клювом.

— Чего это она так скачет? — спросила Альвина.

— Завтра поставлю железную скобу, и будет скользить ровно.

В недрах колодца глухо булькнуло, ведро стало медленно подниматься кверху, со звоном падали вниз тяжелые капли.

— И-и, ползет как миленькое! — обрадовалась Альвина, сразу оживившись, и потянулась за дужкой. — Мастер ты, Лаура, мастер! Я уж боялась, рухнет у нас в колодец эта чертовина, тогда хоть караул кричи.

Она поставила ведро на край сруба и напилась прямо из ведра, пила, точно пробуя на язык, не изменился ли у воды вкус.

— Все такая же, — уверила ее Лаура, и обе засмеялись.

Альвина перевела дух, сказала: «Хороша!» — как о вине, и ладонью утерла рот, тоже как после чарки вина. Потом вынесла из дому, покачивая на дужках, два старых, уже потускневших подойника, в которых держали питьевую воду.

— Налей, Лаура, полные, да пойдем ужинать, суп стынет, — поторапливала она и, в то время как невестка, зачерпнув, вытягивала ведро, чуткими ноздрями, как лосиха, потянула воздух. — Путрамы, ишь, баню истопили, славно горчит дымок. Как ударит в нос, так спина и зачешется. Прямо зло берет: чего ж это мы, дурехи, не истопим, дров нету, что ли?

— Подайте мне, мама, подойники!

Было слышно, как в Вязах громко разговаривают. Гулкий воздух доносил голоса, но слов было не разобрать.

Обе женщины думали каждая о своем.

— В баню-то их, поди, там не водят? — засомневалась Альвина.

— Кого? А-а! В душ, мама.

Лаура налила и другой подойник, взяла на плечи коромысло и пошла к двери.

— Оно лучше, чем совсем ничего, — идя следом, рассуждала свекровь, — хоть побрызгает. Но с баней ихний душ не равняй. Грязь-то смыть можно и тут, в озере, — солнце печет в полдень как следует, а с паром да чтобы косточки размякли, совсем другое дело… — Над их головами совершенно беззвучно, черной пленкой пролетела летучая мышь. — II Рич так любил попариться… Давай открою дверь.

Дети уже сидели за столом, сонные какие-то и на удивление смирные. Даже Марис едва разевал рот, мял в руке хлеб с маслом. Прохладными влажными пальцами Лаура почесала ему шею за воротником, сказала:

— Не пронеси ложку мимо рта!

— Ай!

Она засмеялась.

— Проснись! А ты что, доченька, так сидишь? Невкусно?

— Вкусно, — тихо ответила девочка, а сама, глядя куда-то вверх, больше размазывала клецки по тарелке, чем ела.

Подняла взгляд и Лаура. Вокруг лампы кружила розовая ночная бабочка. По столу, стенам и лицам порхала тень беспокойным темным пламенем.

— Ну, Зайга, что же ты?

— Совсем не ест девчонка, — пожаловалась Альвина, наливая у плиты суп Лауре и себе. — Как бы не захворала. Пришла в мокром платье.

— Вода же совсем теплая, мама. Просто ужинать сели поздно.

Свекровь, очевидно, восприняла ее слова как упрек и стала монотонно перечислять, сколько дел она сегодня переделала: столько-то прополола, то-то и то-то полила, вычерпала навозную яму, посолила огурцы… Лаура слушала и не слушала, вытирая руки полотенцем — оно пахло дымом. Плита опять плохо тянет. Давление воздуха такое или снова трубу надо чистить?..

— Иди садись! — позвала Альвина, поставила тарелку на Лаурино место, между детьми, и пошла за своей миской. — Картошки не хочешь?

— Спасибо, я с хлебом. — Лаура взяла нож и отрезала через весь каравай толстый ломоть. — Кому еще?

— Нынче клубни совсем мелкие. Копнула я куста два из поздних — один дьявол… Отрежь и мне… Снизу их пропасть, да как овечий помет. Ох, дождя бы надо! В Пличах вон «Камой», электричеством, поливают, так, известное дело, все полить можно. Сорок рублей, говорят, цена, но оно того стоит.

