Владимир Личутин - Белая горница (сборник)

Но хоть и был Вылко старшим добытчиком в семье, но до шестнадцати лет не нашивал он иной одежды, кроме малицы, которую накидывал на голое тело. А к тому времени уже несколько медвежьих клыков висела у него на поясе — знак доблести, и редкий гусь улетал живым от его стрелы.

Когда же Илья Вылко впервые увидел природу душой, именно душой, а не глазами?.. И эти молочные сумерки, когда истончается малиновый закат, по капле истекая в слегка подсиненную, очень прозрачную воду, И эти розовые ледники, сползающие с круч, и бесшабашно и грозно ухающие айсбергами, уплывающими в океан. И дальние горы, очень мягкие и бесплотные, совсем нестрашные издалека.

Не один путешественник был ослеплен встречей с Новой Землей: «Хвалят фиорды Норвегии, да они же бесцветны и мрачны перед этим праздником». Видимо, такой миг не миновал и Вылко. «Однажды, это было в августе, сидел я у берега Карского моря, — вспомнит Вылко позднее. — По небу тучи, облака ходят. Был закат солнца. Горы на воде отражаются. Куски льда плывут по течению. Я подумал: если бы я умел рисовать, срисовал бы эти горы. Пошел в чум, взял бумагу, карандаш и начал рисовать. Три дня работал, кое-что написал».

«…Наш Илья Вылко при более близком знакомстве оказывается далеко недюжинным самоедом. Он мне показывал сегодня свои работы. По-моему, это прямо талант. И если бы его научить, один бог знает, что бы из него вышло. Интересно, откуда он выучился рисовать? Положим, ясно видно влияние Борисова, долго жившего в Маточкином Шаре, хотя Илья говорит, что его Борисов рисовать не учил и будто бы он рисует самоучкой».

(Из дневника фотографа Быкова).

Илья три раза встречался с Борисовым. Впервые, когда тот зашел в чум и попросил хозяина, Константина Вылко, проводить его на Карскую сторону.

Вторая встреча произошла при более драматических обстоятельствах. В тысяча девятисотом году Борисов в бухте Поморской выстроил большой дом, даже завез сюда коров: думал здесь обосноваться. Летом этого же года через пролив Маточкин Шар на яхте «Мечта» он ушел в Карское море. Но тот год был трудным, яхту затерло льдами, все лето суденышко простояло неподвижно. Семеро — экипаж яхты — оказались на краю смерти. Борисов принял решение бросить яхту и на шлюпке идти к берегу. Шлюпка была небольшая, и люди едва разместились в ней. Гребли на веслах, но еще вдали от берега шлюпку внезапно повернуло и понесло в южную сторону Карского моря. К тому же в шлюпке появилась течь. Люди отрывали куски малиц и затыкали пробоину. Был октябрь, дули сильные ветры, продовольствие кончилось.

В этом году у реки Савиной стояли три ненецких чума, один из них занимала семья Константина Вылко.

Однажды в морозное утро, когда взрослые готовили собак для охоты, со стороны моря вдруг послышались крики о помощи. Всмотревшись вдаль, ненцы увидели людей, которые двигались по льду пешком. Быстро запрягли собак и бросились на помощь. Художник Борисов с товарищами были спасены.

Зиму Борисов прожил в своем доме, а с началом навигации уехал в Архангельск.

В третий и в последний раз Илья Вылко и Борисов случайно встретились на Соловецких островах, где и состоялся их первый разговор.

Начало нашего века было временем покорения Арктики. Это было время Амундсена и Нансена, Брусилова и Альбанова, Седова и Русанова. Тогда множество экспедиций началом своего пути, трамплином для прыжка в Арктику избирали Новую Землю, ворота в вечную ночь. Одна из таких экспедиций и подарила Илье Вылко карту Новой Земли, пачку карандашей, компас, градусник и бумагу. Тогда Вылко задумал начертить карту островов.

«Я начал по компасу чертить, на карте не такое совсем. Тогда я подумал, что эта карта неправильна. Я задумал поехать на Север — какие заливы есть на Карской стороне, острова, ледники, доехать до Пахтусова острова. У меня собак было шесть штук. Привязал крепко на сани бумагу и компас. Доехал до Незнаемого залива, убил одного медведя на пути. Собак накормил. День был ясный. Мне одному скучно было. Морозы пятьдесят градусов. У меня градусник лопнул от мороза…» — писал Тыко Вылко в сборнике Общества по изучению Русского Севера.

Четвертого июля 1909 года на Новую Землю прибыла архангельская экспедиция и среди членов ее — Владимир Русанов, белолицый и рыжебородый, в шляпе и коротком ватнике, подпоясанном патронташем. Сошел с парохода пока не известный никому политический ссыльный, в жилах которого текла кровь странника и землепроходца. Сошел на остров человек, который через четыре года станет известным России и миру, как бесстрашный путешественник и даровитый ученый, нашедший себе могилу во льдах Арктики, и смерть которого будет одной из трагических загадок истории Севера.

