Екатерина Михеева - Старый дом

— А то, — спокойно возразила ей Ольга, — что тебе даже и думать о нем не следует. Не пара вы.

Однако чувство, к сожалению, часто бывает слепо, и справедливые доводы Ольги не достигли цели. Они лишь больно уязвили женское самолюбие Таисии, вызвав безудержное раздражение и желание во что бы то ни стало добиться своего. Таисия грубо вырвала из рук приятельницы письмо, которое приносила читать, и, не в силах сдержаться, закричала:

— И что ты словно котенка, меня носом везде тычешь? Сама знаю, как жить, не маленькая! Иль боишься, что у твоей Светки жениха отобью?!

— Опомнись! Что несешь-то? — растерялась Ольга, не ожидавшая такого упрека. — Светка — девчонка еще совсем.

Таисия прекрасно сознавала все безрассудство своего предположения, вырвавшегося у нее сгоряча, но это только еще сильнее распалило ее.

— Девчонка! Оно и видно, а за Андреем, ровно пришитая, бегает! — Сощурив разъяренные рысьи глаза и подбоченившись, Таисия совсем перестала соображать, что говорит. — Что же, губа не дура! Женишок завидный — домик, хозяйство и свекровка сноху грызть не будет! Только напрасно надеетесь! Не дам вам я его! Слышите, не дам!

— Я думала, ты умнее, — огорченно вздохнула Ольга.

— Индюк думал, да в щи попал! — от бессильной ярости Таисия даже взвизгнула и, хлопнув дверью, выскочила на улицу. «Ноги моей у тебя больше не будет, учительница нашлась», — ворчала она, свет белый перед собой не видя.

После этого приятельницы почти не встречались, а у Таисии появилась новая советчица Клавдия Хорькова, напарница по работе, легкомысленная, чернявая бабенка лет тридцати пяти. Надо же было Таисии отвести с кем-то душу, а Клавдия в сердечных делах собаку съела.

— И чего же тут думать-то? — искренне удивилась она, узнав про все опасения и переживания Таисии. — Счастье само к тебе к рукам льнет. А на людей чего глядеть, на каждый чих не начихаешься. Ольга твоя, небось, и ухом не повела, когда ты обшивала, обстирывала мальчишку. Как приедет Андрей, поставь ему рюмочку, другую, да приоденься получше и все.

И Таисия послушалась ее совета, так как он целиком и полностью отвечал ее мыслям и желаниям. К приезду Андрея она сшила себе несколько нарядных платьев, отрезы давно уж в сундуке лежали, купила настоящие золотые серьги с маленькими рубиновыми глазками, научилась у знакомой парикмахерши, которой шила платья, укладывать свои густые волнистые волосы в модную прическу, что еще больше подчеркивала ее незаурядную внешность и очень молодила.

Не забыла Таисия и про дом. Она выбелила комнаты, покрасила полы, на окна купила длинные тюлевые шторы с кистями, застелила кровать китайским шерстяным одеялом, а стол — камчатой скатертью. Ей хотелось, чтобы Андрей с первого взгляда понял, как она его любит, как тосковала о нем все эти три года. Ей казалось, что это ее последняя ставка на счастье, и, не мучаясь больше сомнениями, теперь вот страстно, нетерпеливо ждала Андрея.

Но приехал он не в субботу, как предполагала Таисия, а в понедельник. В этот вечер ей было как-то особенно тоскливо. От нетерпения она начала тревожиться, уж не случилось ли чего плохого с Андреем в дороге, и долго сидела у окна, чутко прислушиваясь к каждому шороху, стараясь уловить знакомые шаги самого дорогого ее сердцу человека. Откуда-то с противоположного берега реки доносилась задушевная песня:

«В скверике у стадиона вовсю еще гуляют, — подумала Таисия. — А я вот сижу жду. Видно, и сегодня не приедет».

Она поднялась и стала готовиться ко сну.

Сняв платье, Таисия заплела на ночь волосы в одну тугую длинную косу и легла, закинув руки за голову на подушки. По противоположной стене комнаты медленно полз лунный луч. Он ощупал рамку с фотографиями, спустился ниже на комод, застланный вышитой крестом дорожкой, заглянул в большое старое зеркало да так и остановился там, завороженный собственной красотой. Таисия следила за его движением, а сама все думала, думала о своей жизни.

Во дворе неожиданно громко грохнула щеколда и остервенело залаял Жук, черный без единой отметинки пес. Как-то весной притащил его Андрей за пазухой, маленького, тощего и грязного.

— В канаве нашел. Посмотри небо у него какое черное, злой вырастет.

Таисия не любила собак, но щенка оставила, может, действительно хорошим сторожем станет. И Жук оправдал ее надежды. Не то, что во двор, к воротам никого не подпускал.

