Василий Песков - Земля за океаном

Что же еще сказать о дороге… Багаж у нас был не большой и не маленький – мешок пленки, аппараты и объективы, охапка карт и книжек-путеводителей, отглаженные костюмы в чехле. В багажнике мы держали коробку стирального порошка. Как все рядовые граждане США, устраивали дорожную постирушку. В мотелях для этого все приспособлено.

Заправка горючим в Америке – дело нехлопотливое. Бензоколонки теснятся возле дорог, подобно грибам опятам на пне. И каждая стремится возможно выше поднять над землей знак своей фирмы. Высоты Останкинской башни соревнователи вряд ли достигнут, но дело движется к этому. Использован каждый холмик, каждая горка, чтобы украсить Америку добротным светящимся знаком: «Эссо», «Мобил», «Тексако». Бензин в Америке не дешевый. В награду за то, что ты заправился тут, а не подался к соседу, тебе иногда что-нибудь дарят. К концу путешествия мы имели: три банки зеленого горошка, две книжки комиксов, ковбойский пистолет из сияющей жести, детскую прыгалку и сколотили целое пластмассовое состояние – две чашки, три вилки, ножик для резки фруктов, восемь стаканов разных размеров и пластмассовую копию енота панды, подаренную Вашингтону Пекином. Мы не знали, что делать с этим богатством, и на колонке в Западной Вирджинии осчастливили семилетнего рыжего мальчугана, помогавшего отцу.

Есть и еще средства заманить человека к своей колонке: бесплатное обслуживание автомобиля – протереть стекла, проверить уровень масла, давление в шинах… И – улыбайтесь сколько хотите – хорошо оборудованный туалет.

В Америке примерно шесть миллионов километров автомобильных дорог. Мы проехали сущую малость. Но этот отрезок вполне подходящий, чтобы пополнить статистику происшествий. Однако грустный Христос на дорожном плакате: «Я о вас думаю!» – о нашей машине тоже, как видно, думал. Через тридцать дней мы встретили Юлю на том же месте, где расставались. – Ребята, вернулись…

Слезы тут были к месту, и Юля их не скрывала.

На память о путешествии мы прочертили зеленый маршрут по картам. По этой причине сейчас, когда дело дошло до работы уже за столом, можно позволить роскошь: одну из карт использовать вроде скатерти. Стакан с крепким чаем стоит на ней в районе Великих озер. Листы бумаги лежат на самом большом из штатов – Техасе. Плошка с карандашами накрыла донышком штат Вашингтон. Не путайте два Вашингтона. Город Вашингтон и штат Вашингтон – это крайние точки Америки. Столица – это восток. А штат – это крайний северо-запад. Отсюда рукой подать до Камчатки. Кстати сказать, западный берег Америки первыми обживали русские зверобои.

Что же вспоминаешь сейчас, обращая мысленно карту в земные пространства? Повторимся: главное впечатление – необъятность этой страны. Кроме близких нашему сердцу родных просторов, на земле нет государства, где бы так же далеко друг от друга стояли границы востока и запада, юга и севера. Пространства земли, рельеф, климат на характер людей влияют очень заметно. Полетите из Одессы в Эстонию – вы поразитесь различию темперамента. Итальянскую говорливость сменит скандинавская сдержанность, почти холодность. Надо полагать, именно тут кроется «сходство в характерах русских и американцев», о котором очень охотно говорят те и другие. И каждая сторона находит, пожалуй, что-то лестное в этой похожести. Великий американец Уитмен прямо говорил, что сходство это суть влияние пространств, которые надо обжить, принося жертвы и празднуя победы. Общение с американцами, знакомство с географией, историей и житейские наблюдения эту мысль подтверждают. Но у сходства есть, конечно, границы. Скажем больше, при близком знакомстве видишь, как внешнее сходство характеров заслоняют различия глубокие и серьезные. В наше время первородное влияние земли на людей сокращается. Люди вырастают среди людей, а эта среда «там» и «у нас» совершенно различна. Примеров сколько угодно. Сошлемся на то, что было недавно и у всех на виду. Фишер! Кому понравится сходство? Или столь же заметный Спиц. После олимпийского пьедестала парень пошел торговать славой. Он заявил, что Фишер для него образец добывания денег. Два этих яблока вырастали в одном саду…

Вернемся, однако, к земле. Похожа она на нашу? Временами казалось: очень похожа. В штате Висконсин, припавшем с запада к озеру Мичиган, мы воскликнули: ну это же Тульская область! Чуть-чуть всхолмленные земли, лощины, лески в лощинах, стада коров, строения на пригорках. И даже запахи трав были чем-то похожи. А восточней, между Мичиганом и озером Эри, была Кубань. Ровная, жаркая, со шпалерами виноградников, с птицами, сидящими на столбах.