Захватив двух проводников, Илью и Санко Вылко, и двадцать восемь упряжных собак, экспедиция высадилась в небольшой бухте, названной в честь инициатора экспедиции, архангельского губернатора, бухтой Сосновского. Губернатор съехал на землю, побывал на охоте, добыл до десятка гусей и остался очарованным северным островом. Потом в честь отъезда высокопоставленного гостя был дан прощальный ужин, на котором Русанов показал свое мастерство, приготовив жареную птицу с картофелем. Шампанское было выпито, и пароход ушел.

Уже через несколько дней Русанов решил отправиться на полуостров Адмиралтейства. Его уговаривали не рисковать: мол, лодка гнилая, рассыплется от первой волны. Но Русанов был непреклонен, Более четырехсот верст на шлюпке и пешком прошли вдоль побережья Русанов и Вылко, ежечасно рискуя жизнью.

Ночью шлюпку вел Илья. Ненец по волнам и звукам чувствовал мели и перекаты, косы и кошки. Это была его стихия. Когда шли по берегу, Вылко учил наблюдать следы. «Завтра увидим оленя», — говорил он. И действительно на следующий день встречали оленя.

А однажды было так. Много дней по горам ходили, и харч весь вышел. Вдруг увидали трех оленей. Русанов шепчет:

— Ты меня ростом меньше, ползи, у тебя пули метко летают.

Пополз Вылко, убил оленя. Подошли к туше. Надо шкуру снять, целиком оленя до карбаса не дотянуть, а ножа нет. Вылко говорит:

— Беги к лодке за ножиком.

А до карбаса часа два ходу. Ничего не сказал Русанов— пошел. А Илья остался караулить тушу, чтобы ушкуй-медведь не стащил. Тут и вспомнил наставления отца: мол, в случае чего, нож ищи под ногами. Стал Илья снег разгребать, увидел скалу из тонких пластин. Прикладом ружья отбил острый пласт, обколотил его— вот и получился настоящий нож. Шкуру с оленя спустил, мясо на куски разделал. Тут и Русанов от карбаса идет. Увидал, что туша разделана, тихо спросил:

— Ты что, Вылко, меня к карбасу сгонял, а у самого нож был.

— Не было у меня ножа, Владимир Александрович.

Пока вы ходили, я из скалы нож сделал и олешка освежевал.

Русанов сел на снег, долго смотрел на каменный нож, потом на спину опрокинулся и давай хохотать:

— Ну и Илья… Да ты из каменного века человек.

В сборнике Общества по изучению Русского Севера Вылко вспоминал позднее: «…Остановились в заливчике Сульменевой горы. День отдыхали, стояли на месте. Русанов ходит, камешки собирает, Санко пимы свои сушит, а я хожу по берегу, горы рисую. Однажды нашел я каменных червей и показал Русанову. Он рассмотрел и сказал: „Очень хорошо. Учить бы тебя надо. Завтра дам тебе молоток и мешочек“. Потом я нашел много каменных лимонов. Один лимон я положил в мешочек и показал Русанову. Он сказал: „Ты очень полезный для экспедиции человек“. И еще спросил: „Вот эта сопка от уровня моря какой высоты будет?“ Я сказал: „Наверное, триста метров будет“. Мы поднялись на сопку. Русанов сказал: „Только на два метра ошибся. Молодец. Теперь всегда буду тебе верить“».

…Но вот полное приключений плавание, когда путешественники едва не погибли, застигнутые штормом, закончилось. Все обошлось благополучно. И по возвращении было решено совершить переход через Новую Землю к Карскому морю, который и был намечен на двенадцатое августа.

Сборы оказались долгими. Из двадцати восьми собак три были съедены сотоварищами, притом вожаки, а две пропали бесследно. Вылко связал всех собак одной длинной веревкой и, немного подумав, впереди всех поставил маленькую собачку в белых пятнах.

— Этот теперь у меня капитаном будет. Раньше был штурман, теперь капитан. — И засмеялся.

Потом вместе с Санко пошли в шлюпку и всю собачью свору на длинной веревке потащили через прибой. Несмотря на сопротивление и недовольное рычание, собак свалили в кучу на носу шлюпки. Как заметили члены экспедиции, ненцы с собаками особенно не церемонились. И хотя отправлялись в трудное путешествие, покормить их не позаботились. Илья хватал собак за шиворот и говорил: «Кормить не нужно». — «Почему?» — спрашивал начальник экспедиции Крамер. «Сыты будут — худо вести себя будут».