Посторонний человек. Урод. Белый аист - Людмила Георгиевна Молчанова

Но я пропустил ее последние слова мимо ушей, не поддался на удочку, понимая, что Натка хочет расстроить нашу дружбу.

— А потом, как только подтянешься, мы поручим тебе общественную работу. Может, выберем в санитарную комиссию или в редколлегию, а потом заявление подашь в отряд. Хорошо? А с Синичкиным у нас будет иной разговор. Вызовут его отца на родительский комитет и пристыдят за плохое воспитание своего сына...

Больше поговорить нам с Наткой так и не удалось. Гурик все же не вытерпел, подобрался и сразу же, как только отошла Натка, спросил, что она мне напевала. Я не хотел было рассказывать, но он подтолкнул меня локтем и кивнул головой в сторону класса.

— Смотри, смеются.

Я посмотрел и увидел, что Натка стоит с Петей Тарасовым и оба чему-то улыбаются. Определенно, они смеялись надо мной; и не только они одни, но и Гурик расхохотался, когда узнал о нашем разговоре.

— Подумаешь! — дернул он носом. — Чей обрадовала! Обещала помочь! Избрать в редколлегию! Вот если бы она каждый раз за тебя уроки готовила!.. Не советую я тебе связываться с Наткой. Затянет в такую кашу, что не расхлебаешь потом. Сам знаешь, как хорошие ученики: все время должны подтягиваться да подтягиваться, все время ходить по струнке, участвовать во всех кружках, собирать металлолом... Да разве мало им нагрузок? И будешь ты целыми днями и ночами корпеть над учебниками, будешь тратить свое здоровье на какие-то несчастные задачки. А потом, ведь все равно дальше троек не уедешь и придется глазами хлопать. Но — дело твое! Я тебе желаю только добра! Ты не дурак, не первоклассник, думай сам...

И я начал думать. Целых два последних урока думал, чуть голова не разболелась. То мне казалось, что Натка права и нужно поступить только так, как советует она. Но посмотрю на Гурика и опять все мысли перепутаются. Разве найдется такой другой товарищ? Я перебрал в уме всех наших ребят и, конечно, лучше Гурика никого не было. Наконец я замучился совсем, махнул рукой и решил: пусть останется все по-старому. Только вот с Софьей Ивановной не мешало бы поговорить по душам, попросить, чтобы не вызывала мать перед праздником в школу, не портила ей настроения.

После занятий мне пришлось порядком поторчать возле учительской, пока не послышался знакомый скрип ботинок и не вышла Софья Ивановна. Она увидела меня, удивилась и спросила, почему я до сих пор в школе. Я ответил, что хочу с ней поговорить об одном очень важном деле.

— Давай потолкуем по дороге домой, — согласилась Софья Ивановна. — Кстати, и мешать нам никто не будет.

Тут она попросила помочь ей нести тетради, и я, конечно, не отказался.

Мы не спеша вышли из школы, немного постояли на крыльце. Очень красиво в этот вечер было на улице. Выпал первый снег. Казалось, каждая снежинка искрилась и как-то по-особенному сверкала при свете уличных фонарей. Софья Ивановна поправила на голове шляпку, осторожно сошла с высоких ступенек.

— А теперь, Юра, я тебя слушаю. Можешь говорить о своем важном деле. Только уговор, — не беги быстро,— попросила она.

Я обо всем рассказал Софье Ивановне, как посоветовала мне Натка. Выслушав, она долго-долго молчала.

— Так, так, — наконец произнесла она. — Очень разумно решил — не портить маме праздник. Я понимаю. Только...— тут Софья Ивановна замолчала, опять подумала.—

А если я не вызову твою маму, а ты возьмешь и подведешь меня. А потом мне опять придется краснеть перед всеми на педсовете.

Я стал уверять, что краснеть ей за меня больше не придется, а если так случится, то пусть она меня считает самым распоследним человеком. Пусть никогда не разговаривает, даже не вызывает к доске, а сразу ставит двойки. Тогда я уйду из школы, устроюсь куда-нибудь на работу, ну хотя бы дворником.

Софья Ивановна рассмеялась, заверила, что дворников пока достаточно, а мне куда полезнее сидеть за партой, чем размахивать метлой.

— Хорошо. Я пока не стану вызывать твою маму, Юра. Поверю тебе.

И с души моей точно камень свалился. Приятно говорить с человеком, который понимает тебя! Я проводил Софью Ивановну до самого дома — большого, трехэтажного, который стоит на углу проспекта.

Как мы нашли Бродягу

После октябрьских праздников мама еще долго ходила как именинница. Прошло две недели, а она все не могла забыть, как ее на городском вечере, во Дворце награждали почетной грамотой. Прямо уши прожужжала всем.

Подумаешь, грамота! Вот деньги, которые мама получила в премию за свои астры, другое дело. Куда интереснее! Только мама, как получила их, так и спрятала. Решила купить что-нибудь полезное и нужное. Но одной решить, конечно, очень трудно — ведь много есть полезных и нужных вещей. Мама посоветовалась с нами и бабушкой Селивановой. А у меня уже были на примете нужные вещи. С давних пор хотелось мне заиметь велосипед и приемник.

На велосипеде ведь, в конце-концов, и мама могла бы ездить к себе на работу. Но о покупке велосипеда она не стала и слушать, лишь рассмеялась. Ну что же, в таком случае радиоприемник — тоже вещь нужная. И опять мама подумала, подумала и отказала. Она считала, что для того, чтобы знать все новости и слушать концерты, нам пока вполне достаточно репродуктора, который висел на стене и отчаянно хрипел. Тогда я разозлился и сказал — пусть покупает что угодно, хоть слона, и больше не спрашивает моего совета!

Неизвестно, что взбрело бы в голову маме, но тут подоспела бабушка Селиванова и стала настаивать, чтобы мама не раздумывала, а купила нам с Лилькой валенки. Мама послушалась и с утра в выходной день собралась пойти по магазинам. Бабушка Селиванова отправилась тоже с ней — боялась, как бы мама не истратила деньги на что-нибудь другое.

Мы с Лилькой остались дома. Я готовился к контрольной по русскому языку. После разговора с Софьей Ивановной я твердо надумал взяться за дело и раз навсегда покончить с этими разнесчастными двойками. Лилька боялась помешать мне и смирно сидела в уголке под фикусом со своими куклами.

Все шло отлично, но вдруг в прихожей кто-то громко затопал, потом приоткрылась наша дверь, показалось яркое кашне, и