Мамед Ордубади - Подпольный Баку

— Объясни, куда мы идем? — спросил он Павла. — В типографию газеты «Каспий». Там мы встретимся с товарищем Козеренко.

— Он из Тифлиса?

— Нет, Козеренко местный, но он-то и познакомит нас с товарищами, приехавшими из Тифлиса,

— А не покажется ли подозрительным, если мы все четверо придем в типографию?

— Да, пожалуй, это будет неосторожно. Сделаем так: вы подождете меня у ворот типографии, а я найду Козеренко и поговорю с ним. Если он сочтет нужным, я позову и вас. Хотя, я почти уверен, он назначит нам встречу где-нибудь в другом месте.

Павел вошел в ворота типографии. Навстречу ему попался тучный азербайджанец с пышными усами и хитрыми, какими-то маслянистыми глазами. Оглядев Павла с головы до ног, он спросил вкрадчивым голосом:

— Кого ищешь, красавчик?

Необычное обращение заставило Павла насторожиться. После минутного колебания, он спросил:

— Скажите, вы здесь работаете?

— Я хозяин этой типографии, красавчик. Тебе нужна работа? Могу помочь. Мне как раз требуется рабочий для чистки печатных станков.

— Спасибо, я в работе не нуждаюсь. Окажите любезность, скажите, работает ли здесь человек по фамилии Козеренко?

— Работает.

— Как его увидеть?

— К сожалению, сейчас его нет. Он придет в типографию в четыре часа, так как нефтяные и биржевые новости начинают поступать к нам из редакции во второй половине дня.

— В таком случае прошу извинить за беспокойство.

— Не стоит извиняться, красавчик. Мне было приятно поболтать с таким симпатичным пареньком.

Павел был уже у ворот, когда хозяин типографии окликнул его:

— Может, ты скажешь мне, что у тебя за дело к Козеренко? Я увижу его вечером и все передам, а ты утром придешь за ответом.

— Благодарю вас за любезность, просто я хотел повидать земляка. Никаких дел у меня к нему нет.

— А почему ты не хочешь поработать у меня, красавчик?

— Я же сказал: есть у меня работа. Или я двужильный!?

С трудом отделавшись от словоохотливого толстяка, Павел вышел на улицу.

— Козеренко работает во второй смене, — сообщил он товарищам. — Что будем делать?

Посоветовавшись, решили пойти домой к Козеренко.

На их счастье тот оказался дома. Он рассказал, что приехавшие из Тифлиса товарищи, опасаясь слежки бакинской полиции, день тому назад были вынуждены покинуть город.

В доме Козеренко они познакомились с механиком завода Бенкендорфа Куклаевым и рабочими табачной фабрики Мирзабекянца — Татуташвили и Хачу.

Для Павла и его друзей это знакомство было очень кстати, ибо их политическому кружку нужны были грамотные, сознательные рабочие. Они поделились с новыми товарищами своими мыслями и планами.

Разговаривали долго. На прощание Козеренко передал Павлу две политические брошюры.

На улице Павел спросил друзей:

— Куда бы нам пойти, чтобы почитать это? У меня собираться нельзя, так как мой сосед по комнате не из тех, кто может держать язык за зубами. Образно говоря, он за тысячу рублей купит тайну и тут же перепродаст ее за три копейки, да и то не наличными, а в кредит.

Мамед уныло покачал головой.

— У меня тоже нельзя посидеть. Сами знаете, семья большая. Не дадут спокойно поговорить.

Айрапет предложил:

— Можно пойти к нам, но у нас небезопасно. Чуть ли не через день приходят с обыском полицейские. Дело в том, что в нашем дворе живут дашнаки, — из-за них приходится страдать всем соседям.

Аскер смотрел на друзей, хитро прищурившись и легонько ударяя себя пальцем по ноздре.

— Эх вы, заговорщики! — бросил он. — Чего носы повесили? Я знаю, куда пойти. Нам нужно спокойное местечко, где бы можно было без помех почитать, поговорить, поспорить. Такое место трудно найти в городе. Здесь даже уличные люки и окна домов смахивают на глаза полицейских. Но есть один дом, куда я и хочу повести вас. Там мы спокойно почитаем наши брошюрки и поспорим. В этом доме живут интересные люди.

— Кажется, ты опять хочешь пригласить нас в гости к себе в Маштаги? спросил Павел.

— Нет, Павлуша, в Маштаги я не собираюсь везти вас. Если бы мы сегодня поехали туда, то не успели бы вернуться к завтрашнему дню на работу.

— Куда же тогда?

