Час возвращения - Андрей Дмитриевич Блинов

— Если вы ко мне по делу, — сказал он неожиданно высоким голосом, обращаясь к Вере, — то завтра. Не люблю возвращаться — счастья не будет. — И засмеялся, легко и открыто, и шагнул к двери из приемной, но оглянулся снова на женщину — на лице ее — безысходность.

— Ну ладно, — он вернулся, сел за пустующий стол секретарши. — Какие ко мне дела?

— Мы насчет работы, — выговорил Иван торопливо.

— Кто вы?

На этот раз ответила Вера:

— Мой муж тракторист, — и одернула себя: опять мой проклятый язык…

А Иван от двери, уже уверенно:

— Механизатор широкого профиля и высокого класса.

— Так, так… Широкого… Высокого… — Бахтин оживился, с интересом взглянул на Ивана, все еще торчащего в дверях. — Садись, разве в ногах правда?

Они сели к стене, и лица их были плохо видны Бахтину, но он все же заметил, как чуть распрямились изломанные скорбью брови женщины. Ох как недосуг было говорить ему с ними! Перед выездом в поле собрался совет бригадиров — наверно, клянут его, поджидая. Ну ладно. Зато механизатор сам пришел. Это же клад.

— А вы-то, хозяюшка, — обратился Бахтин к Вере, — какого трудового роду-племени?

— Доярка.

— Ну-те, ваши бумаги… — Бахтин еще больше оживился. Вера заторопилась, порылась в сумке, подала свои документы, Иван — свои. Листая трудовые книжки, Бахтин то и дело спрашивал то, что интересовало его.

— А теперь, дорогие мои, вопрос такой, без которого нельзя понять личность… Так что же принудило вас рвать родные корешки? Вроде в вашей области не хуже, чем у нас.

— Везде она, родная земля. Которая приветила… — не договорила Вера, осеклась. Стыдно ей стало за выспренние для простого человека слова. А Иван, почуяв, что опасность накатывается, нашарил пачку сигарет в кармане, вытащил, стал в пальцах катать — смертельно курить хотелось. Бахтин заметил это: волнение-то не простое. Пробежал глазами справки, характеристики, думая через них взглянуть на супругов. Вроде все как у людей: специальности трудовые… Да что там бумажки, все можно понаписать, бумага стерпит. Но у женщины, видишь ли, «Знак Почета». В Нечерноземье ордена легко не отваливают. Вот никак что-то не укоренятся — четвертое место за три года. А орден когда же? До того… Значит, сдуло с материка и понесло, как тополиный пух.

Они, видно, боялись того вопроса, что-то за ним скрывалось, и потому, когда Бахтин повторил, аккуратно повторил, не желая обидеть, они еще пуще заволновались. Вера глубоко вздохнула, будто перед прыжком в омут, уже раскрыла рот, но тут Иван выронил непонятно:

— Не приходились места…

Вера тотчас же бросилась к нему на выручку, сбивчиво зачастила: то школа за три километра, то детсадик искать-поискать. «Все может быть… — подумал директор, жалея супругов. — Обманулись. И у нас не лучше!». А Иван, тотчас уловив сочувствие директора, с дрожью в сердце от приятного предчувствия заключил про себя: «Добрый он». Лицо его разнежилось, и он перестал волноваться. Бахтин шумно встал и шумно заговорил, будто боясь, что его прервут:

— А теперь, Иван Егорович, поглядим, как ты знаешь машины.

— В смысле машин — все знаю! — сказал Иван, тоже вставая, но без суетности, уверенно. Ловко вышиб из пачки одну сигарету, сунул в рот, чтобы за порогом закурить.

«Нетерпеливый и нервный, от безделья дымит, как изношенный мотор», — подумал Бахтин, но тут же отмел свои догадки. Ему претило плохо думать об этих людях. Многие вопросы, которые надо было бы выяснить, он не выяснил — просто ему хотелось принять семью не откладывая. Неприятно было видеть грустные глаза Веры. Да и времени у него нет…

Вера осталась писать заявление, а Бахтин и Иван пошли в мастерские. При виде тракторов, плугов, сеялок Иван прибавил шагу. Директор улыбнулся про себя: землепашец!

От их встречи и от того, чем она завершилась, вроде никто не остался внакладе. Без проволочек, без долгих согласований, успешно прошедший испытания на владение техникой, Иван Венцов был зачислен на должность тракториста, и ему уже дали машину — пусть и не новенький, но только что из капиталки трактор «алтаец». Веру приняли дояркой на ферму. Там же, в деревне Холоды, предложили им домик. Если понравится, могут располагаться. На первое время сойдет. И Бахтин, в свою очередь, нежданно-негаданно, будто на блюдечке, получил двух готовых, ему тридцать четыре, ей тридцать два года, работников, в которых совхоз так нуждался. Почему бы всем им не радоваться?

И хотя Вера была благодарна Бахтину так, что и словами не скажешь: «Поверил!», но что-то неприятное осталось у нее от поведения Бахтина: верховой, не глубинный какой-то. Иван же оценил его одним словом: «Мужик!» Но и насторожился: «Из-за жены меня осчастливил. Глаз с нее не спускал. А она-то, она почему такая приманчивая?» Оттого радость гасла. И Бахтин испытывал смутное беспокойство, какую-то непонятную двойственность, хотя главный инженер после испытания не уставал хвалить Ивана — такое знание различной полевой техники теперь редкость. «А жена у Ивана совестлива, скромна, не хвастается своими прошлыми делами, хотя и могла бы. Что ж, и красивая, не огрубела в тяжкой работе», — думал Бахтин.

Василий Спиридонович сел в «уазик» и умчался в агрономическую лабораторию, где его ждал совет бригадиров. Это была завершающая встреча перед выездом в поле. Ему было приятно, что последний, еще «бесхозный» трактор получил сегодня водителя высокого класса. Правда, у него нет пока что сменщика, но это ж дело десятое. «Нет, все же я ловко захороводил Венцовых… А ведь могли бы податься к соседям», — думал Бахтин, усаживаясь сбоку от стола. Совет бригадиры вели сами, поочередно, так что директор был тут как бы гостем. Он слушал сообщения о готовности к севу и ждал, когда очередь дойдет до третьей бригады, где еще считался некомплект водителей. Сейчас он и скажет об Иване. Конечно, бригада должна сама принять работника, это ее право, и Бахтин чувствовал себя неловко: обошел порядок. И сейчас, когда он подумал об этом, вновь вернулось к нему ощущение, что вроде его в чем-то обманули.

Все сгладилось, когда бригадир третьей Степан Постник услышал о приеме нового тракториста, поблагодарил, но от Бахтина не ускользнуло глубоко запрятанное чувство его неудовольствия. Степан Постник, крутолобый крепыш, был характером резковат и угрям, с людьми сходился трудно, и потому у него была вечная нехватка кадров. И опять Бахтина кольнуло: «Ивана лучше бы в первую, там бы ему как раз». Но теперь уже поздно переиначивать, да и с кадрами в первой получше.

Остро пошел разговор о паспортизации полей. Бахтин задумал ее, чтобы со всех сторон оглядеть возможности