Кто-то перемахнул через запертую калитку, Таисия испуганно вскочила с кровати.

— Кого принесла нелегкая в такой поздний час? — прошептала она, прислушиваясь.

— Уж не чужой ли кто?

Но Жук еще раз нерешительно тявкнул и тоненько-радостно заскулил.

— И хозяина не узнал, стервец! — ласково заговорили с ним, и Таисия, щелкнув выключателем, в одной рубашке бросилась к двери.

— Андрюша! Родной ты мой! Наконец-то!

Он остановился у порога, весело щурясь от яркого света, и, оглядев горницу, задержал искрящийся радостью взгляд на Таисии.

Она зарделась, спохватившись, что стоит перед ним в одной сорочке, и поспешно накинула цветистый фланелевый халат. Андрей тоже смутился. Красота Таисии привела его в замешательство. Сняв с плеча рюкзак, он достал из него красную шерстяную кофту.

— Это тебе. Не знаю, понравится ли. Сказали, блондинке к лицу будет.

— Я давно такую хотела, — соврала Таисия, желая доставить ему удовольствие, и по привычке пожурила: — Только зачем деньги тратил? — В душе у нее все пело. «Нет, не забыл он, не забыл».

— Помыться бы мне. Грязный я больно, — попросил Андрей, стараясь окончательно избавиться от неожиданного чувства неловкости.

— Сейчас, сейчас! — засуетилась Таисия по кухне, хватая то таз, то мочалку. — Вода в печке горячая. Какой день грею.

Она достала из комода чистое махровое полотенце, да так и осталась стоять в горнице. В проем двери ей хорошо был виден Андрей. Раздевшись до пояса, он с преувеличенным наслаждением плескался в тазу возле печи.

«Настоящий мужик стал. Раньше, бывало, у всех купленных рубашек приходилось ушивать воротнички на три пальца, — с нежностью думала она, — а теперь шея крепкая, загорелая, и плечи, что у борца. Ни один старый пиджак, поди, не налезет. Брюки тоже коротки будут. Придется новый костюм покупать». — Она любовалась Андреем, как скульптор любуется творением своих рук. Ведь это она вырастила его таким сильным, здоровым, красивым, и после этого взять и отступиться от него? Нет, никогда и ни за что на свете.

Андрей ехал в Еланск с твердым намерением не задерживаться здесь долго. Он только хотел оформить документы на дом, который решил подарить Таисии за все то хорошее, что она для него сделала, а затем снова вернуться в Астрахань. Полюбился ему за три года тот засушливый, но привольный степной край, изрезанный старицами и протоками, с густыми зарослями тростника по берегам реки ильменей, где гнездилась весной всевозможная птица и обильно нерестилась рыба. Полюбился главным образом потому, что там жила Лина Котельникова, гибкая ясноокая девушка с темнорусыми под мальчишку стриженными волосами. Она без памяти была влюблена в окружающий ее мир и постоянно находила в нем что-то новое, удивительное, чего сам Андрей как-то раньше просто не замечал.

— Нет, вы только вглядитесь вот в этот цветок! — приглашала она Андрея, разделить с ней ее открытие, рассматривая самый обыкновенный сорняк. — Сколько в нем оттенков, и жилочки тоненькие, тоненькие. А вы знаете, что пчелы совсем не так видят цветы, как мы? Для нас, например, этот цветок красный, а для них синий.

Но больше всего на свете она любила воду и все, что было с ней связано, вероятно, потому, что выросла у реки. Лина рассказывала Андрею, как цветет море, как разговаривают между собой рыбы, как они путешествуют на многие тысячи километров, чтобы дать жизнь новому потомству… Андрей слушал ее и улыбался.

— Вы что, не верите мне? — сердилась она. — Да вот угорь, например, наш речной. Он в северных реках живет бассейна Балтийского моря, а нерестится в Саргассовом море.

— Я не смеюсь, — виновато оправдывался Андрей. Он улыбался. Просто ему было всегда очень хорошо рядом с Линой и хотелось без конца слушать ее, без конца на нее смотреть, хотя в Лине, на взгляд других, не было ничего особенного. Девушка как девушка, не дурнушка, но и не красавица. Много таких жизнерадостных и голубоглазых живет на белом свете. Но Андрею казалось, что только у Лины такие ясные глаза, только у нее такие тонкие и в то же время сильные руки и гибкая, тренированная фигура спортсменки.

Познакомились они совершенно случайно на танцах в городском саду. Он проводил ее до дому. По дороге, слово за слово, разговорились. Андрей узнал, что Лине восемнадцать лет, что будет она учиться зимой на последнем курсе рыбопромышленного техникума, и мечтает выводить новые породы рыб, что живет она с дедом, родители ее погибли во время войны в Волгограде, где отец служил начальником порта, а мать диспетчером.