— Вы же знаете, мама, как у нас с деньгами, — отвечала Лаура, берясь за ложку.

— Твоя правда, — кротко согласилась Альвина, присела в конце стола, намазала хлеб маслом и стала есть суп. Незанятым осталось только одно место — Виино, так как на стуле Рихарда теперь сидел Марис. — И то сказать, куда уж нам, бабам, с такой машиной сладить. У тебя есть хватка, этого не отнимешь — и детям пошьешь, и крышу починишь, и полы вон как покрасила, колодец и тот сделала… А мотор — тут нужна мужская голова, и звать па подмогу ты никого не хочешь.

Лаура не ответила, но свекровь ответа и не ждала — кусала хлеб, черпала ложкой клецки и время от времени заговаривала с невесткой. Кисти рук у нее были темные, жесткие от работы, с короткими пальцами, и по сравнению с ними голые до локтя руки казались удивительно белыми и даже нежными. В открытое окно влился гул проходящего поезда, скорее всего товарного. До железной дороги отсюда было больше пяти километров, и лишь редкий вечер, когда воздух был особенно прозрачен и чист, в Томаринях слышался стук колес, и они обе невольно к нему прислушивались.

— Это к дождю, — обрадовалась Альвина, даже перестала жевать. Черты лица смягчились, по нему скользнула тень бабочки, словно потаенная дума; глаза стали еще темнее, бархатно-черные, и в ее облике проступили следы былой незаурядной красоты. Даже алюминиевую ложку она держала так, как держат свечу или цветок. Перестук колес постепенно перешел в неясный шум, но Альвина все еще к нему прислушивалась. На столе среди посуды что-то прошелестело. Бабочка, та самая, которая все летала вокруг лампы, притягивая к себе взгляд Зайги. Пушистые крылья судорожно трепыхались,

— Ишь, дрянь какая, чуть в суп не угодила! — воскликнула Альвина.

Странное очарование минуты тут же развеялось: перед Лаурой сидела старая тучная баба, которая взяла мотылька в горсть и понесла к плите.

— Бабушка, не надо! — умоляюще вскрикнула Зайга.

Лязгнула дверь топки, Альвина вернулась и, взяв ложку, продолжала есть. Воцарилось молчание.

— Молодцы, куда там — жалеть такую заразу! — немного погодя строго сказала Альвина, притом во множественном числе, хотя за ночного мотылька вступилась одна Зайга.

Альвина еще откусила хлеба.

Молчание.

— Нынче яблоки так источены — глаза бы не глядели, больше червивых, чем целых… Подай соли, Лаура! Вроде недосолила… А капуста на что похожа! Одни жилы вместо коча… Да ты что?

Ресницы у Зайги встрепенулись, как только что розовые бархатные крылья у бабочки, и в суп упала слеза,

— Она еще куксится! Из-за такой пакости! — проговорила Альвина сердито и в то же время огорченно,

— Она была такая красивая! — сказала девочка, и по ее щеке скатилась вторая слеза.

— Какая там может быть красота? — Альвина с искренним удивлением уставилась на Зайгу, перевела взгляд на Лауру, потом опять на девочку. — Красивая? Вредитель это. Он пожирает сад…

Молчание.

— Хочешь, сметанки добавлю? — примирительно спросила Альвнна.

Зайга помотала головой, старательно изучая узор на клеенке — стертые синеватые кружочки.

— Все у тебя какие-то фокусы! — недовольно сказала Альвина, слегка задетая. — Видишь, как Марис — тихо, смирно…

Но старый добрый метод воспитания со ссылкой на положительные примеры на этот раз не сработал — Марис просто заснул: круглое лицо с ямочкой на подбородке свесилось на грудь, длинные ресницы бросали тени на щеки, черные кудри падали на загорелый лоб. Он сейчас удивительно, как две капли воды был похож на Рича… когда Рич на этом самом месте спал за столом, так же свесив кудрявую голову, с такой же вмятинкой на упрямом подбородке. Лаура кинула быстрый взгляд на свекровь, полагая, что и та сразу заметит это поразительное сходство и…