— Я отвезу вас в Сабунчи. Там живет мой хороший знакомый, некто Сергей Васильевич, старый рабочий. И мысли его очень похожи на наши. Живет с женой и дочерью на тихой улочке. Познакомлю пас с этой семьей. К старику ходит много рабочих, читают такие же запрещенные книжки, какие я видел у тебя.

Предложение Аскера было принято. Но тут возникло новое препятствие: у них недоставало денег на поездку в Сабунчи и обратно.

Друзья решили, что Мамеду и Павлу придется возвратиться в город пешком или они займут немного денег на обратный путь у кого-нибудь из знакомых в Сабунчах.

У остановки конки на Телефонной улице собралась большая толпа, которая ежеминутно продолжала расти. В те годы в Баку вагоны конки ходили с большими перерывами.

В толпе были люди различных социальных прослоек и профессий, о чем красноречиво говорили их одежда и манера держаться. Стояли небольшими группами и оживленно разговаривали.

Высокий русский старик в соломенной, видавшей виды шляпе, в пикейной рубахе далеко не первой свежести, из разговора которого можно было заключить, что он работает в городской думе, вел беседу с тучным азербайджанцем в черной чухе и невысокой, приплюснутой папахе. Достав из кармана табакерку, он обильно набил серовато-зеленым порошком обе ноздри, чихнул несколько раз и снова обернулся к собеседнику:

— Теперь-то их хорошо приструнили!.. Это я вам говорю не от себя, слышал лично от городского головы. В центральной России и Польше бунтарям-рабочим всыпали как следует, натрепали уши так, что надолго запомнят. Уверяю вас, здесь они не посмеют выступить!..

Полный азербайджанец закурил чубук и, приблизив ухо чуть ли не к самому носу русского, спросил:

— А что пишет по этому поводу «Каспий»?

— Даю вам слово, я повторяю только то, что слышал лично от самого господина городского головы. Многие стачечники расстреляны, восемьсот человек отправлены в ссылку.

Толстый азербайджанец заметил:

— Надо бы наказать этому ублюдку, рябому Кадыру, читать мне каждый день газету «Каспий». Пятак — деньги немаленькие, зато человек благодаря газете узнает много интересных новостей. Вчера этот болван Кадыр является ко мне и говорит: «Хозяин, вот уже год, как мое жалованье стоит на месте!» Можно подумать, у жалованья есть колеса, или это — осел, который бредет по солнцепеку, а затем вдруг остановится.

Русский, пожав плечами, дал совет:

— В подобных случаях смутьянов надо тащить к приставу. Он их научит, как должно разговаривать с хозяином.

Другой русский, по виду почтовый чиновник, спрашивал у армянина, владельца мануфактурной лавочки:

— Ты слыхал о расстреле в Иваново-Вознесенске рабочей толпы в две тысячи человек?

— Понятия не имею. Я газет не читаю. Неужели в рабочих стреляли?.. Может, это сплетни?

— Достоверное известие! Мой сынок учится в Петербурге, Вчера получил от него письмо, оно и сейчас при мне.

О чем только ни говорили в толпе!

— Оба известные головорезы!.. Первый — Керим, сын иранского азербайджанца, второй — бакинец, из рода Ашурбековых. Сегодня они будут стреляться. Эх, красавцы-ребята, да сохранит их аллах от дурного глаза! Плохо будет тому, кто встанет на их пути…

— Возможно, они начали перестрелку вблизи конки, кондуктор бросил лошадей и сбежал…

— Однако хочу заметить дорогому братцу: дуэль Теймурбека тоже достойна восхищения. Клянусь могилой святого Гаджи Эйбата, он так ловко палил залюбоваться можно было…

— Вагон конки опять сошел с рельс. Не верю, чтобы его сегодня подняли.

— Не лошади, а клячи, сплошь покрыты струпьями, от них такая вонь, словно из нужника!…

— В Баку все может наладиться, только не конка. Члены городской думы нашли хороший способ набивать карманы.

— Э-э-эх! Каждый болтает то, что ему вздумается.

— Скажите, какой заступник нашелся! Все члены городской думы мошенники.

— Он потому защищает, что муж его тетки член городской думы.

— Ну, и что с того?… Подумаешь!… Член городской думы!… Невидаль какая!… На что он способен — этот твой член городской думы?!. Что он нам может сделать?!

— Да все что угодно! Даже жизнь отнять.

— Что?1. А ну, отойдите все!… Я всажу ему пулю в живот!…

— Городовой!… Городовой!…

Послышалось щелканье кнута, возвещающее о приближении вагона конки. У остановки начали налаживать очередь. Люди повеселели, оживились.

Наконец вдали показались лошади. Разговоры приняли иное направление:

— Что навалился на меня, некрещенный дьявол?

— Прадед твой был дьяволом!

— Гнусный тип!

— Заткнись, собачий сын!