От Висконсина на запад потянулось подстепье. Островки лесов поредели и постепенно исчезли совсем. Стайки деревьев ютились теперь лишь около ферм. И сами фермы с серебристого цвета силосной башней, домиком под деревьями, с закромами из металлической сетки для кукурузных початков уже не частыми хуторками темнели в степи, а разбрелись по пространству, подобно коровам без пастуха. Километров шесть или восемь надо проехать фермеру, чтобы побывать в гостях у соседа.

Дальше на запад степь постепенно ширится и дичает. Полосы пашен встречаются реже, уступая место просторным пастбищам. Фермы, совсем уже редкие, попрятались в балочки. Деревья стали приземисты и походили уже на кустарник. Единственной открытой глазу постройкой были тут сиротливые ветрячки. Не слишком высокие, они все же исправно вертелись – ветра тут было вдоволь. Из тёмных глубин ветряки добывают для коров воду. Висконсин, лежащий у людных индустриальных мест, держит молочных коров. Тут же ходят мясные стада.

Степные дикие травы цвели у дороги. То и дело справа и слева белели пчелиные пасеки. Казалось, прямо с машины небрежно накидали в траву ульи. Не слишком обильная химизация этих земель щадила пчел. И они работали тут вовсю.

Признаемся, наша «торино» нанесла пчеловодству Америки некий урон, небольшой, правда. Мотор начал греться. И на ближайшей колонке нам сразу назвали причину:

– Вот посмотрите…

Весь радиатор залеплен был комарами, козявками, бабочками, но главным образом пчелами. Вдох пылесоса, и радиатор стал чистым.

– Обычное дело в наших местах, – сказал парень, очищая ветровое стекло от желтых медовых потеков.

За небольшую плату впереди радиатора нам повесили сетку-экран. Это сберегало мотор, но пчелам, пересекавшим дорогу в Южной Дакоте, от этого легче не стало…

Восток Дакоты напоминает наше Придонье. Выпуская залетевшего в машину шмеля, мы вышли полежать на земле. Придонье!.. Блестели слегка пригнутые ветром травы. Парили птицы в просторном небе. И пахнуло… донником. Мы нашли эту травку с бисером желтых цветов. На Дону пахучий подсушенный донник добавляют в табак… Известно, запах сильнее всего пробуждает воспоминания. И в этот день нам казалось, что едем мы по знакомым местам и вот сейчас за той горбиной дороги сверкнет на солнце донская вода.

И вода в самом деле сверкнула. Но река называлась не Дон, а Миссури. На одном берегу работал желтый бульдозер. На другом – ходили две черные лошади. Река текла в глинистых берегах и была неприветливо-диковата. Ни ветлы, ни тальника в пойме, ни даже осоки. Тревожная рябь морщила воду, вызывая в памяти полотно Остроухова «Сиверко». Стайка уток низко пронеслась над желтоватой водой. Серый кулик клювом, похожим на шильце, тыкал в пенистый мусор, принесенный рекой на отмель. Мост… И мы уже едем в другой географической зоне Америки. Миссури – это граница Среднего Запада и Запада Дальнего. Полагают, сама природа считает эту границу законной и после Миссури резко меняет свой облик. Так, пожалуй, оно и есть. Сразу после моста мы увидели: едем по дикой земле. Пашни исчезли. Насколько хватал глаз, тянулась голая степь. Целина. Если землю где-нибудь распахали, то затем лишь, чтобы посеять траву для пастбищ, фермы исчезли. Зато появились ранчо. Это пастбища. Прямо возле дороги стоят грубо сколоченные из бревен ворота. Сверху на них прибито седло и вывески: «Ранчо „Одинокий койот“, „Ранчо „Бычий глаз“… Ворота закрыты. Проселочная дорога от них убегает за горизонт. Всадник около стада. И где-нибудь в травяных дебрях, в лощине ютится маленький домик. Хозяин ранчо нередко живет где-нибудь в шумном месте Америки, нередко владеет заводом или делает крупные деньги иным каким способом. Нередко это миллионер. Ранчо тоже дает ему деньги. Но хозяин изредка сюда наезжает. Наезжает не только для ревизии стада и объяснения с конными пастухами. Хозяин сам садится на лошадь, щеголяет в линялых, изодранных джинсах, в ковбойской шляпе, сам готовит еду, стреляет койотов. Это некое „приобщение к земле“. Связь с землей некогда была крепкой. Сейчас большие города всосали не только владельцев мелких ферм и ранчо. Приходят в упадок коллективные поселения сельских районов – городки с числом жителей в сотню-другую. Однако тяга к земле у людей остается. Утолить эту страсть по карману только богатому. На ранчо владелец приезжает „стряхнуть с себя город“, подышать неиспорченным воздухом, «побыть прежним американцем“. Иметь ранчо – дело престижа. Миллионер, правда, купит ранчо не в Дакоте, а далеко южнее по сгибу карты – в Техасе. Там земли жирнее и, стало быть, скот жирнее. И вообще – Техас не Дакота.